свой автомобиль в час пик посреди Пятой авеню, надо обратиться к некоему человеку, который вхож к демократам. Этот некто научит вас, что делать: нанять адвоката А., поскольку он приходится шурином руководителю местного бюро, обратиться к посреднической фирме Б., поскольку она сохранила контакты с местным представителем республиканцев. Говорите, вам не нужен этот представитель республиканцев? Как же, он уже начистил до блеска задницу губернатору, так что придется вам нанимать и его. Верно? Не забудьте внести свой вклад в партийную казну — и можете получить контракт с городом на поставку любого дерьма, пожизненно. Все ясно?
Перкинс неуверенно кивнул. Попытался встряхнуться. Он давно уже не улавливал суть разговора, не мог сосредоточиться на этой лекции по местной политике, думал только о Захе и той девушке, о голове в унитазе; гадал, какого черта им вообще понадобился Зах и куда он подевался; боялся, что с бабушкой случится инфаркт, когда она услышит обо всем этом, а эти фарфоровые, остекленевшие голубые глаза так и глядят из залитого кровью унитаза…
И все же он попытался кивнуть. Пускай Муллиген продолжает.
Муллиген даже не взглянул в его сторону. Устало провел рукой по торчащим на лбу кудряшкам.
— И это, — кротко, все так же кротко завершил он, — Фернандо Вудлаун. Тот самый Некто, к которому нужно обращаться. Некто, вхожий ко всем демократам. Теперь ясно?
— Н-да, — неуверенно откликнулся Перкинс.
— Идите к нему, и он распорядится вашими деньгами. Нет-нет, никакой уголовщины. В этом вся соль. Он наймет юристов, которые вам не нравятся, припряжет представителей партии, которые вам вроде без надобности, пожертвует ваши денежки фондам, в работу которых вы не верите, но зато добудет вам контракт, на который вы не имеете ни малейшего права, поспособствует построить совершенно никчемный небоскреб, но никогда, ни на минуту, он не нарушит закон, не всучит тайную взятку, не будет иметь дело с темными личностями, которые и зимой носят солнечные очки. Подобные ошибки совершают от жадности. Фернандо не таков. У него все в порядке.
А вот у Перкинса не все в порядке. Муллиген говорил о серьезных вещах, а он никак не мог уследить за разговором и не понимал, какого дьявола детектив все это ему рассказывает. Неужто это имеет хоть какое-то отношение к его брату? Перкинс протяжно выдохнул, отбросил с лица длинные черные волосы. Болтовня Муллигена оказалась хуже молчания. «Где, черт побери, Зах?!»
— И вот, — все так же спокойно продолжал свою повесть Муллиген, — несколько месяцев тому назад Фернандо Вудлаун принялся раздавать налево-направо неслыханное количество баксов. Вроде бы он и еще всякие разные люди собрались строить комплекс зданий на той стороне Гудзона — Эшли Тауэрз. Если Вудлаун предпримет все необходимые меры — а он это сделает — и если получит разрешение на свое строительство — а он его получит, — у него в руках будет достаточно рабочих мест и полно денег, которые он опять же сможет распределить. И вот тогда, в следующем году, он станет кандидатом от демократической партии на пост губернатора, то есть автоматически добьется избрания, поскольку здесь нет республиканцев, способных соперничать с ним. Стало быть, уже сегодня можно сообщить по радио: следующим губернатором мы выберем Вудлауна. Так обстоят дела с Фернандо Вудлауном. А теперь посмотрим, чем заняты республиканцы.
Перкинс, склонившись над столом, обеими руками поддерживал свою голову. Он чуть было не зевнул во всю глотку.
— А я-то думал, у нас нет республиканцев, — заметил он, косясь на заплеванный белый кафель на полу.
— В Нью-Йорке нет, — возразил Муллиген, угрожающе приподнимая палец, впрочем, этот жест к Перкинсу не имел отношения. Он погрозил пальцем белой стене и продолжал с неистощимым, убийственным терпением: — В Нью-Йорке республиканцев нет. Зато их полным-полно в Вашингтоне. Целая куча, куда ни плюнь — одни республиканцы. И некоторые из них вовсе не хотят, чтобы Фернандо Вудлаун стал губернатором, поскольку его бесчестное намерение подоить штат ради собственной наживы схлестнулось с их бесчестным намерением подоить штат, но уже ради своей, республиканской выгоды. Так что эти республиканцы поручили ФБР рыть землю носом, пока те не разнюхают насчет Фернандо что- нибудь эдакое, что положит конец его надеждам и притязаниям ка губернаторское кресло. И вот весь год тут околачиваются какие-то придурки из ФБР, встречаются с темными личностями — из тех, кто и ночью не снимает темных очков, но им так ничего и не удается раздобыть, поскольку Фернандо никогда не преступает законы — по крайней мере, законы человеческие.
— Господи, Муллиген, — простонал Перкинс, все еще нависая над столом и стиснув обеими руками виски. — Послушайте, вы меня просто убиваете. Я сдаюсь, я готов признаться в чем угодно. Можете вы наконец перейти к сути дела?
Муллиген со стуком уронил ноги на пол. Перкинс поднял взгляд, наблюдая, как детектив встает, вновь запихивая кулаки в карманы военной куртки. Полицейский шагнул к нему, круглое личико лишено всякого выражения. Перкинс невольно выпрямился на своем пластмассовом сиденье. Нагнувшись над ним, Муллиген вновь замигал веками, полускрытыми очками в проволочной оправе.
— На прошлой неделе ко мне явилась на прием молодая женщина, — сказал он, — Нэнси Кинсед. Она не хотела обращаться в полицию, но она боялась и не понимала, кого еще можно попросить о помощи. Она испугалась, потому что ей показалось: босс, Фернандо Вудлаун, пытается вовлечь ее во что-то противозаконное, во что-то по меньшей мере странноватое, а то и опасное. Родителям она не призналась, потому что они прямо-таки молятся на Вудлауна и не разделили бы ее страхи. Больше ей ничего не оставалось, кроме как прийти ко мне.
— Ладно. С этим ясно, — откликнулся Перкинс, весь обратившись в слух. Он уже начинал побаиваться, видя над собой бесстрастное круглое личико, по-совиному хлопающие веки. Муллиген подошел вплотную, и Перкинс припомнил, с какой скоростью детектив двигался, когда швырял на стол фотографии. Этот парень опасен, нет сомнения. Он вовсе не забавный безобидный мальчуган, каким кажется поначалу.
— Вудлаун поручил ей принять какой-то сверток, причем на довольно необычных условиях, — возобновил свой рассказ Муллиген. — Ночью, в аллее Чайна-тауна. Тут же, не разворачивая, принести этот сверток в офис — так велел Фернандо. Если кто-нибудь спросит, куда она направляется, ответить, что по анонимному звонку. Ни в коем случае не называть Вудлауна. И так далее. Вам ясно? Она перепуталась. Почуяла нечистую игру. Подумала, что он использует ее в каких-то махинациях, потому что ее бы никто не заподозрил, даже не обратил бы на нее внимания. Да, для полноты таинственности она должна была отправиться на ночное свидание с книгой в руках. — Детектив кивком указал на стол, и Перкинс проследил за его взглядом, чувствуя, как отвисает челюсть. — «Час зверя». Сунуть книгу под мышку, чтобы ее опознали.
Что мог Перкинс сказать на это? Он уставился на полицейского бессмысленным взглядом: никакого объяснения, разумеется, он предложить не мог. В конечном счете, его книгу покупали тысячи людей, еще больше о ней слышали: публика в кафе, публика в церкви Святого Марка. В Святом Марке радикалы и феминистки освистали поэта. «Может быть, в этом все дело», — сардонически усмехнулся он. Новый прогрессивный вид литературной критики. Ведь все идет именно к этому, разве не так?
Перкинс собирался уже пошутить на эту тему, но стоило ему взглянуть на лицо Муллигена, как он подавился своими остротами. Было бы чересчур назвать это «выражением лица», такого у Муллигена не было, хватало и некоего напряжения, скрытого под бледной гладкой кожей, словно по нервам постепенно расползалась боль. Что-то мрачное, грозное нависло над Перкинсом, и он замер в ожидании. Муллиген облизал губы, смигнул, блики света отразились в его очках. Наконец он сказал:
— Я сообщил о ней фэбээровцам.
Что же это? Перкинс не успел проникнуть в смысл его слов, однако это звучало как признание, даже покаяние. «Я сообщил о ней фэбээровцам». Этот странный коротышка приволок Перкинса в безжизненный кабинет с пыльными столами и неумолимыми бетонными стенами, этот зловещий маленький полицейский привел его сюда и, вместо того чтобы выбить из поэта признание, сам хочет исповедаться — но в чем?
— Сообщил фэбээровцам, — эхом откликнулся Перкинс.
— Обычный обмен любезностями между спецслужбами. Смахивало на то, что им нужно, верно? Компромат на Фернандо. Я надеялся, они страсть как обрадуются и мой шеф похвалит меня. — Муллиген приподнял и вновь уронил плечи. — Пришлось Нэнси Кинсед идти к ним. А они — эти заносчивые,
