про солнце, которое женщинам светит тускло.
– Зря ты, Влад, про кремлевских охранников в Jimmy Choo тогда… – вздохнула Кыса.
– Не было бы этого – возникло бы что-то другое, – возразила Степанова.
– Про тех, кто в Кремле сидит, мне все понятно. Они охраняют свою власть, которую женщины могут у них реально отобрать. Но вот эти, которые на флеш-моб собираются… Я чего-то не поняла про них…
– Все ты правильно поняла! – сказала Катька. – Ты думаешь: «Эти-то что вскинулись? У них власти нет и не было, большинством из них помыкают бабы, причем далеко не все нами обученные. Эти же бабы о них заботятся». А как бы то ни было, мужики верят, что они «краник жизни». Стадное чувство. Угрозу от нашего движения они чувствуют нутром, замутненным алкоголем. Самый якобы прогрессивный мужик, Карл Маркс сказал им когда-то: «В отношении
– Просто провокатор. Казачок засланный. – Олег Мурлов был верен себе. – Назвал сладострастие деградацией, а чтобы ему это простили, тут же добавил, что на словах женщина не служанка, а на уровне бессознательного «человек – это мужчина». НЛП в чистом виде.
– НЛП? – переспросил Мэтью.
– Мэтью, заметь, что такое нейролингвистическое программирование, ты мог бы и знать.
– Давно пора уже говорить серьезно. – Мэтью был явно раздражен. – Какую политическую нишу вы для себя видите? В чем будет выражаться наша политическая деятельность, если уж ее не избежать?
Катька с сожалением посмотрела на Алену. Мэтью, конечно, умнейший и преданный общему делу человек, но лучше бы он свои контракты писал.
– В том-то и дело, darling, что не о нише речь. – Алена не могла не попытаться загладить промах Мэтью. – Ниша у нас уже есть, даже не ниша, а реальная власть. За нами восемь миллионов клиенток, за каждой из них еще с полдюжины подруг, дочерей, матерей и даже мужей. Итого пятьдесят миллионов. А власть, та, что в Кремле, нас спрашивает: «И что вы, барышни, с вашей властью собираетесь делать? Вы с нами ее будете делить или просто попрете на рожон?»
– Это Алена про власть, которая там… – пояснила Кыса и даже рукой потыкала куда-то в окно, пытаясь сложить из пальцев пятиконечную кремлевскую звезду, но получилось что-то больше похожее на тюремную решетку.
– Ну да, а мы ни бэ ни мэ. Вульф и говорит: «Определяйтесь быстрее, пока они собак не спустили». Они еще год назад, когда Катьку прессовать стали, нам этот вопрос задали и ждали терпеливо, надо отдать им должное. А мы Катьку вызволили и сделали вид, что все в порядке. Мы со всеми рассчитались, никому ничего не должны. Нас снова приложили, в четверть силы, зато в течение буквально пары дней все подряд, чтобы мы уже точно поняли. Костю припугнули, меня выгнали, Степаныча забрали, и на Интернете кукиш – член в виде краника показывают.
– Уже все ясно, – взмолилась Ирина. – Алена, ты Мэтью все отдельно растолкуешь, у вас будет на это время. Так что делать-то?
– Брать власть, и точка, – решительно заявила Кыса. – Не договариваться же с ними. Сегодня договоришься, а завтра счетка.
– Поддерживаю. – Степанова воспрянула духом. – У нас же все есть! Готовая политическая программа, партячейки по всей стране, от Питера до Владивостока.
– Уникальное покрытие электората, – согласился Олег. – Алена апеллирует к истеблишменту, Катька – к бизнесу, Кутыкина – к селу, Полешек – к братве, Полина – к интеллигенции, а ты, Кыса… Кыса, у тебя столько талантов! Даже теряюсь так сразу определить, в чем твоя самая сильная сторона.
– Меня можно на молодежь кинуть. Я и шалаву изучила, и семнадцатилетнюю фотомодель. Практически два поколения современной молодежи.
– Прекрасно! А Эрна, Наташа и кто там еще вещают на заграницу.
– Так у нас и еще один ресурс есть. – Кыса округлила глаза и понизила голос: – Она столько натерпелась… Грешно будет, если мы Елену Прохоровну не привлечем.
– Вот как далеко зашло? Я и не знал. Какие у вас, оказывается, козыри на руках, – усмехнулся Олег.
– Вот и я говорю, чего нам сдавать позиции и с этими козлами о чем-то договариваться. Если даже моего Костю так легко припугнули, то с остальными мужиками точно справимся. А тут еще, оказывается, и дьявол на нашей стороне. Говорит, берите власть, станьте из части целым, переустройте страну и мир. Разве не так?
– Именно так. Наша власть будет прочная, – сказала Катька. – То, что она будет справедливая, это и так понятно. Истинное действительно возможно только как система, это Кант сказал. Мы всем объявили, что обладаем истиной, нам поверили. Женщины уже объединились и готовы управлять миром, а мужики им все равно кукиши-краники показывают. Если откажемся от власти, получится, что мы испугались. Помножим на ноль все, что мы дали женщинам.
– На дворе две тысячи пятнадцатый год. До выборов три года. Что будем делать: организовывать референдум или выводить женщин на улицы с требованием досрочного ухода президента? – спросила Степанова.
– Так это до президентских три, а парламентские – считай, завтра. Берем парламент, правительство в отставку, президента убеждаем сложить полномочия. В крайнем случае импичмент. – Побитая Кыса просто рвалась на баррикады.
– Мэтью, а в нашей Конституции есть импичмент президенту, или это тоже выбросили? – Алена не оставляла попыток сделать Мэтью равноправным участником стратегического совещания.
– Не в импичменте сейчас вопрос, а в том, что мы конкретно можем предложить. – Катька, как всегда, хотела ясно видеть весь план. – И женщинам, и мужчинам, электорату в целом.
– Ты хочешь, Кать, чтобы мы уже сегодня это решили? – Влад пыхтел, открывая вторую бутылку виски.
– Что-то я не пойму, – вмешалась Полина. – Все вроде пьют шампанское, а вы с Олегом уже вторую бутылку виски открываете. Притормозили бы, мальчики.
– Не трогай мужиков, это мы с Катькой им помогаем. – Кыса подняла свой стакан, наполненный виски со льдом.
– Все равно, вчетвером за час бутылку вискаря уговорить – больно ходко идете.
– Не беспокойся! При таком количестве стресса и адреналина напиться невозможно, – категорично заявила Кыса. – Ты, Кать, тоже не беспокойся! Править будем не хуже покемонов. Хуже просто трудно. Ваше здоровье!
– Кыса, ты слово в слово повторяешь Вульфа…
– Только мужчины могут так рассуждать: «Давайте брать власть, а потом разберемся, что с ней делать!» – воскликнула Алена. – Это в корне неверно, я не согласна.
– Вот именно, а где нравственность? Полина, я тебя спрашиваю, где нравственность? – спросила Степанова.
– Вы надо мной издеваетесь, что я все к философам апеллирую, а я именно о нравственности хочу сказать.
Это Катькино вступление не сулило ничего хорошего. Но трогать человека, все еще не до конца избавившегося от следствия, было бы негуманно, тем более что отвлекаться на очередную мелкую склоку никому не хотелось. Катька, ободренная отсутствием протеста, продолжила:
– Кант говорит, что в задачу государственной власти не входит забота о счастье граждан, это свойственно только деспотиям, которые навязывали всем счастье, одинаковое, как социалистический реализм. Власть обязана обеспечить свободу нравственного выбора. А мы-то до сих пор думали о том, как сделать женщин счастливыми, отвечая только за себя. Если придем к власти, женщинам придется отвечать за все общество. Это вопрос вопросов, и я вижу тут ловушку.
– А я никакой ловушки не вижу. Женщины, которые уже умеют быть счастливыми и управлять мужчинами, да еще и по определению более гуманны, берут власть. Почему их власть может препятствовать свободному нравственному выбору каждого – не понимаю, – сказал Олег Мурлов.
– Потому что это будет матриархат, – уже менее уверенно произнесла Катька.
