Пресветлая».
Сейчас Чик, совершив очередной подвиг — выгнав с виллы разбойников, погуляв на свадьбе друга и его бывшей любовницы, снова отправился по коммерческим делам, по слухам в Этрусию. А в первый раз уходил с самым настоящим этруском:
«Здоровенный сероглазый красавчик с длиннющим мечом», — описала Сирилгин, — «он сначала раненый был, потом выздоровел. На нас, на служанок и не смотрел даже. Ужас, какой серьезный! А Русу чуть ли не кланялся».
Больше всего служанка ненавидела Гелингин — дочь князя. Она, сучка высокородная, отбила её Руса и князь, говорят, не против их свадьбы.
— Рус, конечно, богач и архей, но никак не князь и не царь и не наследник! Может, князь передумает, не отдаст свою любимую дочь за безродного? Ты как думаешь, Верония? Не ровня он ей! Наиграется даркова подстилка и выкинет! А я подберу, я не гордая… — плакалась она Месхитинской жрице.
«В чем-то эта дура права, особенно о неравном браке… этруск — купец? Встречаются такие, но очень редко, они воины. Вот и дурочка рассказала, что он был ранен… непременно надо доложить Викарии…», — что и сделала, как только отправила Сирилгин с внушением забыть о встрече, но непременно прибежать в этот неприметный храм на окраине Эолгула и рассказать о возвращении хозяина.
— Князь, значит, по словам этой курицы его привечает… — задумчиво произнесла Викария.
— Не только по её словам, сестра Стандор, весь город об этом судачит…
— Мы не пустословные матроны, сестра. Вот что, в городе есть этрусский посланник?
— Есть.
— Как он относится к лооскам?
— Не знаю, об этом речь не заходила… — подосадовала Верония.
— Твоя задача, — Викария порадовалась досаде подчиненной, а то слишком все у неё гладко, невольно заревновала, — любым способов вытянуть из него сведения о том этруске. Не может быть, чтобы в той дыре они не оказались знакомыми, и поспрашивай о Русе, — она и в мыслях называла бывшего раба не Чиком, а Русом. Так легче воспринималась невероятная новость — раб жив! Права Флорина. Не от мира сего, а ума у неё не отнять.
— Надеюсь, добывать сведения у похотливых самцов ты умеешь, — на этом отключилась.
Умела. Как впрочем, и любая умная лооска.
Стригант откровенно скучал в этом забытом Френомом городишке, где и осень практически лето. На соблазнение поддался охотно. Веронии показалось еще чуть-чуть и он её порвет.
«Все правильно», — вспомнила она, — «здесь же нет легальных Домов Терпимости, в нелегальные ему идти не с руки, а местные дамы недотроги. Идиоты эти тиренцы, зачем мужиков доводят?»
Ей, лооске, и в голову не приходили понятия «обычаи», «нравственность», «девичья честь» в конце концов. Поступок Сирилгин в её глазах выглядел вполне естественным, а сама девушка его стыдилась и оправдывала исключительно бедственным положением. Перед сестрами и матерью (отец давно умер) маячило рабство за долги, что еще постыдней.
Посланник, расслабленный после близости, да под влиянием гипнотического дара Веронии рассказал ей о принце. «Лооске можно доверять, им Этрусия до того места, чем я только что попользовался. Давно держал эти сведения в тайне, скрывал от Гросса, переживал. Теперь рассказал и полегчало», — примерно так Стригант объяснял сам себе несвойственную ему откровенность.
— Что!? — поразилась Стандор, слушая доклад, — не может быть!
«Вот почему Флорина говорила о его способностях! Она не с островов, а из Этрусии его вытащила! Или с островов, куда он убежал, от них недалеко. Ну, Верховная!», — эти мысли, разумеется, не озвучила.
— Таким образом, сестра, он сейчас с мятежниками добывает себе венец, — бесстрастно закончила Верония, пропустив возглас «не может быть».
Она гордилась собой. Правда, вопрос со жрицей, которая сняла метки с разведчиков, оставался открытым, но задания найти её не поступало, и вряд ли поступит. Стандора вполне удовлетворили сведения о судьбе раба.
Викария — не Следящий, который не доложит одни только умозаключения, как неоспоримый факт. Ей хватило рассказа подчиненной, чтобы с легким сердцем направиться к Верховной.
Выслушав доклад, Флорина расцвела необычной для неё коварной улыбкой:
— Спасибо, сестра, я знала, что ты справишься. Можешь быть свободной.
— Но, сестра, — осмелела Викария, — та жрица, которая помогала рабу, осталась неизвестной.
Верховная вдруг рассмеялась:
— Ты еще не поняла? Это он сам, глупая, все сам сделал! Он нас на дух не переносит, неужели не понятно? Ты же служкой учила, что чувствует раб. Забыла? Такое не прощается, — произнесла неожиданно жестко и Викария похолодела:
«Это она о ком? Обо мне, потому что забыла или… вразуми, Пресветлая!»
— Он, ранее не склонный к Силе, стал учеником Хранящих, владеет магией Призыва. Такого не бывает, верно? Да он такой чужой, он столько знает… все, больше объяснять не буду. Иди, служи, у тебя полно дел. Понадобишься, позову.
Стандор вышла в полнейшем недоумении. Особенно засело слово «чужой». Что это значит? А как быть с беглыми разведчиками? Вернуться и спросить у Верховной, не решилась.
«Все, Владимир — варвар из неизвестного мира, ты у меня вот где!», — рассуждая в приподнятом настроении, Флорина сжала кулак, — «спасибо, Пресветлая! Ты привела меня к нему там, на длинной «тропе», и сейчас. Я поняла твою волю, Томила — лишь испытание. Благодарю за благоволение и жду приказа…».
Меж тем явление Богини дело непредсказуемое, времени у Богов — вечность, поэтому принялась строить планы собственного мщения, начиная от коварной мести его близким, до раскрытия истинного происхождения чужака «глупым варварам-этрускам»:
«Они его, похоже, на самом деле принцем считают, может сами убьют самозванца…», — личная встреча с бывшим рабом даже не рассматривалась, это прерогатива Пресветлой, только по её приказу.
Утонув в сладких грезах о новых мучениях раба, Флорина не успела толком уснуть, как резкий удар по каналам Силы заставил её вскочить. Через несколько мгновений последовал следующий и следующий. Верховную скрутило от боли, она потеряла рассудок, но тем не менее продолжала сжимать каналы, спасаясь от прожигающей Силы.
Вдруг перед мысленным взором Верховной возникла сама Пресветлая Лоос. Сразу забылась боль. Немолодую Флорину охватил неописуемый восторг, душа наполнилась ликованием и трепетом, совсем как у юной девицы перед первым признанием.
— Держи координаты, — сказала взволнованная Богиня, и в памяти Верховной жрицы запечатлелась вязь символов, — Силы я дам сколько угодно, вложу новые структуры. Раскрой каналы. Немедленно отправляйся туда и убей чужака, альгана и кагана. Его — в первую очередь. Быстрее! Не успеешь — я буду недовольна, — с этими словами исчезла, а во Флорину потекла спокойная, не бурлящая Сила.
Да в таких количествах, что она и представить не могла. К тому же потоки содержали неизвестные структуры, которые сами собой откладывались в памяти. Чего только не узнала пытливая ученая! Только… все меркло перед словами «я буду недовольна». Страдание перемешалось со рвением и Верховная, как была голой, мгновенно создала «тропу» и шагнула в неизвестное, думая только об одном: «Надо успеть, нельзя огорчать Госпожу…».
Как это похоже на рабское Служение! Собственно, это оно и было. Все жрицы — рабыни Лоос, такие же, как их собственные рабы перед ними.
Флорина не замечала бурана, не чувствовала холода: она с остервенением била по мутному куполу, за которым смутно угадывались три тени. Одна из них — ненавистный раб и она точно знала, которая тень — он. Откуда знала — не задумывалась, как не задумывалась над мощнейшими структурами, возникающими словно сами собой.
Пока купол не поддавался. Он не замечал вихрей, игл, стрел, огромных клешней, способных смолоть в муку гранитную гору. Частью структуры проходили сквозь него, как сквозь пустое место, частью обтекали,
