Втоптав в снег окурок, Мальчик взялся за веревку санок. Поддерживая друг друга, проваливаясь и оступаясь, они двинулись по снежной целине прямо к лесопосадке, за которой лежала та самая дорога, которую им предстояло пересечь. Было уже почти совсем темно — начало шестого, сказал Мальчик, взглянув на часы. Держась за кустами, пригибаясь и перебегая открытые места, они подбирались все ближе к расчищенному бетонному полотну. Когда оставалось полсотни метров, пришлось лечь и ползти.
В самой гуще кустарника Мальчик остановился, раздвинул ветки и жестом подозвал девушку. Было тихо, слышалось только ее тяжелое дыхание и шорох куртки. Оказавшись рядом, Леся сгребла пригоршню снега и затолкала в рот.
— Что ты делаешь? — ужаснулся он.
— Пить хочется. Я, кажется, сейчас умру…
— Прекрати! — прошипел он. — Мы же договорились! Никто — ни ты, ни я — не может позволить себе заболеть. Потому что это смерть. Без вариантов.
Она покорно выплюнула снег и облизала губы. Мальчик закинул руку за ее плечи, притянул к себе и зашептал:
— Видишь, сейчас дорога пустая. Но это ничего не значит. Блокпосты через каждые два-три километра, а там у каждого — «Викинг» или «Трекер». И тепловые датчики на транспортерах. Это значит, что трассу они видят, как днем, а может, еще и лучше. Поэтому все дело в скорости и погоде. Когда я скажу, вскакивай и беги так быстро, как только сможешь. Не оглядывайся ни в коем случае — просто беги прямо вперед. На той стороне, за посадкой, покатый склон, огороды. Смотри под ноги. Огороды тянутся метров на сто, потом лесок, за ним — дачи. Главное — добраться до леска.
Он умолк, прислушиваясь. Снег продолжал валить так плотно, что в глазах рябило. На дороге ни малейшего движения.
— Все, — сказал он. Поцеловал ее холодную щеку и скомандовал: — Пошли!..
Через десять минут, с бухающим в гортани сердцем, Мальчик уже рвал на себя примерзшую и разбухшую дверь на веранду дачного домика, а та не уступала, пока он не догадался сунуть под дверную ручку сломанный черенок от лопаты, забытый еще с осени у сарайчика, и навалиться на нее всем телом.
Дверь крякнула и оторвалась от косяка. Внутри они, как делали повсюду, сразу же заперлись.
— Сюда, — сказал Мальчик, проходя в примыкающее к веранде помещение без окон. — В доме есть печка, но топить нельзя. Ветер западный, дым понесет прямо на дорогу…
Невидимый в темноте, он присел, нащупал скобу и потянул на себя створку люка. Потом чиркнул зажигалкой. По голым, выбеленным прямо по шлакоблокам стенам запрыгали тени.
— Спускайся. Только поаккуратнее, здесь низко.
Осторожно нащупывая ногой высокие неровные ступени, девушка спустилась в просторное подземелье. Мальчик чертыхнулся, погасил зажигалку, подул на пальцы и тут же зажег свечу в полулитровой банке. Высветились кирпичная кладка, оштукатуренный свод, пустые полки, груда пустых ящиков.
— Господи! — будто не веря себе, со слабой улыбкой проговорила Леся. — Да ведь тут тепло!
— Еще бы, — откликнулся Мальчик с такой интонацией, будто это было его личной заслугой. — Плюс восемь, как в любом порядочном погребе. Тропики… Вон она, картошка, — он кивнул в дальний угол. — Цела. Что там такое?
Он обернулся, перехватив ее застывший взгляд.
— Яблоко, — завороженно произнесла девушка.
На полке, рядом с десятком сморщенных и заплесневелых, действительно лежало яблоко. Сплошь темно-красное, крупное, со вдавлинкой, с шершавым родимым пятном на боку, покрытое сизым восковым налетом и совершенно целое.
Мальчик взял его, вытер и протянул.
— Ешь, — сказал он.
Леся распустила «молнию» куртки, присела на перевернутый ящик и запустила зубы в зеленоватую сочную мякоть. Мутный сок капнул на ворот куртки.
— А ты? — спросила она, жуя. — Ты разве не хочешь?
Мальчик поспешно наклонился.
— Терпеть их не могу. В детстве меня даже лупили за это, но без толку.
— Послушай, — вдруг сказала она. — Мы же теперь за чертой, нет? Можем идти куда угодно?
— В каком-то смысле.
— И нас не остановят?
— Не уверен. Неизвестно, что творится вокруг. Оттуда, как из загробного мира, пока никто не возвращался, иначе были бы слухи. А слухов нет. Может, окружная — только первый эшелон, а дальше опять блокпосты или кое-то похуже. Почему ты спросила?
— Просто так. Чтобы хоть немного почувствовать себя свободной. Ты же не подумал, что я могу бросить бабушку? Хватит с нее и одного раза.
— Мне и в голову не пришло, — сказал он. — Как насчет того, чтобы заняться картошкой?
— Подожди… — она с сожалением осмотрела хвостик — все, что осталось от яблока. — Ты не мог бы меня обнять? Я как скифская каменная баба от этого чертова холода.
Леся встала, сделала шаг и выпрямилась. Ежик ее волос защекотал Мальчику подбородок. Он неловко обхватил ее, и несколько секунд они просто стояли, отдавая друг другу тепло. Потом его ладони скользнули куда-то вглубь, под одежду, поднялись вверх, к хрупким крылышкам лопаток, будто заново узнавая каждый бугорок и впадинку, каждый сантиметр тонкой, едва-едва согретой током крови кожи, и соскользнули к маленьким, крепким, слегка шершавым ягодицам. Он с силой притянул ее к себе.
— Я не думала… — сонно пробормотала девушка.
— Что? — спросил он.
— Что они у тебя такие… холодные. У меня мурашки.
— Сейчас согреются, — пообещал Мальчик.
Он отодвинулся. Правая рука, оттянув тугую резинку, осторожно огладила плоский, с рельефно проступившими маленькими мышцами живот, опустилась чуть ниже, вздрогнула, ощутив нежную выпуклость, и застыла там, где сходятся бедра.
— Ты… — выдохнул он прямо ей в ухо, — ты моя сумасшедшая. У тебя там…
— Еще, — попросила она, не открывая глаза. — Не уходи. Хочешь меня?
— Нет. — Прямо перед собой он видел капли влаги, скопившиеся на стыках кладки, и шевелящуюся бахрому желтоватой плесени под сводом. — Да. Только не сейчас… Что-то мешает. Я не знаю, в чем дело. Наверно, погреб — не лучшее место.
Девушка оттолкнула его и тихонько засмеялась.
Все это время мы были одним целым.
Потом, усевшись на ящиках, они в четыре руки перебрали картошку. Та и в самом деле оказалась мелкой, проросшей и частью подгнившей, со следами крысиных зубов. И не так уж ее было много — всего два небольших мешка.
Мальчик вытащил их наверх, Леся задула свечу и поднялась следом.
По сравнению с погребом, наверху стоял такой холод, что перехватывало дыхание. Мальчик отпер дверь веранды. Снегопад кончился. В высоком небе нервно шевелились косматые звезды. Брошенные санки, присыпанные снегом, торчали в сугробе у крыльца.
Пришлось повозиться, чтобы закрепить мешки и закутать их тощим женским пальто, но в итоге действительно получилось что-то вроде лежачей фигуры. Мальчик удовлетворенно осмотрел всю конструкцию, попробовал узлы, после чего они выкурили на веранде сигарету пополам.
Мерзлые полозья заскрипели, едва он сдвинул отяжелевшие санки, и среди когтистых силуэтов старых яблонь звук этот вдруг показался режуще громким, как болезненный стон.
За оградой началась целина, нытье полозьев прекратилось, но пришлось подналечь, потому что свежий снег оказался довольно глубоким и рыхлым. Двигались не торопясь, пока впереди не зачернел перелесок. Там было хоть глаз коли, в ногах путались прутья мелкого подроста, санки то и дело застревали,
