а когда они вышли на противоположную опушку, склон, полого спускавшийся к асфальту на протяжении сотни метров, показался обоим совершенно открытым и ярко освещенным. В свете звезд на снегу отчетливо выделялись стебли прошлогодних подсолнухов и бурьяна.
— Нужно подождать, — сказал Мальчик. — Может, снова затянет.
— Только недолго, — шепотом отозвалась Леся. — Я опять сильно замерзла.
Он взглянул на нее, потом на склон, на заснеженную полосу бетона внизу, на синюю тень на противоположной стороне дороги — там, где находился кювет, — на сплющенный и обгоревший остов небольшого автомобиля в кювете, на согнутый почти под прямым углом к земле дорожный указатель с надписью «Пос. Ледное, 2 км» — и решительно шагнул вперед.
— Идем!
Под снежным покровом прятались борозды и рытвины, но санки ни разу не опрокинулись и не застряли. Перед тем как выйти на дорогу, Мальчик быстро огляделся, набрал в грудь колючего воздуху и рывком выволок свою поклажу на бетон. Не стоило этого делать — полозья глухо заскрежетали по бетону, и веревка лопнула.
Он согнулся, лихорадочно пытаясь непослушными пальцами связать обрывки, когда слева, метрах в трехстах, слепя, вспыхнули мощные фары и захрипел стартер. Нечеловеческий голос прогрохотал в мегафон:
— Не двигаться! Открываю огонь без предупреждения!
Эхо подхватило команду и стало перекатывать между холмами. Леся отчаянно закричала:
— Бросай все! Бежим!
От заснеженного косогора у поворота дороги отделился неряшливо перекрашенный в белое бронетранспортер с надписью по трафарету на лобовой броне «Санитарная служба» и, набирая скорость, понесся прямо к ним. Водитель выжимал газ до упора.
Мальчик схватил Лесю за руку и прыгнул в заросли. На краю кювета она оступилась, упала ничком в сугроб и тут же вскочила на ноги. На башне стрелка вспыхнул прожектор, дымный луч суетливо промахнул по верхушкам акаций, и сейчас же короткими очередями, с отсечкой, по ним ударил пулемет.
Сверху хлынул дождь мелких сучьев и прошлогодних стручков. Не останавливаясь, они промчались через лесопосадку и бросились к кустарнику на полпути к крайним постройкам Ледного. Транспортер был уже совсем близко, но свернуть с трассы ему мешал кювет, который тянулся почти на километр. Водитель притормозил там, где остались санки. Из-за свиста собственного дыхания Мальчик едва различал, как глухо бормочет за деревьями на холостом ходу двигатель боевой машины и командир материт башенного стрелка.
Они продолжали бежать, петляя и постепенно отдаляясь от дороги, когда прожектор и фары на дороге вдруг разом погасли. На короткое время там повисла тишина, а затем снова по-собачьи рявкнул пулемет. Теперь стрелок не собирался жалеть патроны — он бил по площадям, постепенно меняя угол, прямо в просветы между стволами.
Первые очереди легли далеко позади. Затем он нащупал Лесю и Мальчика в ночной прицел — и очереди начали вспарывать снежную целину все ближе, отклоняясь то вправо, то влево. Иногда он делал передышки, чтобы скорректировать огонь, но ненадолго. Спасительная гуща кустарника и приземистая кирпичная ограда, за которой виднелось строение с наглухо заколоченными окнами, были уже совсем близко, когда я заметил ровную строчку фонтанчиков снежной пыли, стремительно приближающуюся прямо к нам.
Сукин сын на башне все-таки пристрелялся.
— Ложись! — закричал я так, как не кричал еще ни разу в жизни. — Ложись!
И Мальчик услышал.
Он успел выставить ногу. Леся кубарем покатилась в углубление между ледяными буграми, а Мальчик рухнул сверху.
Уже на лету его щеки дважды коснулось едва уловимое движение воздуха — будто всхлипнуло привидение. Третья пуля расщепила левую лопатку и вышла спереди, вырвав из куртки лоскут ткани.
Мальчик не издал ни звука, хотя удар был тяжелее, чем стальным прутом. Пулемет тут же заткнулся — должно быть, стрелок потерял нас из виду. Стало тихо, все поле зрения застлала неизвестно откуда взявшаяся мелкая бурая пыль, холод больше не чувствовался — наоборот, изнутри неспешно поднималась волна плотного жара, за которым должна была последовать боль.
— Ну вот… — вдруг устало проговорил Мальчик. То есть не проговорил, я не сразу это понял. Он обращался прямо ко мне. — Мне кажется… я ухожу…
— Постой! — возмутился я. — Как же так? А что будет со мной? А с твоей девушкой?
Он умолк — мы оба чувствовали, что кровь постепенно пропитывает рукав куртки и струйками стекает в ладонь, склеивая на морозе пальцы.
— С тобой? — я почувствовал в его мыслях насмешливое недоумение и обиду. — Мне тут сказали… что это… не совсем окончательно. Но ты, по-моему, остаешься, все в порядке.
— Этого не может быть! — завопил я. — Подожди, выслушай же меня!..
Он не отозвался, и вдруг я понял: его больше нет рядом. Что-то стремительно покидало наше тело. Я имею в виду не кровь.
Леся осторожно пошевелилась в снегу.
— Сережа! — беззвучно, одними губами, позвала она. — С тобой все в порядке?
— Да, милая, — я с невероятным трудом разлепил чужие губы.
Неожиданно крепко и остро запахло снегом, мокрой медью, далеким дымом.
Оказывается, у нас еще было какое-то время. У всех троих.
