густой, сладковатый дым, тянущийся из небольшой ложбинки, куда талашкаланцы побросали тела убитых во вчерашней стычке. Туземные союзники готовили себе завтрак. Отряд тескоканцев, не иначе науськанных самим Куаутемоком, разрушил мост через небольшую речушку и встал боевыми порядками на том берегу. Несколько залпов из аркебуз и арбалетов, несколько поваленных и очищенных от ветвей стволов — и вот отряд уже на территории, подчиненной Тескоко.
Талашкаланцы сейчас же принялись за военный разбой. Впрочем, все селения были покинуты жителями, а некоторые из местных, отловленных по кустам вокруг деревень, рассказали, что неподалеку, между двух холмов, устроена большая засада. Но сражения не получилось. Либо из страха пред талашкаланцами, число коих было очень велико, либо потому, что отношения Тескоко и Мешико складывались не лучшим образом, вражеские отряды растворились в лесу, оставив после себя многие тела лежащих при смерти. В этих краях все еще свирепствовала болезнь, хотя на большей территории мешикам и подвластным им народам как-то удалось, хвала Сеньору Нашему Иисусу Христу, справиться с напастью.
Ах, вот в чем причина такой ранней побудки, подумал Ромка, увидев, что Кортес и несколько офицеров окружили капитана разведчиков, невысокого чернявого мужчину, юркого, как горностай.
— Без охраны, все знатные. Без оружия, в руках золотое знамя, — услышал он, приближаясь.
— А армия за ними по кустам не ползет? — прищурившись, спросил Альварадо.
— Я оставил людей у дороги, если что-то заметят, подадут сигнал. Да и к чему тогда знатных посылать? Ведь они первыми падут, если что. Обошлись бы мелкотравчатым касиком при десятке рабов с подарками.
— И то верно, — сказал Кортес. — Готовимся к встрече. Дон Рамон! — обрадовался он, завидев Ромку. — Отберите из своих людей пару дюжин с не слишком помятыми ото сна лицами и выстройте их в две. Нет, лучше пусть встанут подальше. Вот там, под деревьями, а мой стул поставьте на том холмике.
Через пять минут все было исполнено. Кортес восседал на привезенном из Испании резном стуле, который все уже давно величали троном. Капитаны подбоченясь собрались вокруг. Караул зевал в кулаки в полудюжине шагов позади.
На дорогу из-за поворота вывернуло посольство. Судя по одеждам и знамени, это действительно были высшие чины Тескоко. Несколько талашкаланцев с длинными копьями остановили их на дальних подступах и бегло, но внимательно досмотрели. Оружия под длинными одеждами не нашли. Пропустили. Тескоканцы в знак мира склонили свое золотое знамя, кланяясь, приблизились к трону и один из них заговорил:
— Малинче! Коанакочцин, сеньор Тескоко, наш повелитель, просит тебя о дружбе. Пусть братья твои и талашкаланцы больше не разоряют полей и селений, а, наоборот, поселятся среди нас, и мы снабдим их всем необходимым. В знак мира прими это золотое знамя и подарки. А что касается нападений на перевале, то совершили их не мы, а мешики.
Старая песня, подумал Ромка, все касики, после того как отведывали испанской стали, начинали рассказ о том, как их поработили коварные мешики и заставили себе служить; и что они иначе никогда бы… А в «Ночь печали», почувствовав слабость конкистадоров, обращали против них оружие. И Тескоко был в числе тех городов.
Кортес тоже это наверняка понимал, но стремительно поднялся с трона и в своей обычной манере крепко обнял касика. Тот трепыхнулся в жилистых объятиях и затих.
— Повелеваю немедленно прекратить всякий грабеж, — обернулся он к переводчику. Тот громко и внятно перевел слова капитан-генерала.
— А дальше не переводи, — пробормотал он. — Фуражировку не прекращать.
Один из касиков, помощник главного военачальника Талашкалы Шикотенкатля Молодого, побежал к лагерю передавать слова предводителя. Потом начались долгие заверения в мире и дружбе, обмен подарками, большинство из которых были приобретены у мешиков или захвачены у них же как трофеи. Расшаркивания, поклоны, прочая дипломатическая канитель. При этом все конкистадоры напряженно вглядывались поверх деревьев, не появится ли в небе столб черного дыма, говорящий о приближении крупных сил. Но он так и не появился.
Испанцы, оставив небольшой отряд из солдат послабее дожидаться и собирать в армию рыскающие по округе отряды талашкаланцев, двинулись к городу. Касики шли около стремени Кортеса, время от времени жалуясь ему на злобу и жадность мешиков, а за ними держались арбалетчики. В случае засады правители Тескоко должны были погибнуть первыми.
Стена города была не так высока, как в Чоуле или Семпоале, не говоря уж о самом Мешико, но значительно выше укреплений Шаласинго. Кортес приказал остановиться прямо в поле перед воротами и собрал капитанов на совет.
— Любезные сеньоры, перед нами лежит город. Войти в него — значит оказаться запертыми в стенах. Не войти — ворота могут закрыться, и тогда придется идти на штурм.
— Я думаю, лучше подождать, — сказал рассудительный де Олид. — К утру соберутся наши талашкаланцы и, даже если город настроен к нам враждебно, не оставят от него камня на камне.
— Потери союзников могут быть слишком велики, — ответил Сандоваль. — Пиррова победа. — Он кивнул Ромке, от которого когда-то услышал про эпирского царя.
— Я согласен с доном Гонсало. Вон там из открытых ворот уже выносят столы с угощением, значит, думают, что мы заночуем в чистом поле. А вдруг ждут подкрепления? Ведь неизвестно, куда подевалась та армия, может, ушла, а может, притаилась и ждет. Да и подход отрядов из Мешико исключить нельзя. Я бы предпочел встретить этого врага, сидя за какими-никакими, а стенами, — сказал Ромка.
— Согласен! — вскричал горячий Альварадо.
Флорентиец с Месой кивнули. Берналь Диас развел руками: мол, вполне устраивает.
— Так тому и быть, — подытожил Кортес.
Он открыл глаза, ощутив в животе мучительную боль. Совесть, до того спавшая, вцепилась в его внутренности почище проглоченного хоря. Он откинул пропотевшую простынку и спустил ноги на каменный пол.
— Дорогой, что случилось? — раздался мелодичный женский голос.
— Надо идти. Там мой друг. Он может быть в опасности, — ответил Мирослав, не оборачиваясь.
— А как он обходился без тебя раньше? — спросила женщина.
— Он чуть не погиб, — ответил воин. — И сейчас может быть в большой опасности.
— Ну пожалуйста. Один-два дня ничего не решают.
— Сейчас все решает каждая секунда. Мне надо идти.
Светлая мускулистая рука мягко отстранила смуглую женскую. Мирослав натянул штаны, накинул рубаху и стал быстро рассовывать по карманам нехитрое имущество. Состоящее в основном из колюще- режущих предметов.
Марина грациозно поднялась с кровати и приблизилась к нему, обняла сзади за шею. Поцеловала за ухом. Воин повел плечами, как лошадь, отгоняющая овода, отстранился. Как-то походя поцеловал ее в лоб и направился к окну. Скрипнули ставни, уже не раз за истекшие сутки пропускавшие мужчин с неправедными намерениями. Мирослав тенью соскользнул с подоконника. Не оборачиваясь, на цыпочках пробрался мимо видящих десятый сон караульных и по заранее приготовленной веревке спустился в город. Достал из-под перевернутых корзин еще одну бухту свернутого кольцами каната и накинул на плечи. Сторонясь патрулей, добрался до главных ворот, по приставной лестнице взобрался на стену и, привязав веревку к какому-то колышку, лаской соскользнул вниз. Теперь придется пробежать полдюжины лиг, но для его тренированных ног это не впервой, завтра к вечеру он будет у ворот Тескоко. Из-за бабы… Задание… Друга оставил… Все прахом, корил он себя, входя в привычный ритм.
Марина несколько минут стояла, глядя в квадрат пустого окна, уперев руки в бока и кусая губу, чтоб не расплакаться. Конечно, и ей нравился этот черноволосый юноша, но бросать ее ради него? Ах, Миро… Она подошла к шкафчику и достала скляницу, которая оказалась у нее на прикроватном столике после визита убийцы. Развернула полоску ткани, в которую та была обернута, еще раз перечитала записку от Куаутемока. В ней нынешний правитель мешиков, а когда-то друг детства, снова, какой уже раз, увещевал ее отравить Кортеса. И обещал взять ее в жены, когда все закончится.
