страшно. Она не хотела показать этой слабости ни Нику Бенедетти, ни Дону Гаррисону — мужчины склонны пользоваться слабостями женщин.
Сзади послышались шаги. Что если этот прохожий нападет на нее в темной аллее…
«Не думай об этом, — приказала она себе. — Вспомни про эликсир тигра».
Перед нею проплыло лицо Чандры. До сих пор она не примирилась с этой потерей. Жизнь подарила ей чудесного друга, рядом с ним Ви всегда была энергичной, верящей, честной.
Она подумала о встрече с Ником Бенедетти, и впервые со дня ее крушения ей пришло в голову, а надо ли вступать в битву? Может быть, просто примириться с поражением? Не начинать эту скверную дуэль с сестрой? Фехтование — прекрасный вид спорта, но хороши ли дуэли в жизни?
Фехтованию научил ее Юбер, потом она продолжала заниматься в клубе и достигла такого мастерства, что встречалась на поединках не только с женщинами, но и с мужчинами своего клуба.
Шаги приближались. Она напряглась и чуть замедлила шаг. Ее обогнала молодая женщина — в свободном жакете, руки в карманах. «Она моложе меня и не боится, — подумала Ви, — и я не должна».
Она вернулась к прерванному течению мыслей. Начинать ли ей сражение с сестрой? Всю жизнь Марти сражалась против Ви, теперь Ви хочет напасть на нее. «Хочу ли я этого? — думала Ви. — Да, хочу, если буду уверена в победе. В победе над «Мотеком»? Если я не начну битву, что остается? Наняться на работу? А может быть, окажется, что формула Армана — «жидкий динамит»? Или Джош Маннинг сотворит для меня чудо?»
Подойдя к своему дому, Ви достала ключи из бокового кармана сумочки. Улица была безлюдна, чернели силуэты деревьев. Недалеко от ее дома стоял большой блестящий «роллс-ройс». Символ роскоши, король автомобилей. На миг душу Ви пронзило сожаление о ее чудесной квартире в центре Нью-Йорка, богатой и изысканно обставленной.
Дверца автомобиля была открыта; раздался тихий голос: — Ви… Ви…
Она замерла у дверей своего дома с ключом в руке — мучительно знакомый голос, за шестнадцать лет не стершийся в ее памяти.
Юбер Монтальмон вышел из машины; в свете уличного фонаря он выглядел таким же обаятельным и романтичным как в дни их любви, много лет назад. У нее перехватило дыхание.
— Ви, ты прекрасна, как прежде… — сказал он, ступив к ней, но ее жалобный возглас остановил его: — Не надо, пожалуйста!
— Разве мы не можем поговорить? Совсем недолго!
«Почему бы нет? — подумала она в полном смятении. — Что это такое? Он приехал снова сделать ей предложение? Нет, она не позовет его в свой дом».
— Пожалуйста, сядь в машину. Мы поедем, куда ты скажешь, и поговорим в ресторане.
В ресторане? Она вспомнила их обеды, букеты цветов, свечи и золотое вино в кубках. Голова закружилась, и Ви пролепетала как во сне. — Нет, доро… — и, не окончив слова, пришла в себя. Но он услышал, взял ее пальцы и поднес к губам, страстно глядя на нее.
— Куда-нибудь, дорогая… Как скажешь.
Ей хотелось прижаться к нему, вдохнуть навсегда памятный запах его кожи, но она взяла себя в руки, отступила на шаг и спокойно сказала: — Здесь поблизости есть ночное кафе-эспрессо…
Они сидели за столиком, и каждый не в силах был оторвать взгляда от любимого лица. Ви ждала, что он расскажет, объяснит то, что было так давно, но еще не отболело, надеялась, что сможет его простить, и они начнут все сначала. Она сама не знала, чего ждала, на что надеялась. Но говорить должен был он, а он молчал.
Юбер сидел напротив прекрасной женщины, которую он так сильно любил и которую вынужден был жестоко предать. Другого выхода не было. Он узнал о злом деле отца только после того, как оно свершилось. Знает ли теперь она? Наверное, не знает, и он не будет ее спрашивать.
Разговор будет не о погубленной любви, а о бизнесе. Фирма «Монтальмон» так и не открыла филиала в Америке и продавала свои товары через посредников. Сейчас Юбер был президентом фирмы. Одряхлевший девяностолетний Анри не мог ему противодействовать, и он задумал возместить Ви зло, причиненное ей его отцом. Услышав о продаже «Джолэй» об отставке Ви и ее затруднениях, он счел момент самым подходящим.
Юбер отвел взгляд от лица Ви, откашлялся и заговорил: — Мы запланировали создание в Америке филиала фирмы Монтальмонов, с широкой автономией. Вы — самая подходящая кандидатура на пост директора, Ви.
— Как говорят французы, это deja vue[18].
— Нет, это не то же самое. Другое время, другое предложение.
— Да, конечно, — отозвалась Ви мрачно. Тогда она отказалась, сознавая свою силу, теперь, откажется она или согласится, это будет из слабости. Она понимала, что он предлагает ей помощь из жалости. — Я не нуждаюсь в милостыне, — сказала она твердо. — Монтальмоны и Жолонэй — соперники. Если один из них терпит поражение, другой не должен унижать его жалостью.
— Вы так же горды, как и прекрасны, Ви. Я вовсе не собираюсь оказывать вам милости. Это бизнес, и мы с вами деловые люди. Я хочу, чтобы наш американский филиал развивался успешно и процветал. Для этого я должен найти человека, в которого верю, которым восхищаюсь и на которого могу положиться. Вы — идеальная для меня кандидатура, Ви.
Она все еще глядела на него с сомнением. — Признаюсь, — продолжал он, — что решил предложить вам это, услышав о вашем положении. Я подумал, что теперь вы, возможно, согласитесь. Подумайте об этом, Ви. Мы оба получим выгоду. И вы будете совершенно самостоятельны.
— И я смогу начать новую линию мужских одеколонов?
— Замечательная мысль! Конечно. Вы получите на организацию этого дела десять миллионов, а потом еще пятнадцать, если понадобится.
— Это большая сумма, — заметила она, понимая что с таким сильным финансовым обеспечением любой продукт будет иметь успех на рынке. Не надо чего-то «революционного», не надо ни «чуда», ни «жидкого динамита»; выход — наняться на работу. Но она все же уклонялась от окончательного ответа. — Я никогда не хотела работать по найму. Поэтому я отказалась войти в «Мотек». Если я соглашусь работать для кого-то, я должна полностью ему доверять.
— Но мы хорошо знаем друг друга.
— Так ли? Ведь между нами уже произошло однажды нарушение договора.
Он взял ее за руку — у нее не было сил отдернуть ее.
— Если б я тогда вернулся через месяц, что бы вы мне ответили?
— Не знаю, — прошептала она.
— Вот видите, — сказал он горестно. — Вы не любили меня.
Она смотрела на него и чувствовала, как больно ноют, казалось уже зажившие, душевные раны. Она не стала рассказывать, как, встретившись с ним в Париже, отменила все деловые встречи и бежала от призрака любви. Тогда бизнес отступил перед любовью. Но все эти годы она отдавала свои силы работе и черпала в ней удовлетворение. Особенно после смерти отца, когда она создала свою маленькую империю.
— Я любила вас, — твердо сказала Ви, — но я не вышла бы за вас замуж. — Его лицо исказила боль. — Забудем старое. Наша любовная дуэль кончилась.
— Не уверен, — тихо ответил он.
Юбер проводил ее до дома и у дверей напомнил о своем предложении. О любви он больше не говорил.
— Мне нужно время подумать.
— А это разве не повторение? — грустно улыбнулся он. — Я улетаю из Нью-Йорка завтра. Вернусь через две недели и приду узнать ваше решение.
— Нет. Почерк времени изменился. Оставьте мне номер вашего телефона, и я позвоню.
Он записал и наклонился к ней: — Можно мне вас поцеловать?
Она посмотрела на него и отвернулась. Входя в свою квартиру, она тихо сказала: — Я позвоню вам.
