Вот две девушки напротив, одна – южного вида, в черном, полноватая, с большой грудью. Красная бретелька то и дело вылезает из-под платья. Подружка – худая, крашеная блондинка с завитками на голове, словно только что из душа, в кофточке красными цветами, с просвечивающим черным лифчиком. Вот они сидят, словно позитив и негатив, о чем-то щебечут, о чем – не слышно.
Брюнетка напоминает мне девушку,
Что когда-то остановила мою машину
В районе метро «Семеновская».
Через несколько часов я узнал:
Все ее тело покрыто мелким черным волосом.
Ноги, живот, спина, даже груди.
Такое часто бывает у южных женщин.
Москва – северный город:
Наверное, она очень стеснялась.
Я оставил ее в подвале,
Коленопреклоненной и связанной,
И на следующий день привез в подарок
Самый лучший крем для бритья
Я покрыл ее пеной, белой, как свадебная фата
И гладко выбрил, от щиколоток до подмышек
Ноги, живот, спина, даже груди.
Выбрил ее той же бритвой,
Которой потом снял с нее кожу
Сегодня меня совсем не возбуждает брюнетка напротив. Сочетание красного и черного – страшно вульгарно. К тому же у ее пота окажется кислый и резкий запах. Даже запаху свежей крови не перебить его.
Позитив и негатив, позитив и негатив. Блондинка смеется, запахивает белый пуховик. Она кажется слабой и хрупкой, но я знаю таким цену.
Однажды девушка, похожая на нее
Провисела у меня в подвале три недели
На работе неприятности, поставщики задержали товар,
Я почти все дни проводил в Москве
И потому не мог уделить ей достаточно времени
В конце концов у нее началась течка
И было странно смотреть, как темная маточная кровь
Течет по ее ногам, мешаясь со свежей кровью
Из только что сделанных порезов
Когда я вырезал ей матку
Она была гладкая и упругая
Позитив и негатив, красное и черное. Они продолжают щебетать, я перевожу глаза на их соседку. Поправляя очки, читает дешевый журнал, перелистывая страницы руками в старых вязаных перчатках. Усталое лицо, красивые полные губы, карие большие глаза. На ногах – поношенные сапоги, рядом – пластиковый пакет. Шерстяная юбка, прорехи аккуратно заштопаны, длинный китайский пуховик, заплаты в нескольких местах. Если присмотреться внимательней, можно увидеть: ей лет двадцать пять, вряд ли больше. Просто она очень устала.
Она напоминает мою первую женщину
Молодую дачницу, шедшую через лес
С полными сумками продуктов
Тогда, в электричке,
Я тоже сидел напротив
И рассматривал ее лицо.
Я кончил в тот момент,
Когда проломил ей голову
Обломком металлической трубы
Найденным на дороге
Это была торопливая смерть,
Как бывает торопливый секс
Первый раз, да
Несколько помидоров выкатились из сумки
Убегая, я наступил на один.
Его сок смешался со свежей кровью
Они сидели передо мной, как на витрине. Товары, представленные на рынке. Мне и сейчас приятно вспоминать о других, тех, кто был похож на них. О тех, кого я когда-то убил. Но сегодня они не возбуждают меня. Я представляю их в своем подвале, примеряю к ним пытки, придуманные для Ксении, вслушиваюсь в их предсмертное дыхание – и ничего не чувствую.
Метро когда-то раскрывало мне объятия, когда-то я умел читать знаки, когда-то время замирало от женского смеха, случайного взгляда, поворота головы. Когда-то я наперед знал, как умрет любая из них. Когда-то я думал: над любой из них стоит потрудиться. Когда-то мне казалось: все они прекрасны. Невыносимо прекрасны.
Но сейчас я говорю вам: прощайте. Мне больше не спускаться в метро, сдерживая дрожь, не замирать на эскалаторах, не застывать в переполненных вагонах, не провожать до подъездов, не выслеживать темными вечерами, не всаживать иглу шприца, едва успевая подхватить падающее тело, не укладывать бережно в багажник. Сегодня вечером вы вернетесь домой к своим возлюбленным, родителям, маленьким детям и никогда не узнаете того, что я хотел вам рассказать.
Мне нужна только одна женщина. И я буду ждать, пока она позовет. Позовет меня сама. Она может прийти ко мне только добровольно.
Усталая девушка напротив встает, поднимает сумку, идет к выходу. На сиденье, невидимый раньше, приклеен стикер. Чуть стертое спинами расколотое детское лицо. Надпись «не убий».
47
Уже тридцать пять лет одно и то же, а все равно каждый год – неожиданность. Еще утром – зима,
