Террористическая война в России 1878-1881 гг.

ибо свету им никто не дает.

А мудрецы и руководители только им поддакивают, иные страха ради иудейского (как-де не пустить его в Америку: в Америку бежать все-таки либерально), а иные так просто наживаются на их счет. Так и гибнут свежие силы…

Одним словом, хоть и старо сравнение, но наше русское интеллигентное общество всего более напоминает собою тот древний пучок прутьев, который только и крепок, пока прутья связаны вместе, но чуть лишь расторгнута связь, то весь пучок разлетится на множество слабых былинок, которые разнесет первый ветер. Так вот этот-то пук у нас теперь и рассыпался. Что ж, неужели не правда, что правительство наше, за всё время двадцатилетних реформ своих, не нашло у нас всей поддержки интеллигентных сил наших? Напротив, не ушла ли огромная часть молодых, свежих и драгоценных сил в какую-то странную сторону, в обособление с глумлением и угрозой, и именно опять-таки из-за того, чтоб вместо первых девяти шагов ступить прямо десятый, забывая притом, что десятый-то шаг, без предшествовавших девяти, уж во всяком случае обратится в фантазию, даже если б он и значил что-нибудь сам по себе. Всего обиднее, что понимает что-нибудь в этом десятом шаге, может быть, всего только один из тысячи отщепенцев, а остальные слышали, как в колокола звонят. В результате пусто: курица болтуна снесла. Видали ль вы в знойное лето лесной пожар? Как жалко смотреть и какая тоска! сколько напрасно гибнет ценного материала, сколько сил, огня и тепла уходит даром, бесследно и бесполезно…”.

Когда ради своего развития и совершенства обособляется и уединяется в своём “коконе” какой-либо молодой ученый или монах, проводит большую внутреннюю работу и достигает хороших результатов, то через некоторое время из “кокона” в общество выходит прекрасная “бабочка”, а когда в “коконе” варится в своей злобе и мрачных мыслях Онегин-Алеко, то через некоторое время из этого “кокона” в общество вылазит либеральный продукт: нигилист или его “продвинутая” форма - монстр-революционер с револьвером и бомбой…

В этом вопросе отщепления-обособления от российского общества Ф. М. Достоевский посмотрел ещё шире, и обратил внимание, что начинают обособляться не только отдельные “прогрессивные” молодые люди, но и более крупные “монады” общества и целые народы:

“Мне скажут, что это всего два-три факта, которые ничего не означают, что, напротив, всё несомненно тверже прежнего обобщается и соединяется, что являются банки, общества, ассоциации. Но неужели вы и вправду укажете мне на эту толпу бросившихся на Россию восторжествовавших жидов и жидишек? Восторжествовавших и восторженных, потому что появились теперь даже и восторженные жиды, иудейского и православного исповедания. И что же, даже и об них теперь пишут в наших газетах, что они уединяются и что, например, над съездами представителей наших русских поземельных банков смеется вдоволь заграничная пресса по поводу “… тайных заседаний первых двух съездов, не без иронии спрашивая: каким образом и по какому праву русские поземельно-кредитные учреждения имеют смелость претендовать на доверие публики, когда они своими тайными заседаниями, происходящими за тщательно охраняющими их китайскими стенами, скрывают всё от публики, давая этим ей даже понять, что у них действительно творится что-то недоброе…”

Вот, стало быть, даже и эти господа обособляются и затворяются и замышляют что-то свое и по-своему…”.

На основе вышеизложенного трудно назвать Ф. Достоевского только гениальным писателем, в данном случае он ещё и выдающийся мыслитель-философ.

В 1865 году у Достоевского чуть было не случилось ещё одно несчастье - к нему перешли долги умершего брата, и за долги пытались отобрать все его имущество. Спас его авторитет писателя, - Литературный фонд дал ему 600 рублей на погашение долгов. Чтобы избежать повтора ситуации и увеличить эффективность и быстроту написания литературных произведений, и, соответственно, и скорость поступления гонораров, Ф. Достоевский изменил технологию “производства”, ибо рука сильно не успевала за мыслью - и нанял стенографистку Анну Сниткину, которой он стал диктовать тексты. Таким способом он довольно быстро написал и издал в 1866 году знаменитый роман “Игрок”.

“Стенографистка моя, Анна Григорьевна Сниткина, была молода и довольно пригожая девушка, 20 лет, хорошего семейства… при конце романа я заметил, что стенографистка моя меня искренне любит, хотя никогда не говорила мне об этом ни слова. А мне она всё больше и больше нравилась. Так как со смерти брата мне ужасно скучно и тяжело жить, то я предложил ей за меня выйти. Она согласилась, и вот мы обвенчаны. Разница в летах ужасная (20 и 44), но я всё более убеждаюсь, что она будет счастлива”, - писал Ф. Достоевский.

До этого “служебного” романа с А. Сниткиной Достоевский в этом же году очень быстро написал и издал знаменитый роман “Преступление и наказание”, об идее которого Достоевский писал в письме издателю М. Каткову:

“Идея повести… - психологический отчет одного преступления. Действие современное, в нынешнем году. Молодой человек, исключенный из университета, мещанин по происхождению, и живущий в крайней бедности, по легкомыслию, по шаткости в понятиях поддавшись некоторым странным “недоконченным” идеям, которые носятся в воздухе, решился разом выйти из скверного своего положения. Он решился убить одну старуху… Старуха глупа, глуха, больна, жадна, берет жидовские проценты, зла…”.

Это произведение рассмотрим не с помощью каких-то “сверхмудрых” критиков, а с помощью самого автора и его “Дневника писателя”.

“Преступление и наказание”

За словом “психологический” у Ф. М. Достоевского стоит такая потрясающая многомерная глубина, и учитывая очень короткие сроки создания этого интеллектуального творения, то приходится только удивляться и преклоняться перед гением Ф. М. Достоевского.

Этот роман - не просто талантливый психологический детектив, он имеет серьёзную философскую и идеологическую нагрузку, актуальную и сегодня и всегда. Достоевский показал всю опасность, - когда этот отщепенец-обособленец-нигилист дозрел в своем либеральном вареве до критической точки - до готовности переступить черту закона и юридического и нравственного, между добром и злом, и в этой ситуации он может уже легко и идеологически “обосновано” совершить преступление - как против личности, так и против власти, против государства - стать преступником. После такой внутренней работы-подготовки для проявления этого во вне дело остается за малым - за поводом, например, для Засулич - это наказание розгами её единомышленника, а для Раскольникова - это нищета и резкая необходимость в деньгах.

Таким образом, раскалывается человеческое сознание, пробегает трещина-раскол между совестью и безнравственностью, размывается понятие зла и настоящего добра, и остается в сознании нигилиста безнравственная злая часть. И этот внутренний раскол и преобладание зла в сознании затем проявляется и во вне между праведным поведением и преступным, и соответственно, общество раскалывается на порядочных, законопослушных и преступников и террористов. Мы наблюдаем как пробегает трещина раскола от сознания одного человека в общество. Поэтому Ф. М. Достоевский и дал “герою” фамилию - Раскольников. Достоевский в романе показывает различные варианты внутреннего раскола и преступления роковой черты - почти все действующие лица романа “Преступление и наказание” претупники: преступна в своей безжалостности Амалия Ивановна, преступен цинизм Лужина, преступил черту Мармеладов, похитив у родных последние деньги, и милая Соня Мармеладова - преступившая и торгующая своим телом ради прокормления семьи.

Эта тема давно вертелась в голове Достоевского, ещё со времен либеральных лекций ему В.