исключительных случаях допускалось на все вопросы давать один ответ: 'Мы следуем на учения'. В маршрутном листе конечным пунктом эшелона был указан г. Хабаровск.
Я со всем личным составом своей батареи следовал в плацкартном вагоне. Из-за малой положенной нормы угля, вагон практически не отапливался, поэтому все мы прилегли на голые плацкарты, не раздеваясь, в полной полевой экипировке.
Вечером, около 21-00 мы прибыли на станцию Челябинск. Я попросил проводника открыть дверь, т.к. мне необходимо было проверить часового, крепление техники и доложить об этом начальнику эшелона. Закончив проверку, я направился в свой вагон. У вагона ко мне подошел проводник и сообщил, что недалеко на соседнем пути стоит полувагон с углем, и что было бы неплохо, если бы мы запаслись этим углем. Я сог?ласился, взял с собой троих солдат, мешки и ведра и мы приступили к 'созданию запаса'. Таким способом мы обеспечили тепло и комфорт на всю последующую дорогу. На следующий день меня вызвал полковник Баженов Н.В. и в присутствии всех своих заместителей отчитал за уголь, но не сильно и без последствий. Из Челябинска наш эшелон свернул в направлении на восток, и утром мы уже были на ст. Курган, а в 19-00 – в Омске.
Так как моя жена была беременна, я в августе 1964 г. отправил ее к ее матери в г. Ангарск. Оставаться в отдаленном дивизионе в таком положении одной было чревато непредсказуемыми последствиями. 29 декабря 1964 года у нас родилась дочь, которую я видел не больше недели, находясь в отпуске. У меня возникла мысль и надежда еще раз увидеть жену и дочь. Нам разрешили выйти из вагона и находиться рядом с составом. Я и несколько офицеров добрались до вокзала, откуда я дал жене телеграмму, в которой указал ориентировочное время прохождения нашим эшелоном г. Ангарска и попросил ее прибыть на вокзал с дочерью.
В указанное мною время эшелон подходил к Ангарску. Я оделся и вышел в тамбур, попробовал открыть дверь, но она была закрыта. Через пару минут в тамбур вошел капитан Гурий Зиновьев ('инженер по технике безопас?ности'), внимательно в упор посмотрел на меня, закурил и отошел на противоположную сторону тамбура. Я тоже закурил, вглядываясь в пространство за окном и нервничая. Закончив курить, капитан Зиновьев подошел ко мне и спросил:
– Волнуетесь?
– Волнуюсь, – признался я.
– Не волнуйтесь, остановки не будет! – 'успокоил' меня капитан и покинул тамбур.
Я остался в тамбуре один со своими мыслями и ночной темнотой за окном. Состав шел по крутому изгибу, и я увидел вдали освещенное здание вокзала, а напротив дом матери моей жены. Вокзал становился все ближе и, наконец, я увидел у его входа свою жену, ее сестру и детскую коляску. Состав шел с огромной скоростью, как будто специально. Так не состоялась наша, казалось вполне возможная, встреча.
В вагоне скучно не было, особенно по ночам. В составе нашей группы был старшина сверхсрочной службы из Потийского полка – техник приемо-передающей системы – лунатик. Несмотря на то, что он спал на верхней полке, для него не составляло никакого труда среди ночи подняться, не открывая глаз одеться по полной форме, и ходить до утра по вагону, отдавая различные распоряжения, или спокойно беседуя со своей воображаемой женой. Первый такой его выход привел всех нас в шоковое состояние, т.к. никому из нас не была гарантирована безопасность. Меня поразило главное: как могла медкомиссия дать ему положительное заключение для поездки за границу? Чтобы несколько обезопасить всех, я поручил двум старшинам – Чубченко и Николаенко, присматривать за нашим лунатиком по ночам и принимать меры к его успокоению и укладке в постель, что в последующем и было предпринято. Но об этом никто из командования полка так и не узнал, а старшина-лунатик с честью и достоинством выполнял свои обязанности в самых экстремальных ситуациях, за что был отмечен высокой правительственной наградой.
Наш эшелон быстро продвигался на восток. При подъезде к г. Чите эшелон сделал остановку, которая продолжалась почти сутки. Как потом стало известно, сделано это было с целью введения в заблуждение разведки противника. Около 22-00 эшелон прибыл на станцию Чита, а утром – на пограничную станцию Забайкальск. Встречал эшелон начальник Оргмобуправления Войск ПВО генерал-лейтенант В.Д. Годун. Только теперь все мы поняли куда едем!
Весь состав эшелона посадили в крытые машины и увезли в подготовленные для нас казармы. Мне же полковник Н.В. Баженов поставил задачу – оставить с собой необходимое число солдат и произвести должное крепление боевой техники на платформах эшелона и ее тщательную маскировку. Взяв все необходимое для крепления техники, мы немедленно приступили к выполнению поставленной задачи. Через некоторое время к эшелону прибыл генерал-лейтенант Годун, а следом за ним на крытой машине привезли новые госпитальные палатки. С этого момента и до окончания работ генерал находился с нами, проверяя качество нашей работы. Когда закончился процесс крепления, предстояло провести маскировку техники. Все кабины были замаскированы сетями. Несмотря на то, что все пусковые установки были зачехлены новыми чехлами, генерал-лейтенант Годун приказал укрыть их дополнительно госпитальными палатками. Я спросил его:
– Зачем нужны эти палатки?
На что он ответил:
– Пригодятся, сынок.
Следует заметить, что это была изнурительная работа, т.к. было очень холодно и дул сильный ветер. По завершению работ нас прямо с платформы на машине увезли в баню. Баня снаружи походила на обычный бревенчатый сарай, одиноко стоящий посреди пустынной степи Забайкалья. Рядом с баней стояла четырехколесная арба с огромной деревянной бочкой. К колесу арбы была привязана лошадь, которая имела унылый и тощий вид, т.к. во рту у нее были удила, а не сено.
Когда я вошел в предбанник, лежащий на скамейке солдат, не поднимая с глаз шапки, заявил:
– Баня закончилась, воды нет!
Его короткое, но всеобъемлющее заявление привело всех в шоковое состояние, т.к. нам, проведшим в эшелоне 10 суток и без передышки выполнившим крепление и маскировку всей техники, баня была необходима, как воздух! Я все же зашел во внутрь бани, где передо мной открылась мрачная картина: на полу и скамейках валялись грязные полотенца и портянки, большинство тазиков были пустые, но в некоторых осталась грязная, мыльная вода после помывки наших сослуживцев. Посоветовавшись, мы решили хоть как-то помыться. Выбрав более чистые полотенца и тазики с остатками воды, мы разделись и кое-как протерли наши тела отжатыми, влажными полотенцами. Несмотря на такую 'баню', мы были морально удовлетворены, т.к. выполнили обязательное мероприятие, предписанное нам Уставом внутренней службы и стали немного чище.
К границе Вьетнама – через дружественный Китай
Из бани нас доставили к месту расположения всей нашей группы. Когда я вошел в помещение казармы, я ничего не мог понять: все наши специалисты были одеты в гражданскую одежду. Почти все бросились к нам навстречу, наперебой поторапливая нас, т.к. все ждали только нас – от нас зависело время отправления нашего эшелона для дальнейшего следования. Когда я спросил командира дивизиона подполковника Лякишева, почему нас переодевают в 'гражданку', он ответил, что такие условия поставило правительство Китая.
Меня провели в небольшую комнату и находящийся там незнакомый майор предложил мне подобрать себе костюм. Выбирать уже было не из чего, так как в наличии осталось всего два костюма: один очень светлый, второй чуть темнее, на котором я и остановился. В конце своих воспоминаний я еще раз уделю немного внимания этому костюму.
Каждому из нас кроме костюма дали пальто, по две пары китайских брюк и рубах, шапку, черные ботинки. Военную форму каждый из нас сложил в специальный мешок, прикрепив к нему адрес прежнего места службы. У каждого были с собой деньги. Нам предложили истратить их сейчас, чтобы не везти через границу. У меня имелось около 120 рублей. Среди предлагаемого ассортимента товаров, в основном была армейская фурнитура и особенно выбирать было не из чего. Я купил несколько одежных щеток, ремней, зубных щеток, и другую мелочь. Но все деньги я издержать не сумел, у меня осталось еще целых 8
