расположена устраивать приемы. Не мучай меня!
— Невозможно! — он развел руками. — Все решено. И прошу — не делай мученическое лицо. Из города подъедут жены…
— Господи помилуй!
— Нам необходимо встряхнуться, — Вячеслав Карлович повысил было голос, но спохватился: — Юлия, в последнее время мы живем, как затворники в скиту. Сворачивай дискуссии. Люди приедут — и точка.
Организовать «прием» было несложно — оставалось лишь убедить Балия обойтись без купеческого размаха. Сам он был неприхотлив в еде и питье, как и многие из его круга. Однако подступиться к нему было непросто: все его мысли теперь занимала предстоявшая в субботу облава. Охотничьим забавам Вячеслав Карлович отдавался со страстью и впадал в бешенство, если что-то шло не так или просто не везло. Тогда приходилось по нескольку дней пережидать, пока он откипит, остынет, забудет проигрыш…
Во второй половине назначенного дня Юлия сервировала просторный стол в большой гостиной на первом этаже, которая одновременно служила столовой. Вместе с ней хлопотала и домработница, вызванная из города и принаряженная по такому случаю в новое форменное платье. Раиса то и дело поправляла сползающую на взмокший лоб кружевную наколку.
— Да снимите вы ее, Рая! Зачем мучиться? А заодно и дурацкий передник. К чему этот маскарад? — Юлия наклонилась, поправляя цветы в вазе. — Ну что, как будто все?
— Не могу, Юлия Дмитриевна. Вячеслав Карлович велели обязательно в таком виде, — проговорила женщина, однако наколку сняла и пригладила растрепавшиеся волосы. — Пойду посижу в кухне, отдышусь чуток. Кличьте, как гость повалит…
Юлия кивнула, оглядывая стол.
— Ступайте, Рая. Только, будьте добры, промойте еще раз клубнику, я совсем о ней забыла. И поставьте на лед…
Точное число гостей-мужчин оставалось неизвестным; Балий смутно определил: «как сложится». С дамами тоже вышла путаница. Первой прибыла троица совершенно незнакомых в сопровождении бойкого молодого человека, который представился актером Чупрыниным. И актера, и его спутниц Юлия видела впервые. Следом явился новый директор клуба литераторов с тощей дамой-прозаиком, ухудшенной копией московской Лили Брик. Она, к великому облегчению Юлии, тут же взялась за остальных женщин, и вскоре все они оживленно стрекотали, рассевшись кружком в креслах на веранде. Затем приехала жена Смальцуги — пышная брюнетка, похожая на наливное яблоко с перепуганными темно-карими глазами. Юлия не успела сказать ей и двух слов, как затрезвонил телефон. Вероника Станиславовна с извинениями сообщила, что без Филиппенко прийти не сможет.
Бросив гостей, Юлия поднялась к себе — переодеться к ужину, и услышала, как к даче подошла машина, за ней — другая. Когда уже спускалась по лестнице, поправляя узкую бретельку открытого вечернего платья, весь дом наполнился возбужденным шумом. Где-то раздался уверенный голос Балия, хотя самого мужа не было видно; мелькнула и пропала домработница со стопкой накрахмаленных салфеток и полотенец. Навстречу попалось несколько знакомых лиц из военных, у двери топтались, беседуя вполголоса, еще не сменившие измазанной зеленью и глиной охотничьей одежды Смальцуга и заместитель мужа Письменный. Из коридора вынырнул Иван Шуст с мокрыми, наспех приглаженными щеткой волосами и, не поднимая глаз и не здороваясь, с мрачным видом заспешил в кабинет Вячеслава Карловича.
Происходило что-то незапланированное. Юлия остановилась на нижней ступеньке, раздумывая, как быть дальше. Вячеслав Карлович все еще не появлялся. Подбежала запыхавшаяся Раиса и зашептала: «Велено на веранду вино! Еще до ужина — пока мужчины приведут себя в порядок. Какое подавать?» Юлия отрезала — ни в коем случае, так не делается, и решительно направилась в кабинет, едва не столкнувшись по пути с мчавшимся оттуда Шустом.
Муж был один, говорил по телефону, низко склоняя к трубке иссиня выбритое лицо. Он уже надел свежую сорочку, но без галстука; ворот расстегнут, в свете настольной лампы поблескивает дробной испариной острая макушка.
Опустив трубку на рычаг, Вячеслав Карлович с одобрением оглядел жену с головы до ног и отрывисто проговорил:
— Все прошло просто отлично, Юлия. Охотой доволен. А теперь ступай к гостям, зови к столу, сейчас буду… Да, скажи Письменному, чтобы зашел. И прошу: сегодня никаких вопросов…
Приглашение она передала. Письменный кивнул Смальцуге, быстро взглянул на нее круглыми и блестящими, как у птицы, глазами и неожиданно шепнул на ухо:
— Несчастье у нас. Тяжело ранен Булавин…
Юлия вздрогнула.
— Господи! Что вы такое говорите! Он же опытный охотник, как такое могло случиться?
— Не стоило… Простите великодушно, Юлия Дмитриевна! Чертовщина! — спохватился Письменный. — Одним словом, я ничего не говорил, а вы меня не выдавайте. Он сейчас в больнице, крови много потерял… Вроде бы оперируют, да поздно все. Картечь она и есть картечь… Где у вас тут умыться?
Она указала, затем торопливо прошла в кухню и, пряча за спиной руки, велела Раисе откупорить и отнести на веранду белое вино. Взяла папиросу из пачки на подоконнике и, опустившись на стул, вслепую чиркнула спичкой.
Спустя минуту заглянул Вячеслав Карлович.
— Юлия! Что ты сидишь? Пора!.. В чем дело? Что ты смотришь?
Она едва сумела разжать губы.
— Как это произошло?
— Ну, ранен Булавин. На охоте всякое случается. Нечего было лезть под выстрел. Сам виноват. Еще раз прошу тебя ничего не обсуждать с гостями — это лишнее.
— Хотела бы я знать, что ты за человек на самом деле… — Юлия медленно поднялась. — Другой бы на твоем месте…
— Я не другой. И места своего никому не уступал и не уступлю, — он вдруг попытался притянуть ее к себе, но Юлия отшатнулась. — Ты сегодня… просто королева. Идем скорее — заждались…
Все покатилось обычным чередом. К третьей-четвертой рюмке гости оживились: в разных концах стола завязались громкие разговоры, мужчины все чаще выходили на веранду и в сад покурить, лаяли собаки в вольере, звенела посуда, распаренная Раиса металась между кухней и гостиной. Все это время Юлия просидела рядом с мужем, ни к чему не прикасаясь. Иногда вставала, чтобы проследить за сменой блюд или попросить домработницу подать еще спиртного. Охотники обменивались впечатлениями, актер Чупрынин угощал общество театральными сплетнями. О Булавине не было ни слова. Лишь Назар Смальцуга, наливаясь тугой краснотой, молча пил все подряд, отодвигая локтем что-то испуганно шепчущую жену.
Шуст, не прощаясь, сразу после ужина укатил в город; ссылаясь на головную боль, удалился пожилой профессор Рюриков — сосед по даче, которого неизвестно зачем позвал муж; остальные кочевали между садом и столом.
В дверях кухни Юлию схватила за локоть жена Смальцуги и несчастным голосом сообщила, что ее Назар совершенно пьян. Это и без нее было очевидно, и Юлия посоветовала женщине увезти мужа как можно скорее в город, а с утра пригласить доктора. Смальцугу, однако, отправили проветриваться на воздух, и пока мужчины с ним возились, Юлию подозвал Вячеслав Карлович.
Он был почти трезв, деловит и собран, будто и не сидел за столом, а собирался на службу.
— Займи публику чем-нибудь… — негромко произнес он, отводя ее на веранду и предлагая папиросу.
— Сейчас подадут чай, — Юлия наклонилась к спичке. — Не танцы же затевать. Я устала и хочу, чтобы все они поскорее разъехались.
— Не надо сердиться, потерпи. Ведь пока все нормально? Спасибо тебе, хорошая моя… И еще одно одолжение — свари кофе и подай ко мне в кабинет. Сама. Да, и захвати рюмки. Коньяк у меня найдется…
