аллее, девочка сказала очень серьезно:
— Ты какой-то смешной. Чем-то напоминаешь мне птенца галки, который выпал из гнезда.
Матвей не знал, обидеться ему или нет. Пока он раздумывал, они почти подошли к интернату.
— У меня есть Чикот, — сказала девочка. — Хочешь, покажу?
— Да, — сказал Матвей, хотя даже представить себе не мог, что это такое.
В это время они вышли на площадку перед интернатом. У подъезда стояла Любовь Андреевна, окружённая второклассниками.
— Вот он! Вот он! — закричали ребята, увидев Матвея.
— Наконец-то! — сказала Любовь Андреевна. — Спасибо тебе, девочка, что привела нашего Матвея, мы его давно ищем. Ты ведь, кажется, из пятого класса?
— Да, я из пятого, — ответила девочка.
— А зовут тебя как?
— Федотова Стеша.
— Ну, ещё раз спасибо, милая Стеша. Нам надо идти учить уроки, а тут мальчик пропал…
Матвею воспитательница ничего не сказала, только посмотрела на него долгим взглядом и вздохнула.
Стеша и птицы
По дну балки протекал ручей. На камне у самой воды сидела трясогузка. Серо-стальная, вся тоненькая, изящная птичка сливалась с серым камнем. Её бы и не заметить, если б не хвостик. Длинный тонкий хвостик непрерывно дрожал.
Притаившись за толстым стволом граба, Стеша с улыбкой смотрела на трясогузку. И что ты всё время трясёшь своим хвостиком? Зачем? Почему? Надо будет спросить у дяди Миколы. Он столько знает о птицах и зверях.
Трясогузка перепрыгнула с большого камня на маленький, напилась из ручья, запрокидывая голову, и упорхнула.
Тишина какая. Веточка не шелохнётся. Воздух прозрачен и чист. Вершина утёса над Стешиной головой вырисовывается так чётко, что виден каждый излом, каждая трещина. Кажется, протяни руку — и дотронешься до каменного зубца. На самом деле до утёса не одна сотня метров. Вот поднимется солнце повыше, и с моря потянет ветерком. А пока солнце низко — затишье. Так часто бывает. Отчего?
Солнце вылезает из-за гор гораздо позднее, чем даже две недели назад. Прежде Стеша быстро одевалась и бесшумно выскальзывала из спальни часа за два до завтрака, а теперь раньше семи и подниматься не стоит: всё равно птицы спят. Осень. Золотая, сухая, привольная…
— Тинь-тинь-тинь!
Синицы звенят. А вот короткая переливчатая трель. Зяблик? Как будто. Но она не уверена. Может быть, так нежно и звонко пропела пеночка. Или зеленушка. Непременно надо научиться всех птиц различать не только по виду, а и по голосу.
— Тук-тук! Тук-тук-тук!
Ну, этого красноголового истребителя короедов только глухой не распознает.
Девочка стояла неподвижно, чутко вслушиваясь.
В балках, в оврагах, завороженная прелестью раннего утра или уходящего дня, она забывала обо всём. Были кругом листва, деревья, камни, вода ручьёв, небо. Были птицы. А самой Стеши точно и не было.
И точно не было никогда ничего плохого на свете: ни попрёков и брани тётки, у которой лет пять она жила после смерти матери и которую потом, на Стешино счастье, посадили в тюрьму за спекуляцию. Ни пьяного дяди. Ни дум об отце, кто он был? Ни сознания своей нескладности, неумелости во многом. Ни даже противной арифметики. Ничего, ничего плохого не было, а только радость, свет, голоса птиц, желание узнать о них как можно больше…
Стеша умела подолгу стоять или сидеть не шелохнувшись. Наверно, птицы принимали её за деревцо или просто считали своей, понимали, что она их не обидит. Они её не боялись, подлетали совсем близко, садились на ветки над самой головой.
В кустах сильно зашуршало. Ох, эти дрозды! Один дрозд способен шуршать, как десять мышей. Всегда они двигаются, бегают, суетятся. Беспокойные, милые птицы!
Верхушка утёса порозовела. Ой, не опоздать бы к завтраку! Стеша выбралась из балки и помчалась в интернат.
Тоже «оказия»
Что такое чи-кот? Этот вопрос не давал Матвею покоя.
Девочка, которую он встретил в балке, сказала: «У меня есть чикот. Хочешь, покажу?» Тогда они уже подошли к интернату, спросить ни о чём не удалось. Воспитательница увела второклассников готовить уроки, а девочка куда-то убежала. Потом Любовь Андреевна читала им вслух книгу, потом они ужинали. После ужина ходили ненадолго гулять в лесок. Потом улеглись спать.
Матвей запомнил, что девочку зовут Стешей и что учится она в пятом классе. В столовую они ходили в разные смены, а где пятый класс, он не знал. Противная девчонка! Зачем же она обманула его? Обещала показать какой-то «чикот» и не показывает!
Безразличным тоном Матвей спросил маленького Воронкова:
— Ты никогда не видел чикот? Говорят, интересная штука. Но я как-то забыл, что это такое?
Воронков заморгал.
— В жисть не слыхал такого слова. Может, это какая-нибудь порода слона?
— Сам ты слон! — Матвей с досадой отошёл от Воронкова.
К такому глупенькому не стоило и обращаться. Ведь если бы у девочки из пятого класса был слон, об этом знал бы не только весь интернат, а, наверно, весь Крым.
Нигде Стеша Матвею не попадалась. И неудивительно. Ребят в интернате много. Целый день все чем-нибудь заняты. Каждый класс — своими делами.
Пионеры устраивают сборы. Случается, уходят куда-нибудь. На экскурсии, может. Кто знает. У старших ребят другая, более сложная жизнь. Первый и второй классы в этой жизни участия не принимают. Впрочем, и третий класс не принимает.
С третьим классом вообще случилась «оказия», как сказала ночная няня. Матвей решил, что «оказия» — это слово для обозначения карантина. Можно сказать «карантин», а можно — «оказия».
Дело в том, что в третьем классе один мальчик заболел скарлатиной. Теперь третьеклассники гуляли отдельно, вдали от всех, их позже всех приводили и в класс, и в столовую, и в спальни. Когда они проходили по коридору, то другим ребятам не позволяли к ним приближаться. Издали некоторые третьеклассники показывали язык, дразнились, очевидно, гордясь своей «оказией».
Найти сразу человека из другого класса и так-то было не просто. А тут ещё и Любовь Андреевна заболела. Не скарлатиной, на «оказию» её не посадили, но всё равно в интернат она не пришла. Учительница Антонина Васильевна задержалась с ними после уроков, сама отвела их в столовую. Когда второклассники готовили уроки, за ними присматривала чужая воспитательница, кажется, из четвёртого класса.
А к концу «самоподготовки» к ним в класс вдруг прибежала шестиклассница Тоня. Эта длинноногая девица, почти такая же вертлявая, как Митька Лихов, объявила:
— Я член учкома и пока буду за вами присматривать. Ну-ка, живо построиться!
На площадке перед интернатом Тоня ни с того ни с сего заставила их делать зарядку. И при этом громко командовала:
