зверек, которого обнаружили в его укрытии. Но она оставалась неподвижной как статуя. Когда он подошел к ней вплотную, она опустила руки и смотрела на него, как будто притягивая к себе взглядом светло-зеленых глаз. Кожа ее была розовее яблоневого цвета. Девушка была так прекрасна, что Арман с трудом заставил себя заговорить с ней — ему хотелось молча созерцать ее светлую красоту.
— Мадемуазель… — начал он с запинкой, подумав вдруг, что она, может быть, не понимает французского. — Мадемуазель, простите, если я потревожил вас.
Она улыбнулась.
— Я испугал вас… — сказал он извиняющимся тоном.
— Немножко. Я подумала, что вы немец.
— Нет, я француз. Парижанин. Я подумал, что это вы — немка.
— Нет, я из Эльзаса. У нас все девушки белокурые. — Она улыбнулась ему и спросила: — Что вы делаете на этом поле?
— Это мое поле. А вы что здесь делаете? Нанялись собирать цветы?
— Я? — Ее смех прозвенел словно птичья трель. — Нет, месье, я не крестьянка. Я не знала, что это ваше поле — цветы заманили меня. Я тоже приехала из Парижа.
Его сжигало желание обнять ее, прижать к себе, но вместо этого он задал нелепый вопрос: — Вы здесь по делу?
— Да, — серьезно ответила она, — по делу. А вы кто?
— Арман Жолонэй. — Она отпрянула от него. — «Боже мой, подумал он, — что она обо мне слышала?»
— Духи Жолонэй!
Он кивнул, замирая от страха. Что она знает? Что она скажет?
— Я обожаю ваши духи! Вы великий человек!
Он почувствовал такое облегчение, что неожиданно для самого себя громко рассмеялся и никак не мог остановиться. Она тоже засмеялась, ее смех звенел как светлый ручей, бегущий по камушкам.
Когда они оба успокоились, девушка сказала, глядя на Армана веселыми ясными глазами:
— Мне подарили первый флакон «Души» в 1937, когда я впервые приехала в Париж. Я даже не решилась сразу их открыть — такой красивый флакон у ваших духов. Ну, а когда открыла, запах меня просто зачаровал. Подарил мне их мужчина, который хотел меня соблазнить. Ну, он добился своего, но через неделю я поняла, что он пустышка, тело без души. Тогда я ему сказала: «Ты мне подарил «Душу», а у тебя души-то и нет. Ты просто машина для любви. Духи мне нравятся, а ты нет». И я, оставив себе духи, распрощалась с ним.
Он был поражен ее детской откровенностью. Обычно ему было неприятно слышать от женщины о ее прежних романах, но простодушие Анны только усилило его интерес к ней.
Он шел рядом, срывая для нее цветы; она то и дело погружала лицо в букет и рассказывала ему о себе. Ее звали Анна, Анна Ларбо, родилась она в Эльзасе. В ее речи ясно слышался акцент и интонации немецкого языка.
— Я приехала в Париж, чтобы стать манекенщицей, — смеясь, сообщила она. — Дурочка! Я была недостаточно красива…
— Вы очень красивы, — возразил Арман. «Губительно красива», — подумал он.
Она продолжала, как будто не слыша его слов:
— Сначала я работала у Чьяпарелли, позировала для моделей мод, но не имела особого успеха, мне, видите ли, недоставало тайны, отчужденности, ну, чего там еще…
— И слава Богу!
Глаза ее весело заблестели, она громко рассмеялась, по-детски раскрыв рот. За раскрывшимися губами он увидел чудесные зубы и дразнящий язык. — Анна! — вскричал он, задыхаясь.
Ее смех замер, она неподвижно стояла перед ним, удивленно подняв брови, с охапкой цветов в руках; он тоже держал большой букет; не выпуская его из рук, он наклонился и поцеловал ее. Губы ее были нежны, как цветочные лепестки. Она улыбнулась и разжала руки, уронив цветы. Он тоже выпустил из рук свой букет, и они оба были осыпаны мелкими голубыми цветами. Ее смех снова взвился ликующей трелью.
Они пошли в город молча, рука в руке. Купили в магазине фруктов, хлеба, сыра, вина и вернулись на поле. Арман разложил все на земле и лег, вытянувшись и опираясь на локти.
Она смотрела на него, щурясь от солнечного света, и первая нарушила молчание: — Мне нравится ваше лицо. Вы вольный человек. Франция оккупирована, а вы свободны.
Не глядя на нее, он снял пиджак и галстук. — Рубашку тоже, — сказала она, расстегивая тонкими пальцами ряд пуговичек на своем платье.
Арман бросился на землю рядом с ней, и она раскрыла ему объятия. Она притянула его к себе, коснулась языком его груди и стала нежно лизать ее, поднимаясь к шее, потом от подбородка к губам, прильнула нежным ртом к его губам и страстно поцеловала. Сдернув вниз платье, она прижала его голову к своей груди.
Арман обонял ее запах — слабый мускусный запах пота и лаванды. Он сорвал с нее одежду, и она изогнулась дугой ему навстречу, тихо вскрикивая, пока он входил в нее. Глаза ее были закрыты, вокруг увлажнившегося лица разметались белокурые волосы. Арман, возбужденный усилившимся ароматом ее тела и призывными криками, быстро кончил.
Отделившись от нее, он прошептал извиняющимся тоном: — Я поторопился.
— Но у нас есть время, — прошептала Анна с сияющей улыбкой.
Они лежали обнаженные в солнечном свете, счастливые и умиротворенные.
— Как вы попали сюда? — прошептал наконец Арман. — Как вы нашли меня?
В ответ прозвучал нежный смешок: — Но ведь это вы нашли меня. Вы так уставились на меня, что я даже испугалась.
Он целовал ее обнаженные руки, вспоминая, как Анна обвила ими себя. — Как вы попали сюда? — снова спросил он.
— Из Парижа. Я бежала оттуда.
— Вы в Грасе нелегально?
— Да. Я спряталась в багажном вагоне и соскочила на ходу. Ушибла лодыжку, доковыляла до зарослей и спряталась.
— Бедный ангел!
— Почему бедный? Я вырвалась на свободу! — воскликнула она с ликующей улыбкой. — Потом добралась до Граса. Здесь никому дела нет, откуда я взялась. Им все равно — хоть с неба упала, хоть с дерева слезла. Никаких вопросов. Они знают, что я беженка, но никто меня не выдаст. — Она говорила с убежденностью ребенка, знающего, что его любят.
«Чему тут удивляться, — подумал Арман, — конечно, она в этом городке сразу всех обворожила».
— По вечерам я работаю в таверне. И живу там в комнатке на втором этаже. Вы придете вечером?
— Конечно, — сказал Арман. После первого поцелуя он был в ее власти.
После того как она закончила работу, они пили коньяк, сидя за столиком в таверне. Хозяин таверны знал Армана, регулярно приезжавшего в Грас. Арман решил не обострять с ним отношений, ночуя в комнатке Анны наверху. Он запасся ключом от входной двери гостиницы, и около полуночи они прошли мимо спящего портье и поднялись в комнату Армана. Всю ночь они не спали, занимаясь любовью, разговаривая, лежа рядом в молчании. Тела их тянулись друг к другу естественно и неудержимо — Арман не испытывал ничего подобного в своей жизни. Когда они отрывались друг от друга, неудержимым потоком лились слова. К рассвету Арман чувствовал, что он знает об Анне все и она близка ему, как ни одна из женщин.
Утром он связался с Парижем и сообщил, что задержится на пять дней, сославшись на неотложные дела. На самом деле он отменил все деловые встречи и все время проводил с Анной.
В ее выходной они поехали в Ниццу и бродили по пляжу, собирая раковины. Она рассказала ему о
