внутреннее состояние Михаила.
Купец спрятал картину на груди, под курточку. Пожалуй, это самое ценное его приобретение в Италии, причем неожиданное. Стекло что – товар, пусть и дорогой. Продаст он его, выручит деньги – и все. А картина руки самого Леонардо! Ею его потомки будут любоваться.
Михаил поймал себя на мысли, что потомков – в смысле детей – у него пока нет. И семьи нет, не женат он. Есть дом с прислугой, корабль, дело, которое его кормит, а семьи нет, как нет и любимой женщины. Выходит – не многого он достиг в этом времени. А впрочем – и в своем тоже. Рядовой инженер – без квартиры, положения и семьи.
Пожалуй, его достаток и положение в Москве сейчас даже предпочтительней: у него деньги, они предполагают свободу действий, и в этом есть своя прелесть. Он может заняться одним делом или другим, не ощущая жесткого временного регламента – к восьми на работу, перерыв на обед, едва ли не ежедневные планерки и еженедельные совещания.
Но и рисков неизмеримо больше. Не прогадаешь с товаром, так пираты на море настигнут или свои разбойники ограбить или убить могут, а хуже того – татары. Те могут и в плен угнать. Вот уж с чем не ожидал столкнуться Михаил в своей жизни, так это с рабством. Дикость какая-то!
Он добрался до портового городка Римини и не стал дожидаться попутного судна, а нанял парусную лодку. В порту таких было много, за деньги их владельцы могли доставить желающих в любой город Италии или Греции на побережье – ведь Адриатическое море теплое, и штормы здесь редки.
На исходе второго дня впереди показалась Венеция.
– Прибыли, синьор!
– Давай вот к тому судну!
– Как скажете, синьор!
Лодка пришвартовалась к борту их с Пафнутием судна. Тот был на борту и увидел Михаила.
– Заждались! – радостно закричал он. – Товар-то уже готов, вчера на судно весь день свозили. Ну, здравствуй!
Он обнял Михаила и с чувством похлопал его по спине.
– Рад видеть тебя в добром здравии. Чего узнал-увидел?
– Города посмотрел, а приобрел – вот, – и Михаил достал из-за отворота курточки портрет работы Леонардо.
– О, парсуна! – так на Руси назывались картины. – Ты гляди, как на тебя похож!
– Так это же я и есть!
– Я себе тоже такую хочу.
– Уже не получится – ехать далеко.
– Жалко, я бы в трапезной повесил. Погоди-ка, а если мастера этого с собой в Москву взять? Сколько скажет – заплатим!
– Он фрески в церкви расписывает, не согласится.
– Жаль, уел ты меня! У нас тоже парсуны не во всех княжеских домах есть.
Михаил поздоровался со всеми членами команды – как будто домой вернулся. Все лица знакомы, язык родной. Однако на него косились: лицо бритое, одежда чужая.
Пафнутий высказался:
– Ты чего так вырядился?
– А ты хотел бы, чтобы на меня там пальцем показывали? Не заметил разве, что местные одеваются не так и лица бреют?
– Венеция – город портовый. Какого только обличья людей здесь нет, и никто не удивляется. Вон даже басурмане ходят в халатах и тюрбанах на головах.
– Я был в глубине страны, там бы на меня как на варвара смотрели. Мне это надо?
– Может, и вправду так надо?
– Пойдем в трюм, товар покажешь.
Они спустились в трюм. Он и в самом деле был уставлен корзинами со стеклянными изделиями. Михаил вытащил вазу, полюбовался ею и вернул на место.
Уже стали выбираться по трапу на палубу, как Пафнутий спросил его:
– А варвар – это кто?
– Как тебе сказать? Ну, почти дикий, необразованный человек.
– Ага, понял. Так нас там и вправду такими считают?
– В глазах итальянцев, да и многих других народов мы так и выглядим. Они ведь всерьез думают, что у нас медведи по улицам ходят.
– Нет у нас такого! – возмутился Пафнутий.
– И ходим мы в шкурах, как древние люди.
– Не шкуры это, а меха! Потому как холодно у нас! К тому же это красиво. Вон у них зима, а тепло. Пусть бы они у нас походили зимой в таких коротких портах, как на тебе! Тьфу, срамота!
– Не плюйся. Уйдем из Италии – я переоденусь. А в этом платье мне с местными общаться проще, за своего принимают. Продукты и воду на обратный путь взяли?
– Еще несколько ден назад.
– Славно.
Михаил задумался.
– О чем думаешь, Михаил?
– Каким путем назад возвращаться будем?
– А чего думать? Каким сюда шли.
– Там даны, пошлину взять могут.
– Ночью проскочим.
– Ты же фарватера не знаешь. Ну, проще – расположения отмелей, скал подводных.
– Это да.
– Есть три пути назад.
– Да? Про то не ведаю. Ну-ка, поясни.
– Один, самый близкий, – через пролив Босфор, в Черное море, а оттуда – по Днепру вверх. Но Константинополь турки взяли, переименовали его в Истамбул, пролив цепью железной перегородили. Не знаю, пропустят ли? Даже если пройдем, платить придется. Второй путь ты уже знаешь – мы им сюда пришли.
– А третий?
– Северный. Огибаем северные страны и приходим в Холмогоры. Оттуда – по Двине да по рекам до Москвы.
– Далеко, наверное? – Пафнутий почесал затылок.
– И дальше, а главное – холоднее. Моря там суровые, шторма частые.
– М-да, у нас ведь зима сейчас. А главное – у команды теплой одежды нет.
– Про какую одежду ты говоришь, Пафнутий? Там сейчас все льдом сковано, какое плавание?
– Так ведь пока дойдем, потеплеет небось.
– Тогда остается прежним путем идти. К тому времени и Нева, и Ладога, и Онега ото льда очистятся.
– Решено. Когда отплываем?
– А чего тянуть? Только проедаться здесь будем. Завтра поутру и отчалим.
– Договорились. Я бы еще бочонок вина прихватил – привык к местному вину.
– До вечера время есть, купи.
Михаил сошел на берег. В порту было несколько лавок, где продавались товары для моряков. В них было все, что требовалось мореходам: просмоленные канаты, пеньковые веревки, тали, гвозди. Были там и продукты – копченые окорока, сушеное мясо, крупы, соленая и вяленая рыба, сухофрукты и, непременно, вино. Из разных провинций, в разных емкостях – от оплетенных кувшинов до здоровенных бочек.
Михаил попробовал вина на вкус, выбрал бочонок тосканского на пять ведер и трехведерный бочонок довольно приятного на вкус вина из Неаполя. Не удержался, чтобы не купить почти мешок копченой рыбы. Золотистая, просвечивающая на солнце, истекающая жирком, она сводила с ума непередаваемым запахом.
