Под стать одеяниям тольтекской знати были великолепные сооружения, окружавшие центральную площадь Толлана с четырех сторон. Высокая пирамида, увенчанная массивным храмом бога войны — Тескатлипока, служила ее восточной границей. Прямо против пирамиды находилась длинная стена, скрывавшая площадку для игры в мяч, — она ограничивала площадь с запада. На южной стороне стояло несколько храмов на невысоких платформах. Однако главное украшение площади, великого города Толлана и всех земель, подвластных тольтекам, возвышалось на северной стороне.
Это был храм Кетсалькоатля — Пернатого змея, верховного божества тольтеков, носившего также поэтическое имя «Утренняя звезда», Тлахуицкальпантекухтли.
Зодчие и строители-тольтеки создали подлинное чудо архитектуры и искусства. Широкая платформа высотою в пять локтей растянулась почти во всю северную сторону площади, примыкая вплотную к сооружениям храма Тескатлипока своим Г-образным выступом. Три длинных ряда строгих прямых колонн, соединенных перекрытиями из резного камня, служили чем-то вроде вестибюля у подножия главного здания, смещенного резко вправо. То ли зодчие хотели сблизить оба эти сооружения, то ли просто использовали естественный холм для строительства пирамиды — основания храма Кетсалькоатля?
Прямо из вестибюля в храм поднималась широкая лестница, насчитывавшая более сорока высоких и узких ступеней, а справа от лестницы между колоннами в специальных углублениях в полу — тлекуилях — горел вечный огонь.
Сам храм покоился на пирамиде, построенной в виде пяти огромных ступеней — уступов. Вертикальные стены каждого уступа (четыре локтя в высоту!) были сплошь покрыты великолепными двухъярусными барельефами, опоясывавшими пирамиду со всех четырех сторон. По верхнему ярусу шагали ягуары; изредка среди них попадались и койоты. Нижний ярус занимали изваяния орлов, пожирающих человеческие сердца, и устрашающие лики самого Кетсалькоатля: из чудовищной пасти Пернатого змея выглядывало человеческое лицо. Животные, птицы и маски Кетсалькоатля были слегка тонированы естественными цветами; на темно-красном, почти буром фоне они выглядели необычайно выразительно и казались живыми.
Сколько труда, умения, энергии потребовалось для того, чтобы создать этот десятиярусный барельеф! Но люди, собравшиеся на площади, не обращали на него никакого внимания. Их взоры были устремлены на вершину пирамиды, увенчанную храмом Кетсалькоатля. Впрочем, вряд ли они любовались этим чудом архитектуры; скорее всего они кого-то ждали.
Вход храма охраняли два огромных каменных змея-колонны; страшные, с широко раскрытой пастью головы чудовищ распластались прямо на полу; их туловища (в два обхвата толщиной), сплошь покрытые перьями птиц, вздымались вверх. Внутренние покои храма также охранялись: там стояли гигантские атланты — каменные воины-колонны, вооруженные пращами и дротиками, удивительно похожие на тех живых, заполнивших внизу площадь. Воины и пернатые змеи служили опорой для массивного перекрытия из каменных плит, украшенных разноцветными барельефами.
Но если люди, собравшиеся на площади, горделиво выставляли напоказ свои драгоценности и украшения, храм Кетсалькоатля скрывал свои сокровища от любопытного взора. Мало кто даже из самых знатных жителей Толлана был удостоен чести хотя бы мельком взглянуть на четыре «дома», четыре внутренние камеры храма, в которых обитал божественный Кетсалькоатль. Одна из них — восточная — была сплошь обшита тонкими листами чистого золота, и поэтому ее называли Золотым домом. Западную именовали Домом изумруда и бирюзы (никто не знал, сколько прекрасных камней было вделано в ее стены). Жемчуг и серебро украшали южную комнату, а огромные морские раковины и разноцветные камни — северную.
Только Кетсалькоатль, могуществу и богатству которого не было предела, мог построить для себя такую обитель. Правда, говорили, что сам он предпочитал другой «дом», находившийся вне стен храма. Его называли Дворцом перьев, хотя, как и все сооружения Толлана, он был построен из камней, скрепленных известью, и отделан гладкой штукатуркой. Просто потолки и стены внутренних комнат дворца были покрыты огромными коврами из перьев. Восточная комната — желтыми; западная — синими; южная — белыми, а северная — красными.
Тольтекская знать, собравшаяся на площади в тот солнечный день, ожидала появления своего правителя-полубога. Но в томительном ожидании, в изысканной парадности одеяний, в робких взглядах одних и дерзновенно-смелых других, устремленных к змееобразным колоннам храма, откуда должен был появиться Кетсалькоатль, угадывалось что-то необычное, тревожное и даже зловещее…
Боги тоже болеют
Вторую неделю Кетсалькоатль не вставал с ложа в своей любимой комнате Дворца перьев. Стены и потолок комнаты были увешаны коврами, сотканными из желтых перьев всех оттенков. Их едва заметные узоры, выполненные руками искуснейших мастериц, оживали от легкого дуновения ветерка, изредка проникавшего в покои правителя и Верховного жреца Толлана через толстый занавес над входом, также сотканный из желтых перьев. Но особенно хороши были пол и ложе, покрытые сплошным пушистым ковром из ласковых, мягких перьев цакуана: черные, они отливали благородным золотом.
Недуг не хотел расставаться с телом Кетсалькоатля: ноги отекли, покрылись бурыми пятнами, мучительные страдания и днем и ночью не давали сомкнуть глаз больному полубогу.
Жрецы-лекари сбились с ног в поисках целебных трав и снадобий. Ежедневно в положенный час они приносили в жертву змей и бабочек на огромном жертвенном столе храма Пернатого змея, хотя с каждым днем добывать их становилось все труднее и труднее: страшная засуха, истерзавшая страну, подкралась к великолепным садам Толлана, угрожая уничтожить все живое и в этом маленьком оазисе, окруженном выжженной солнцем землей.
Боль отнимала силы, нарушала привычное течение мыслей, а между тем думы Кетсалькоатля были тяжелыми, безрадостными…
Третий год на страну обрушивались страшные несчастья. Вначале ливни смыли посевы маиса. Запасов хватило ненадолго, и воины Толлана лишь с огромным трудом смогли добыть маис в далеких, подвластных тольтекам селениях. Жители Толлана, особенно бедняки, с нетерпением ждали следующего урожая, но и он оказался ничтожно малым — много месяцев подряд ни одно облачко не появилось на туманно-синем небе. Солнце безжалостно обжигало все живое: реки почти пересохли, земля покрылась старческими морщинами, дикие звери и птицы покинули владения тольтеков.
И снова Толлану пришлось снаряжать в далекие походы боевые отряды своих воинов. Только через три месяца, когда в городе уже ощущались признаки настоящего голода, они стали возвращаться один за другим. Пленники-рабы принесли немалую добычу, но радость и ликование были недолгими — отряды тольтеков недосчитывали в своих рядах многих бойцов. Дорогой ценой расплачивался могущественный и блистательный Толлан за обрушившиеся с неба несчастья.
Тольтекская знать и жречество, избалованные изобилием и богатством, не хотели мириться с трудностями и лишениями, которые, особенно в первый год, меньше всего коснулись именно их. И вера жителей Толлана в могущество земного божества пошатнулась. Все настойчивее звучали голоса тех, кто вначале тайно, а теперь почти открыто говорил на городских площадях, что великие боги покарали Город Солнца за отступничество от древних священных обычаев и ритуалов прежней религии. Что всемогущий Тескатлипока, бог войны и верховное божество их отцов и дедов, благодаря покровительству и заступничеству которого тольтеки покорили все остальные народы и племена и создали свое непобедимое царство, полон ярости и гнева. Что ярость и гнев его справедливы, ибо нельзя насытить всепоглощающую утробу свирепого божества жертвоприношениями каких-то бабочек и змей.
Нашлись люди, вспомнившие слова древней молитвы, обращенной к свирепому богу войны:
