знаешь! Давай, набирай!
Малыш, уткнувшись в плечо матери, испуганно заскулил. Эйвис на ходу погладила его по головке.
— Все в порядке! — задыхаясь, прошептала она.
— Эйвис! — И бам-бам-бам!
В ту минуту как Эйвис протянула руку к трубке, раздался очередной звонок. Она сорвала трубку, поднесла к уху.
Тишина. Затем долгий гудок. Звонивший все-таки решил отключиться.
Черт побери!
Эйвис бросила трубку. Пустоголовый налетел на дверь так сильно, с таким грохотом, что Эйвис невольно повернулась лицом к новой угрозе. Он снова врезался в дверь. Казалось, тонкая дверь уже прогибается. Эйвис попятилась к стене, очумело глядя перед собой. Где же наш герой Дастин Хофман?
— Ты слышишь меня, Эйвис?
Перепуганный малыш громко заревел.
— Шш, — сказала ему Эйвис, приглаживая тонкие волосенки. Она закусила губу. Слезы струились по ее лицу.
Рэнделл ломал дверь. Эйвис, едва дыша, прислушивалась к деревянному треску.
— Черт побери, Эйвис!
— Ладно, хорошо! — крикнула Эйвис. Малыш уже вопил во всю глотку. Эйвис прижимала его к себе, покатавала, не могла успокоить. — Ладно, ты свое получишь, — взвизгнула она. Пустоголовый знай колотил в дверь. Дверь трещала, вот-вот выскочит.
— Эйвис!
— Получишь, говорю! — пронзительно повторила она. — Прекрати немедленно, не то, Богом клянусь, ты свое получишь! Перкинсу позвоню!
В ту же секунду удары смолкли, прекратились и яростные вопли. Наступила тишина, прерываемая лишь негромкими уже всхлипываниями младенца. Эйвис крепче прижала мальчонку к себе, снова покачала.
— Шш, — прошептала она, — теперь все в порядке. — Она хлюпнула носом и поспешно утерлась костяшками пальцев. Громче и уверенней окликнула Пустоголового: — Ты слышал, что я сказала, Рэнделл?
Молчание длилось еще несколько секунд. Наконец он отозвался:
— Черт побери, Эйвис! — Он уже не кричал, говорил тихо, подавленно. — Черт побери.
— Я так и сделаю, — продолжала Эйвис, баюкая своего малыша, — так и сделаю. Позвоню ему сию же минуту.
— Черт побери, — донесся из-за двери жалкий ноющий голосок. — Черт побери, Эйвис, и какого дерьма тебе не хватает?
— Так и сделаю, — как заведенная повторяла Эйвис. — Я уже сняла трубку. Уходи скорей, Рэнделл. Я уже набираю номер.
— Эйвис, — прохныкал Пустоголовый. — Да будет, будет тебе, Эйвис. Нечего историю раздувать. Больше не буду, Эйвис.
— Я уже звоню ему. Я звоню Перкинсу.
Малыш оторвал головку от плеча матери и осмотрелся со внезапно пробудившимся интересом к жизни.
— Па? — негромко уточнил он. Малыш обожал Перкинса.
— Право, Эйвис, мы же можем просто поговорить? — позвал из-за двери Рэнделл.
Эйвис заскрежетала зубами. Не хватало, чтобы он разговаривал вот так, жалобно, словно у него не осталось ни капли гордости. Она не хотела этого, не хотела унижать Рэнделла, хоть он и Пустоголовый. Все-таки они могли бы поговорить, хотя бы через цепочку. Одну минутку, не больше. Эйвис прикрыла глаза, глубоко вздохнула. Надо кончать с этим, чем скорее, тем лучше.
— Сейчас Перкинс снимет трубку, — предупредила она.
— Дерьмо! — тихо выругался он за дверью. Потом все же решился на последнюю попытку. — Вот что, Эйвис, я позвоню своему адвокату. Сегодня же позвоню, как только приду домой.
Эйвис стиснула губы, сердце ее разрывалось от презрительной жалости. Она знала — нет у Рэнделла никакого адвоката. Она помнила, он всегда принимается рассуждать насчет адвоката, когда чувствует себя совершенно беспомощным, растоптанным. Слезы ползли двумя ручейками из-под уродливых толстых очков. И все же надо стоять до конца.
— Телефон уже звонит, Рэнделл. Звонит… Ага! Привет, Перкинс. Это я, Эйвис.
— Ладно, ладно, — поспешно забормотал Рэнделл. Она слышала, как бывший муж отодвинулся от двери, голос его доносился уже издали. — Ладно, но как сказано, так и будет. Я позвоню своему адвокату. Ты не можешь так обращаться со мной, Эйвис. У меня есть права. Ты же знаешь, у меня есть права.
Шаги его уже звучали на лестнице. Он быстро спускался, обратился в бегство, можно сказать. Эйвис живо представила, как Рэнделл панически оглядывается через плечо, прошмыгнув мимо двери Перкинса этажом ниже.
— Па? — повторил ребятенок, широко раскрытыми глазами озирая свое жилье.
Эйвис слегка отодвинула его, чтобы заглянуть мальчику в лицо. Он вовсю таращился на мать.
— Па! — откликнулась она, надула щеки и подула.
Малышу шутка пришлась по вкусу. Он громко расхохотался, дрыгая ножками.
И тут прямо у них над головой зазвонил телефон. Эйвис так и подпрыгнула. Мальчик решил, что это тоже неплохая шутка. Снова раздался звонок. Эйвис резко выдохнула, покачала головой. Малыш прямо-таки заходился от смеха.
Ха-ха-ха!
— Еще как смешно! — откликнулась Эйвис.
Телефон зазвонил в третий раз — Эйвис сняла трубку, зажала ее между плечом и подбородком, высоко подняла малыша и принялась, поспешно смигивая слезы, корчить ему забавные рожицы. Малыш визжал от восторга.
— Да! — буркнула Эйвис и снова всхлипнула.
— Эйвис, Эйвис, — забормотал в трубке старческий дрожащий голос. — Слава Богу, Эйвис, наконец-то ты пришла. Это бабушка Олли. Он нужен мне, как можно скорее. Я просто в отчаянии. Разразилась катастрофа.
— Что за глупости? — удивилась она и даже засмеялась. — Что вы несете? Я не Нэнси Кинсед? Тогда кто же я, по-вашему?
Однако негритянка, загородившая своим телом дверь, и не подумала засмеяться в ответ, даже не улыбнулась. Просто стояла перед ней, решительная, угрожающая. Под мышкой зажата какая-то папка, бедро, обтянутое красной юбкой, чуть выпирает вперед. Пустой, бездонный взгляд. Под этим взглядом Нэнси (ведь, в конце концов, она просто уверена, что она Нэнси Кинсед, кто же еще) беспокойно заерзала, переминаясь с ноги на ногу, без надобности поправила прическу.
— Послушайте, — повторила она, — что тут, в самом деле, происходит?
Негритянка приподняла одну руку — уверенный, профессиональный жест.
—= Вам нельзя здесь находиться, — сказала она. — У вас нет допуска. Ясно? Остальное меня не касается. Если хотите, можете подождать снаружи, в приемной. Когда Нэнси придет, обсудите с ней все интересующие вас вопросы. А пока что…
— Но я же и есть Нэнси. Это мой кабинет. Господи! В самом-то деле. Вы что, думаете, я собственного имени не знаю?
— Прошу прощения. Кто бы вы ни были, вы не можете оставаться здесь. — Ничем эту негритянку не пробьешь. И взгляд у нее словно каменный. — Вы должны выйти в приемную. Прошу вас.
— Просто невероятно. — Нэнси даже рот приоткрыла, оглядываясь по сторонам в поисках поддержки. Сквозь стеклянную стену она различала целый ряд кабинетов-близнецов. По соседству немолодая женщина пристраивала пальто на вешалку. Юноша, сбросив от усердия пиджак, водрузил на стол свой кейс и что-то
