Результатом беседы в Каире и представленного затем в СД обстоятельного доклада Эйхмана о поездке в Палестину (в нем в общих чертах излагался план использования помимо приверженцев великого иерусалимского муфтия Амин-эль-Хуссейна также сионистов против англичан и арабов, а последних — против иудеев) явилось решение нацистских верхов начать подготовку к эмиграции евреев из рейха и доставку в Палестину оружия.
Прибывшие вскоре в Германию представитель штаба «Массад» и эмиссары специальной оперативной службы договорились о создании здесь трудовых лагерей для сортировки и подготовки евреев к отправке в Палестину. Принцип отбора людей в эти лагеря был установлен бесстыдно-откровенный: отбирались только вполне трудоспособные мужчины и женщины, которые могли бы совмещать работу с несением воинской службы, специалисты ряда отраслей, в первую очередь лица, имеющие заслуги перед сионизмом (то есть буржуа, финансировавшие сионистов), люди, состоящие в организациях, примыкающих к сионистам, как, например, «Гардония» или «Маккабия».
Таким образом, определение лиц, подлежащих эмиграции, преследовало в основном три цели: заполучить максимум пушечного мяса, денежных тузов и преданных идеям сионизма кадров.
Для первой, наиболее многочисленной категории людей в лагерях организовывалось военное обучение по образцу подготовки, проводимой на «акшаре».
Все эти люди со временем должны были отбыть в Палестину не с пустыми руками. Вместе с ними готовилось к отправке захваченное вермахтом иностранное оружие. Нацисты согласились передать его в виде компенсации за имущество, которое оставляли в Германии евреи-эмигранты.
И опять слухи об этой сделке дошли до англичан, а через них и до арабов. Обстановка накалялась. В ряде городов и поселков Палестины вспыхнули кровавые столкновения между сионистами и арабами. Тогда Лондон был вынужден опубликовать «Белую книгу», вводящую строгое ограничение на иммиграцию евреев в Палестину.
В ответ на это «хагана» делала вид, будто приводит в боевую готовность свои подразделения… И чем больше внешне возрастал антагонизм между англичанами и «еврейским агентством», с ведома которого действовали хагановцы, а также секретный отдел разведки и диверсий «шэрут ле Исраэль», тем охотнее Адольф Эйхман и стоявшие над ним эсэсовские фюреры и ведомство адмирала Канариса были готовы идти навстречу сионистам, содействуя их планам. Вместе с тем «еврейское агентство» с подведомственными ему тайными и явными организациями не столько намеревалось избавиться от англичан, сколько сохранить с ними союз, чтобы выдворить из Палестины арабов.
Непрерывным потоком прибывали в палестинские порты различные грузы: машины из Америки, фураж и мясные продукты из Австралии, промышленные товары из многих стран Европы. Но больше всех поставляла… Германия. Нацистская!.. В обратный рейс трюмы судов загружались преимущественно апельсинами, оливками и кустарными изделиями туземных умельцев.
Как муравьи по проложенным дорожкам, сновали грузчики от кораблей к складским помещениям и от складских помещений к кораблям. Тяжело нагруженные люди непрерывным потоком проходили, замедляя шаг, мимо наблюдателей, внимательно проверяющих маркировку контейнеров и упаковок. По каким-то только им известным признакам они направляли жестом руки в разные стороны грузы, внешне, казалось бы, совершенно неразличимые, и тогда одна цепочка грузчиков внезапно прерывалась и возникала другая.
Этой таинственной сортировкой грузов руководили главный экспедитор экспортно-импортного бюро толстяк Давид Кнох и стройный, подтянутый Нуци Ионас. Помощником к ним недавно перевели Хаима Волдитера. Новая должность приносила ему немало хлопот. Приходилось ездить в Яффу, частенько допоздна задерживаться в порту. Во время разгрузки или погрузки судов он всецело зависел от главного экспедитора, человека грубого и требовательного… Соблазняло, конечно, повышенное жалованье: они с Ойей ждали ребенка, и увеличение заработка было как нельзя кстати.
Нуци Ионас настойчиво твердил Хаиму, что его новая должность очень ответственная и что оклад ему повышен исключительно по этой причине.
— Только из-за специфики грузов, которые мы получаем, и существует наша «лавочка», — говорил он. — Иначе Соломонзону и тем более его дядюшке Теплицу не было бы смысла нас держать…
Хаим терпеливо выслушивал внушения Нуци, но спросить, в чем состоит «специфика» грузов, не решался. С первых минут своего появления в порту Хаим понял, что любознательность здесь не в почете.
Главный экспедитор экспортно-импортного бюро Давид Кнох был местный, «ватиким», и не терпел «олем-хадаш» — приезжих; он считал их белоручками, непригодными для работы в порту.
Лишь через несколько дней, увидев в Хаиме старательного и услужливого работника, Кнох подозвал его.
— Если вы намерены и дальше работать, — проговорил он густым, басовитым голосом, — то запомните: слов «не знаю», «не умею», «не видел» или, упаси бог, «забыл» для меня ее существует. Вы обязаны все знать, уметь, видеть и непременно все помнить! Отговорок не признаю. Работать будете со мной и только по моим указаниям. Возникнет надобность спросить — спросите, отвечу, но повторять не в моей привычке. Пусть этим занимается ваш друг Ионас… У меня и без того дел хватает. Не направится работа — заявите. И чем раньше, тем лучше… Для вас, конечно! Возиться с вами я не намерен. А скрывать что-либо от меня, говорить неправду — не советую.
Слушая Кноха, Хаим кивал головой и хлопал рыжими ресницами, а сердце у него колотилось от страха.
Кнох был немногословен, сказанное считал предельно ясным. Дело свое знал отлично и работал с рвением одержимого. За подвижность, стремительность — при его-то стодвадцатикилограммовом весе! — портовые рабочие прозвали Кноха «паровозом». И в самом деле, кличка была очень меткой: прикусив верхнюю толстую губу и громко сопя, Кнох шел напролом, словно катился по рельсам. Казалось, толстяка никто и ничто не остановит!.. Его тучная фигура показывалась то на сходнях, то в трюме, то на палубе, а то и в пакгаузе. Не задерживаясь, он на ходу отдавал краткие деловые распоряжения и если уж останавливался, то только для того, чтобы обрушить на чью-то провинившуюся голову поток ругани.
«Паровоз» был беспощаден к лодырям. Хитрецов и нытиков ненавидел. Он быстро освобождался от таких работников. Уговаривать его отменить свое решение, призывать пожалеть малых детишек уволенного было бесполезно. Кнох отвечал всегда одно и то же:
— Работа в порту только для здоровых, как больница — исключительно для больных…
Давид Кнох не давал скидок даже самому любимому грузчику, если замечал за ним оплошность. Он немедленно отстранял его от работы, сам становясь на его место, чтобы показать другим, как надо делать дело.
Хаим Волдитер боялся Кноха, избегал встреч с ним, как, впрочем, и другие служащие и грузчики экспортно-импортного бюро. Они изучили повадки главного экспедитора и, заприметив еще издали его коренастую фигуру, тотчас замолкали, подтягивались, гасили и тщательно прятали окурки. Если он попадался навстречу в узком судовом проходе или, упаси бог, на трапе, грузчики шарахались в стороны: Кнох всей своей массой сталкивал с пути встречного, если, конечно, тот не был начальством.
Даже Нуци Ионас, доверенное лицо Симона Соломонзона, обращался к Давиду Кноху с некоторым трепетом. Правда, и тот помалкивал, когда Ионасу случалось ошибиться. А за Нуци такое водилось…
Зато Симон Соломонзон восхищался работой главного экспедитора, частенько интересовался им и дядюшка Симона, старик Джузеппе Теплиц. Странно, но они были хорошо знакомы. Когда однажды Давид Кнох по поручению судоходного общества «Израильский морской Ллойд» ездил в Италию для покупки старого судна, которое итальянцы собирались списать, Кноха удостоил вниманием сын Джузеппе — сам Теплиц-младший.
По этому поводу рассказывали, будто Кнох, увидев супругу миллиардера в меховой накидке, привез и своей жене дорогостоящую тяжелую меховую шубу, в которой та пришла в синагогу в довольно жаркий еще осенний день новогоднего праздника «рош-га-шана». Поговаривали, что главный экспедитор очень верил талмудистской примете: каков день на «рош-га-шана», таков будет весь наступающий год. Поэтому в новогодний праздник Давид Кнох и его семейство одевались во все новое…
Известно, что главный экспедитор, единственный из всех служащих экспортно-импортного бюро,