Шкурка бабочки

Когда я болел, ты, незримая, сидела рядом со мной, вытирая пот с моего лба; и когда черный кокон окутывал меня, будто облако, будто удушающие спирали, будто волосы медузы, ты держала меня за руку и плакала вместе со мной. Когда мое сердце обливалось кровью, ты резала свое тело, чтобы наша кровь смешалась.

Найти твою аську было нетрудно. Так мы и познакомились.

Ксения, Ксения, Ксения.

Это я – alien. Я говорю с тобой, Ксения, из своего дома, из рассеченной грудной клетки, de profundis, из бездны, из индивидуального карманного ада, слишком тесного для одного. Я зову тебя, я говорю с тобой. Хочешь, я расскажу тебе всю правду?

Полтора месяца ты идешь по моему следу – ну что же, здравствуй. Я понимаю, ты не поверишь мне, мало ли идиотов готовы прикинуться убийцей, чтобы покрасоваться перед девушкой? Но я знаю, что тела нескольких девушек так и не нашли – хочешь, я скажу тебе, где их искать? Пусть это будет такая эксклюзивная информация для твоего сайта. Если, конечно, их не растащили птицы и звери.

Сегодня ты спросила меня, могу ли я пустить тебя в свой персональный ад. Добро пожаловать.

Ты обещала, что это будет один ад на двоих, помнишь?

Пойми, я спокойно мог встретиться с тобой, ничего не говоря о своей тайной жизни. Сделать тебя своей любовницей или, напротив, отвезти на дачу, в бетонный подвал, где то, чем ты меня соблазняла, покажется детскими игрушками.

Я начинаю возбуждаться, думая о пытках, которые ждали бы тебя. Но я слишком люблю тебя, чтобы вести туда – потому что еще ни одна женщина не выходила из моего подвала живой.

Я зря убил их. Я пытался объяснить то, что они вообще не могли понять – а ты знала всегда. Из подручных материалов, чужой плоти, металлических инструментов, цепей и веревок я пытался сделать себе астральную сестру, сестру-близнеца, которая понимала бы мою боль. Теперь можно оставить эти попытки – потому что я нашел тебя.

Я мог бы ничего не говорить тебе, но я знаю: именно тебя я искал все эти годы. Астральная сестра. Больше, чем сестра. И было бы не по-братски тебя обманывать. Не думаю, что нужно поставить здесь смайлик.

Я не знаю, что ты сделаешь теперь, но я молю тебя: не бросай меня одного. Мы были созданы друг для друга, все, что сделал я, и все, что сделала ты, – это как аверс и реверс монеты, инь и янь. Мы оба – писатели, только ты пишешь байтами по экрану, а я – кровью по человеческому телу. И то, и другое – довольно нетрадиционная техника.

Ты так близка мне, что иногда я думаю, будто сошел с ума и тебя никогда не существовало. Что я сам сделал сайт и переписываюсь сам с собой, с тобой, моя анима, астральная сестра-близнец, мое тайное «я».

Я так долго пытался создать тебя из всех этих женщин. И иногда я думаю, что тебя не существует, что в конце концов я все-таки создал тебя – из дистиллированных зрачком слез, из отчаяния, горечи, из той же материи, что и мои влажные сны.

Иногда я думаю, что ты покинешь меня навсегда.

На сайте ты призывала меня обратиться к психиатру. Потом говорила по ICQ, что это был бы настоящий американский хэппи-энд: сайт «Московский маньяк» помогает московскому маньяку найти путь к излечению. Но я не пойду к психиатру – и не только потому, что не хочу, чтобы меня заперли в дурку, а просто – я не представляю, как буду с ним говорить. Как он сможет работать со мной, чувствуя ужас и омерзение? А если он их не почувствует, значит, я еще мало сделал.

Но мы делим друг с другом наши ужас и омерзение. Я верю, что ты не оттолкнешь меня. Я верю, что мы можем быть счастливы вместе. Как Ганнибал Лектор и Кларисса Стерлинг, как Микки и Мэлори, как Кэмерон и Дженис Хуперы.

Только так и может выглядеть настоящий хэппи-энд.

Хочешь, я дам тебе слово, что постараюсь тебя не убить? а ты постарайся не умереть со мной, хорошо?

Помнишь, однажды я спросил, как бы ты хотела умереть. И ты ответила: «Вскрой мою грудную клетку и возьми мое сердце» И я, написав это письмо, чувствую: это моя грудная клетка вскрыта, и это мое сердце трепещет на твоих губах.

Я люблю тебя

alien

44

Вскочить, резко захлопнуть ноутбук, броситься к сумке, рыться в бумажках, бормотать: где-то здесь должна быть визитка, не смотреть на Олю, не слышать ни единого слова, сказать: вот она, ну наконец-то! в три прыжка подскочить к телефону, снять трубку, набрать номер, слушать гудки.

Не смотри на меня так, Оля, не смотри. Ты разве не видишь, я – взрослая, ответственная женщина, я выполняю свой гражданский долг, я помогаю милиции, я спасаю жизни еще неубитых девушек. Не смотри на меня, не говори ни слова, я все равно их не слышу.

Никто не подходит, конечно, никто не подходит. Это служебный телефон, на дворе ночь, в кабинетах никого нет, следователи пошли домой, укладывают детей, поют колыбельные, читают сказки на ночь. Дети засыпают, посапывают во сне, спят игрушки в детской, а на полках в кабинетах спят папки, спят фотографии трупов, спят отчеты экспертов, спят показания свидетелей. Следователи обнимают своих жен и любовниц, ложатся в постель, собираются заняться любовью. Они оставляют свою работу за порогом дома; глядя на обнаженных подруг, не думают о расчлененных телах, разбросанных по подмосковным лесам. Фотографии спят в папках, в моем ноутбуке спит е-мэйл от убийцы, в рабочем компьютере спит сотня килобайт нашей переписки. Утром я скопирую их на CD-R и еще раз позвоню, уже в рабочее время. Нам в руки, скажу я, попал бесценный материал, разговоры с убийцей. Наверняка ваши эксперты смогут легко обнаружить какие-нибудь зацепки.

Повесить в конце концов трубку, повернуться к Оле, небрежно пожать плечами, сказать: никого нет. Посмотреть с изумлением, пояснить: в милицию, куда же еще, пойти на кухню, по дороге как бы ненароком проверить задвижку на двери, просто так, как бы машинально, может, у меня такой невроз – каждый раз, проходя мимо двери, проверять, заперта ли она. Да, заперта. Налить чаю, спросить: тебе сделать?

Не смотри на меня так, Оля, не смотри. Ты разве не помнишь – мы собирались пить чай. Что, чаю теперь не пить? Что такого особенного случилось? Не смотри на меня так, я тебя прошу.

Рассказывать, как можно вычислить убийцу. Не называть его alien'ом, называть его убийцей. Найти в записной книжке Сашин телефон, сказать: он наверняка его запомнил, наконец услышать хотя бы несколько Олиных слов, ответить: ну да, он всегда был инфантильное безответственное трепло. Потому и расстались. Вспомнить слово «ответственность» и тут же забыть, кто говорил его тебе последний раз.

Пить чай, стараться слушать Олю, отвечать небрежно, по-деловому. Отказаться закрывать сайт, сослаться на договоры о рекламе, на высокий траффик, на свою деловую репутацию, сделать вид, что ничего не случилось. Объяснить: и вообще, это же как крючок, на который мы его поймали. Милиция должна быть нам благодарна.

Не думать о беседе со следователем. Не думать о том, что он будет читать нашу переписку. Или нет – думать, подготовиться, быть невозмутимой, ничуть не смущаться, мол, у всех свои вкусы, в чем, собственно, дело? Притвориться, что с самого начала что-то подозревала, представить все как большое журналистское расследование. Сделать вид, что собиралась опубликовать фрагменты на сайте. Еще что-нибудь сделать,