надо взять за правило требовать, чтобы показывали текст до публикации, сейчас буду звонить Паше, извиняться. «В ее офисе»!
Ксения теперь знает, как выглядит слава. Небольшая, негромкая, но все же – слава. Хорошо еще, не узнаю т на улице, но на танцах одна девочка подошла и сказала, что слышала по радио, сразу поняла, что голос знакомый. Да, три записи на радио, десяток интервью в онлайн-прессе, несколько статей в центральной печати – чем не слава? Другое дело, что слава – еще не повод прекратить работать. Вот и получается, что в жизни Ксении изменилось совсем мало. Каждое утро она просматривает поступающие новости, распекает девочек-переводчиц, отправляет Алексея за репортажем и пытается получить комментарии ньюсмейкеров к очередному событию дня. Это для других она сама – ньюсмейкер, а в родной редакции – журналистка, главный редактор отдела новостей. Ее персональный проект – ладно, ее, Оли и Алексея – это их личное дело, к работе отношение не имеющее, об этом Ксении даже напоминать не надо.
Пора все-таки разобрать бумаги. Смешно вспоминать, когда-то учительница в начальной школе объясняла, что компьютеры спасут леса от вырубания: бумага будет совсем не нужна. Посмотрела бы на офисы интернет-компаний! Впрочем, Ксения не слишком хорошо представляет себе, как выглядели кабинеты до появления компьютеров. Интересно, на каждом столе были пишущие машинки? Или черновые варианты договоров люди писали от руки?
Прошлогодний отчет фонда «Общественное мнение» отправляется в корзину как морально устаревший. Распечатка расписания кинотеатров за 15 декабря – попытка посмотреть на большом экране пропущенный в свое время «Underworld» – тоже в корзину, все двенадцать страниц. Черновой вариант бизнес-плана с Олиными пометками – в корзину. Список людей, которых должен проинтервьюировать Алексей, распечатанный перед встречей в кафе и позабытый на столе две недели назад – туда же. Распечатка ленты новостей на «Вечере.ру» за 8 января, с вопиющими ошибками, исправленными в Сети, но сохраненными в назидание виновным – в корзину. Папка с договорами что делает у меня на столе? В бухгалтерию! Конверт с фотографиями с празднования Нового года – в сумку. Папку с вырезками из газет про меня, любимую, – тоже в сумку.
Для фотографий дома у Ксении есть специальный альбом и большая картонная коробка из «Икеи». Вырезки из газет отправятся в нижний ящик стола, где лежит весь личный архив: несколько писем, счет на последний ужин с Никитой на сатанинские 666 рублей, сентиментальная засушенная розочка (Ксения помнит, от кого), обложка видеокассеты Дарио Ардженто с автографом, Викина заколка, забытая у Ксении и так и не отданная до Викиного отъезда в Германию, неоконченный список Марининых мужчин на трех страницах, составленный три года назад, когда Марина ночевала у Ксении, вырезка из газеты «Мегаполис- Экспресс» за 1995 год.
Заметка попалась Ксении на глаза тем самым утром, когда смыв под душем кровь с изрезанных – увы, не в последний раз – бедер, она решилась выйти в город, дойти до ближайшего ларька и купить какой- нибудь еды. Жалко, денег у нее оставалось совсем немного – не хотела брать у мамы, была уверена, что получит зарплату – а теперь хрен тебе, Ксеничка, а не зарплата. Выяснилось: за неделю, что она не выходила из дому, на месте овощного ларька появился киоск, торгующий книгами и бульварными газетами. Ксения купила «Мегаполис-Экспресс», потому что кто-то из маминых гостей говорил, что это единственная газета, которую сейчас можно читать. К тому же названия остальных ничего ей не говорили. Дойдя до магазина, Ксения набрала полную сумку еды и, вернувшись домой, села читать, капая на газету сметаной из помидорного салата. Фотографии полуобнаженных девушек от этих бело-розовых пятен определенно только выигрывали.
Заметка была помещена в разделе «Исповедь», как раз между ответами на вопросы читателей («Дорогая редакция, скажите, пожалуйста, можно ли забеременеть от орального секса?») и рассказами о секте сатанистов, разорявших могилы под Питером. Ксению привлек крупный вынос: «Я резала себя ножом, признается корреспондентка „М-Э“ Майя Львова». Ксения смутно помнила, что Майя Львова специализировалась на интимных рассказах о своей сексуальной жизни – года два назад Ксения с Викой и Мариной оживленно обсуждали воспоминания Майи о ее дефлорации – очевидно, в ожидании собственной. На этот раз Майя Львова в характерной для нее вычурно-откровенной манере, писала о том, как год назад перенесла тяжелую депрессию, связанную со смертью матери и другими личными событиями. «Уже месяц я не выходила из дома, – писала журналистка, – обвиняя себя во всем, что случилось. Отчаяние мое было так велико, что я пыталась покончить с собой, неумело нанося себе порезы кухонным ножом». Нашлась, однако, верная подруга, которая вытащила незадачливую самоубийцу к себе на дачу, где Майя познакомилась с красивым властным мужчиной, ненамного старше ее. Всем тоном своей статьи Майя давала понять, что мужчина этот – достаточно известная персона, поэтому она не может называть его фамилии, предпочитая – вполне в стиле газеты – эвфемизм «мой демон». «В нашу первую ночь, – продолжала она, – я никак не могла возбудиться. Да, я безумно хотела его, но мое тело словно умерло! И тогда мой демон перевернул меня на живот и несколько раз шлепнул по моим трепещущим от предвкушения ягодицам». Позже, перечитывая эту статью, Ксения всегда хихикала в этом месте, представляя жирные ляжки Майи Львовой, трепещущие мелкой дрожью, как студень на покачнувшемся хромоногом столе. Однако летним днем 1995 года Ксении было не до веселья, и на одном дыхании она добралась до счастливого конца («…можно купить и в некоторых секс-шопах Москвы, но мой демон предпочитает привозить их из-за границы»). Бережно опустив недоеденный помидор в тарелку, Ксения набрала Маринкин номер, стараясь сдержать дрожь возбуждения, он же – говоря словами Майи Львовой
Так Ксения познакомилась с Никитой, первым ее доминантным любовником – и он научил Ксению большей части того, что она любит в постели до сих пор. Какие бы мужчины ни были у Ксении после, Никита навсегда остался первым и неповторимым. Их роман длился всего полгода: затем Никита уехал в Америку, где был нынче вполне известен в BDSM-community Сан-Франциско. Ксении же пришлось находить других, способных утолить внезапно проснувшуюся тягу к подчинению и физической боли. Это было нелегко, но дело того стоило.
– Для меня обычный секс, – объясняла она Марине, – это как пиво для тех, кто любит водку. Оно расслабляет, его приятно выпить на переговорах или за ланчем, оно, собственно говоря, удобно. То же самое с сексом: после хорошего ванильного любовника я чувствую себя отлично отдохнувшей. Если мужчина мне нравится, мне приятно, что он рядом со мной, – ты знаешь, я вообще люблю мужское тело, – но все это не совсем то, о чем я говорю. Когда меня бьют, ставят на колени, делают больно или унижают, мир пропадает. Пространство вокруг словно скручивается, даже до того, как я кончаю – а в таких случаях я могу кончать очень подолгу, – так вот, почти сразу я оказываюсь где-то в другом месте. Может быть, освобождаюсь от своего тела, не знаю. В специальной литературе это называется subspace, «пространство подчинения», насколько можно судить по описаниям. Наверное, для меня разница между ванильным сексом и сексом тематическим такая же, как для тебя – между поцелуями и нормальным половым актом. Ты любишь целоваться, но вряд ли готова отказаться от того наслаждения, которое получаешь, когда трахаешься.
– Я читала где-то, – отвечала Марина, – что такие пристрастия бывают у очень успешных деловых женщин. На работе они вынуждены все контролировать, а в постели расслабляются.
– Наверное, – пожала худыми плечами Ксения, которая тогда еще вовсе не была успешной деловой женщиной, – может быть. Но, мне кажется, тут есть что-то еще.
Она не делала секрета из своих пристрастий, но несколько печальных опытов научили, что мужчины пугаются, если, в первый раз оказавшись в постели с девушкой, получают вместе с презервативом набор из двух хлыстов, наручников, плетки, кожаной лопаточки, стека и зажимов на соски, соединенных кокетливой серебряной цепочкой. Доходило до трагикомичных случаев. Однажды на вечеринке в клубе Ксения познакомилась с прекрасно сложенным светловолосым парнем, настоящим голубоглазым былинным богатырем. Как и положено, его звали не то Святослав, не то Мирослав, он был какой-то приятель дальних Ксениных знакомых, и после немереного количества текилы с лаймом и солью они поймали такси и рванули к Ксении, потому что, как выяснилось, Станислав, он же Ростислав, жил с мамой и папой. Все бы обошлось, но по дороге юноша укусил Ксению в шею, обнял так, что у нее захрустели кости, и вдобавок, будто случайно, ткнул сигаретой в коленку. Если бы не текила, можно было бы сообразить, что Вячеслав, он же Мстислав, просто плохо владеет руками и ногами, но Ксения, у которой уже два месяца не было
