Научное наследие Женевской лингвистической школы

On croit que le roi est mort. Формы диктума столь же разнообразны, как и представления, которые он может выражать. Логически он содержит в себе глагольный коррелят процесса (явления, состояния или качества), чаще всего локализуемый в субстанции, т. е. в существительном: la terre tourne , le soleil brille . И только безличные глаголы имеют неясный, бессознательно мыслимый субстрат, который бывает очень трудно выделить.

Согласно Балли, смысловой субстрат высказывания, в отличие от непредикативного сочетания понятий о субстанции и о ее признаке, всегда содержит в явной или скрытой форме два субъектно-предикатных комплекса: субъект и предикат акта коммуникации («модус») и субъект и предикат высказывания («диктум»).

Если стать на точку зрения Балли, то для каждого, кто мыслит или высказывает утверждение Galilée affirme que la terre tourne , Галилей – объект представления, а сам он – субъект. Полное эксплицитное логическое высказывание звучало бы так: Je sais que Galilée affirme que la terre tourn e. Подобным образом мыслящий субъект психологически имплицируется в утверждениях типа: La terre tourne . Таким образом, получается, что S в субъектно-объектном отношении имеет совершенно отличное значение от того же самого S в субъектно-предикативном отношении. М. Зандман отмечает, что у Балли S – познающий, ego – противопоставляется объекту познания – non-ego [Sandman 1954: 90]. Ж. Антуан пишет, что Балли рассматривает акт высказывания, как своеобразный диалог самого с собой [Antoine 1959: 262].

Мысль, считает Балли, может быть выражена не только логически и аналитически в форме эксплицитного высказывания, но, как часто это бывает, и синтетически. Например, приказание покинуть комнату может быть выражено следующим образом в порядке постепенного удаления от эксплицитной к имплицитной форме: 1. Je veux que vous sortiez ; 2. Je vous ordonne de sortir ; 3. Il faut que vous sortiez ; 4. Vous devez sortir ; 5. Sortez! 6. A la porte! 7. Ouste! 8. Жест и мимика; 9. Нарушитель спокойствия изгоняется из комнаты. Недостаточность выражения восполняется с помощью неартикулируемых знаков, среди которых Балли выделяет междометия, мимику, ситуативные знаки.

Ситуацию, по мнению Балли, не следует понимать слишком узко, как только актуальное проявление «вещи, существа, движения, события, воспринимаемых нашими чувствами в момент, когда мы говорим». Ведь, отмечает Балли, «то, что мы называем ситуацией, имеет более широкое значение: здесь налицо не только элементы, воспринимаемые чувствами в процессе речи, но и все известные собеседникам обстоятельства, которые могут послужить мотивом для их разговора» [Балли 1955: 52]. Этому замечанию Балли совсем не противоречит и следующее его утверждение о том, что «ситуация дает знаки, которые всегда носят отпечаток действительности: все они актуальны» [Там же: 53]. Балли проводит различие между ситуациями, интонациями и жестами. В отличие от ситуации, «интонационная кривая, жест, восклицание и т. д. существуют у говорящих субъектов в форме отпечатков в памяти, в скрытом состоянии, и начинают функционировать только в речи» [Там же].

Таким образом, Балли рассматривал неязыковые средства в речевой коммуникации как функциональные компоненты вербального акта.

Теорию актуализации Балли, справедливо отмечает Ч. Сегре, можно рассматривать как творческое развитие намеченной Соссюром «лингвистики речи» [Segre 1963].

Учение Ш. Балли о механизме преобразования языка в речь приобретает актуальность в связи с обращением современной лингвистики к изучению языка в коммуникации. А идеи Балли о разграничении лингвистических знаков относительно сфер языковой деятельности созвучны современной постановке этой проблематики.

В работах С. Карцевского учение об актуализации занимает более скромное место, чем у Ш. Балли. Тем не менее подход к данной проблеме, развивавшийся Карцевским, представляет большой интерес. Так же как и Балли, Карцевский полагал, что знаки языка имеют потенциальную ценность: «Семиологические значимости языка будут непременно иметь виртуальный и, следовательно, общий характер для того, чтобы язык оставался независимым от настроений индивида и от самих индивидов» [Карцевский 1965: 85].

В работе «Система русского глагола» Карцевский определил актуализацию как соотнесение концептуальной единицы с данной реальностью [Karcevsky 1927: 36]. В другой своей работе «О фонологии фразы» Карцевский поясняет, что «речь не идет о реальности в онтологическом смысле этого термина. Единственная реальность, которую знает язык, это реальность говорящего лица с присущим ему видением вещей и отношением к ним в момент речи» [Karcevsky 1931: 191]. Такое определение «реальности» обусловлено социологическим характером лингвистической концепции Женевской школы, согласно которой язык полностью существует только в массе говорящих. Так же как и Балли, Карцевский считал, что актуализации подлежат прежде всего понятия субстанции в силу их абстрактного характера. Понятие процесса актуализируется говорящим с помощью наклонения и времени глагола.

Первый этап актуализации существительных касается установления количественных отношений между индивидуальными представителями одного вида. Например, пять рыб , одна рыба ; третий дом налево . Количественными актуализаторами являются числительные. Количественная актуализация является недостаточной и должна быть дополнена прономинальной актуализацией [32] . К прономинальным актуализаторам Карцевский относил не только местоимения, но также артикли и глагол «быть». «В каждой части речи, – писал Карцевский, – есть местоименные слова. Ввиду своих внутренних особенностей слова эти и склоняются и спрягаются (глагол “быть”) [33] не так, как полнозначные слова» [Карцевский 1928а: 41]. В статье «Еще раз к вопросу об учебниках А. М. Пешковского» Карцевский поясняет, почему он относит глагол «быть» к актуализаторам: «Глагол личный может выполнять выраженное значение наклонения и времени implicite, а другие части речи explicite, т. е. главным образом при помощи местоименного слова “быть”» [Карцевский 1928б: 36].

Актуализация может быть имплицитной. В таком случае в роли актуализаторов выступает ситуация либо контекст. Например, когда говорят «мост стоит на быках», ситуация или контекст указывают, о каких предметах идет речь, сколько их, и относится ли «стоит» к данному моменту времени или выражает общий факт. Наконец, часто в качестве непосредственного актуализатора может выступать простой жест.

Такое понимание актуализации, как об этом впоследствии писал сам Карцевский, близко идеям Балли, которые последний развивал в статье «Мысль и язык» [Karcevsky 1931: 190 – 191].

Наибольший интерес представляет получившее развитие в последующих работах Карцевского его учение о фразе как актуализованной единице коммуникации. Выделение Карцевским фразы как единицы общения связано с его пониманием структурной организации языка как «семиологического механизма». «Язык, – писал Карцевский, – в “Системе русского глагола”, – представляет собой семиологическую систему, в которой каждая единица образуется пересечением отношений...» [Karcevsky 1927: 13]. Карцевский выделял в языке четыре семиологических плана: лексикологический, синтаксический (синтагматический), морфологический и фонологический [34] . Внутри каждого плана он устанавливает определенные дифференциации. Используя термин «вхождение» (emboîtement) Сеше [35] , Карцевский писал, что лексикологический план «накладывается» на все другие планы языка и все их «вмещает» в себя. Чем выше план, тем отношения между знаками носят более общий характер, другими словами, языковой знак по-разному представлен в каждом плане. Независимо от того, к какому плану принадлежит знак, он всегда остается двусторонней единицей [36] .

Рассмотрение оригинальной концепции структурной организации языка Карцевского удобнее начать с синтаксического или синтагматического плана. Синтаксический план расположен между морфологическим и лексическим планами. Со стороны морфологического плана он характеризуется синтагматическими отношениями (отношение между определяющим и определяемым). Отношения определяющего T к определяемому T1 бывает трех родов: а) согласование, когда формальные отношения T1 отражают, повторяют некоторые формальные значения Т , например, в синтагме [37] «маленький мальчик» «маленький» согласуется с «мальчик» в числе, роде и падеже, заключенных в слове «мальчик»; б) управление: падеж Т1 зависит от того Т , к которому оно относится, но не согласуется ни с чем. Например: «Письмо написано отцом»; в) примыкание: Т1 не согласуется и не управляется, но своим вещественным значением тяготеет к Т . Например: «Мы хорошо погуляли». Карцевский особо отмечает, что синтагматические отношения могут быть предикативными.

Со стороны лексикологического плана синтаксический (синтагматический) план характеризуется