заключить, что и евреи приложили тут своего влияния.
….Капитал есть накопленный труд; еврей любит торговать чужим трудом! Но всё же это пока ничего не изменяет; зато верхушка евреев воцаряется над человечеством всё сильнее и тверже и стремится дать миру свой облик и свою суть. Евреи все кричат, что есть же и между ними хорошие люди. О боже! да разве в этом дело? Да и вовсе мы не о хороших или дурных людях теперь говорим. И разве между теми нет тоже хороших людей? Разве покойный парижский Джемс Ротшильд был дурной человек? Мы говорим о целом и об идее его, мы говорим о жидовстве и об идее жидовской, охватывающей весь мир, вместо “неудавшегося” христианства…
Вон евреи кричат, что они были столько веков угнетены и гонимы, угнетены и гонимы и теперь, и что это, по крайней мере, надобно взять в расчет русскому при суждении о еврейском характере. Хорошо, мы и берем в расчет и доказать это можем: в интеллигентном слое русского
народа не раз уже раздавались голоса за евреев. Ну, а евреи: брали ли и берут ли они в расчет, жалуясь и обвиняя русских, столько веков угнетений и гонений, которые перенес сам русский народ? Неужто можно утверждать, что русский народ вытерпел меньше бед и зол “в свою историю”, чем евреи где бы то ни было? И неужто можно утверждать, что не еврей, весьма часто, соединялся с его гонителями, брал у них на откуп русский народ и сам обращался в его гонителя? Ведь это всё было же, существовало, ведь это история, исторический факт, но мы нигде не слыхали, чтоб еврейский народ в этом раскаивался, а русский народ он все-таки обвиняет за то, что тот мало любит его.
Если высокомерие их, если всегдашняя “скорбная брезгливость” евреев к русскому племени есть только предубеждение, “исторический нарост”, а не кроется в каких-нибудь гораздо более глубоких тайнах его закона и строя, - то да рассеется всё это скорее и да сойдемся мы единым духом, в полном братстве, на взаимную помощь и на великое дело служения земле нашей, государству и отечеству нашему! Да смягчатся взаимные обвинения, да исчезнет всегдашняя экзальтация этих обвинений, мешающая ясному пониманию вещей.
А за русский народ поручиться можно: о, он примет еврея в самое полное братство с собою, несмотря на различие в вере, и с совершенным уважением к историческому факту этого различия, но все-таки для братства, для полного братства нужно братство с обеих сторон. Пусть еврей покажет ему и сам хоть сколько-нибудь братского чувства, чтоб ободрить его. Я знаю, что в еврейском народе и теперь можно отделить довольно лиц, ищущих и жаждущих устранения недоумении, людей притом человеколюбивых, и не я буду молчать об этом, скрывая истину. Вот для того-то, чтоб эти полезные и человеколюбивые люди не унывали и не падали духом и чтоб сколько-нибудь ослабить предубеждения их и тем облегчить им начало дела, я и желал бы полного расширения прав еврейского племени, по крайней мере по возможности, именно насколько сам еврейский народ докажет способность свою принять и воспользоваться правами этими без ущерба коренному населению. Даже бы можно было уступить вперед, сделать с русской стороны еще больше шагов вперед…
Вопрос только в том: много ли удастся сделать этим новым, хорошим людям из евреев, и насколько сами они способны к новому и прекрасному делу настоящего братского единения с чуждыми им по вере и по крови людьми?”
Это был отчаянный тревожный звон в колокол нашего пророка. Боль и плачь о грядущей трагедии России и русского народа. Практически все предупреждения-пророчества Достоевского на эту тему сбылись, повторю:
“Безбожный анархист близок - наши дети увидят его. Интернационал распорядился, чтобы европейская революция началась в России, и начнётся, ибо нет для неё отпора ни в управлении, ни в обществе”,
“Что религиозный-то характер тут есть по преимуществу - это-то уже несомненно. Что свой промыслитель, под именем прежнего первоначального Иеговы, со своим идеалом и с своим обетом продолжает вести свой народ к цели твердой - это-то уже ясно. Да и нельзя, повторю я, даже и представить себе еврея без бога, мало того, не верю я даже и в образованных евреев безбожников: все они одной сути, и еще бог знает чего ждет мир от евреев образованных! (Бронштейн-Троцкий, Свердлов, Урицкий, Луначарский, Володарский и прочие тысячи образованных евреев. - Р.К.)”.
К концу 70-х в “знаменитых” российских западниках, либералах Достоевский видел вредную, но уже не смертельную силу, а видел угрозу уже в новой поднимающейся силе, поэтому пророчески написал работу “Еврейский вопрос”. Ещё в молодости, - когда Достоевский увлекался либерализмом, был социалистом и задумывался:
“Я никогда не мог понять мысли, что одна десятая доля людей должна получать высшее развитие, а остальные девять десятых должны лишь послужить к тому материалом и средством, а сами оставаться во мраке”, и через четверть века в “Еврейском вопросе” вернулся к этой теме: “Стало быть, еврейству там и хорошо, где народ ещё невежествен, или несвободен или мало развит экономически, - тут-то, стало быть, ему и лафа!”, “Капитал есть накопленный труд: еврей любит торговать чужим трудом! …Евреи всё кричат, что есть же и между ними хорошие люди. О, Боже! Да разве в этом дело?… Мы говорим о целом и об идее его, мы говорим о жидовстве и об идее жидовской, охватывающей весь мир, вместо “неудавшегося” христианства… ”, “недаром же они властители кредита и недаром, повторяю это, они же властители и всей международной политики, и что будет дальше - конечно, известно и самим евреям: близится их царство, полное их царство! Наступает вполне торжество идей, перед которыми никнут чувства человеколюбия, жажда правды, чувства христианские, национальные и даже народной гордости европейских народов. Наступает, напротив, материализм, слепая, плотоядная жажда личного материального обеспечения, жажда личного накопления денег всеми средствами - вот всё, что признано за высшую цель, за разумное, за свободу…”
Многим людям очень тяжело заставлять себя интеллектуально трудиться кроме работы в какой-то фирме, - что-то стараться понять глубинное и высокое в этом мире. Гораздо легче нахвататься знаний в “студенческом объёме”, расслабиться и получить массу удовольствий. Но после падения, после хруста позвоночника и сотрясения мозга бывает уже поздно, лёжа в крови, грязи и нищете, что-то “осознать” и пытаться “догнать”.
“…Призваны в мир мы вовсе не для праздников и пирований, - объяснял Николай Гоголь, - на битву мы сюда призваны; праздновать же победу будем ТАМ. А потому мы ни на миг не должны позабыть, что вышли на битву, и нечего тут выбирать, где поменьше опасностей: как добрый воин, должен бросаться из нас всяк туда, где пожарче битва”.
И добрый воин Ф. М. Достоевский бросался смело обсуждать и пытаться найти решение самых насущных и даже опасных проблем в России - “… хоть иногда сказать правду, если б даже она была и недостаточно, по-вашему, либеральна”. Стоит учесть, что при написании
“Еврейского вопроса” в России, как мы наблюдали ранее, шла первая террористическая война, в которой самое активное участие принимали еврейские террористы, и антисемит Ф. М. Достоевский сильно рисковал, поднимая тему “еврейского вопроса”.
Активная деятельность Ф. М. Достоевского и других патриотов в 70-80-х годах в России склонила чашу весов в борьбе славянофилов с западничеством, куда входило и еврейское сообщество, в пользу патриотов и России. Но, похоже, всему есть предел. Запаса прочности иммунной системе российского общества, данного Ф. М. Достоевским и его соратниками хватило до 1917 года, ибо в начале 20-го века ни одного продолжателя идеологической борьбы Ф. М. Достоевского не было.
Великий мыслитель предупреждал о надвигающейся Катастрофе, называемой революцией, но одни воспринимали его слова как чудачества старого писателя, другие - не придали должного значения и быстро забыли послания великого мыслителя потомкам, которое на Западе и не переводили.
Уверен, те, - кто остался жив после Кровавой Катастрофы русского народа в 1917 году, и успел сбежать в Прагу, Шанхай, Аргентину (и т.п.), сидя в нищете далеко от Родины не раз чесали свои “просвещенные” и “образованные” репки, терли в глубоком раздумье свои высокие узкие лбы… и не раз с
