наличии рыбы в мойке на кухне и чистых полотенец, положении потерпевших в момент выстрелов).
Данные показания Куравлева положены в основу приговора, потому что совпадают с последовательными показаниями потерпевших и свидетелей…»
Далее перечислялось около двух десятков фамилий.
«…Как видно из заключения судебно-генетической экспертизы, проведенной высококвалифицированными экспертами, только образец крови Куравлева имеет характеристики, аналогичные по своим параметрам характеристикам следов слюны, обнаруженных на полотенце. При этом частота исследуемого генотипа составляет один на сто двадцать два миллиона. Вероятность встречи еще одного лица, имеющего такие генотипические характеристики, среди популяции населения размером пятьсот пятьдесят тысяч человек (население Оренбурга в 1997 году) не превышает 0,45 процента. Данное экспертное заключение является научно обоснованным, глубоко мотивированным, в связи с чем оснований сомневаться не имеется…
…Предварительное и судебное следствия по делу произведены полно, объективно и всесторонне. Нарушений уголовнопроцессуального закона, влекущих отмену состоявшихся судебных решений, по делу не допущено. Довод о фальсификации материалов дела не подтвердился. Оснований для опротестования судебных решений по делу не имеется».
— Что называется, утритесь, — произнес Ветров, закончив читать.
— Кстати, посчитай, сколько составляет ноль сорок пять процента от пятисот тысяч? — потребовала Азарова.
— Больше двух тысяч, — ответил Андрей. — Это я на глазок прикинул.
— А посмотри, что говорили свидетели, на которых они ссылаются.
Андрей полистал обвинительное заключение.
— Да все про разное, — сказал он. — Никто даже не называет фамилию Куравлева. Они просто создают картину происшествия. Одна говорит: Шилкин всегда спрашивал, кто там. Другой — что все знали, что тот собирался покупать машину. Третья, соседка, — что не слышала выстрелов.
— Вот мы их и поймали! Теперь можем их шантажировать, что опубликуем ответ с нашими комментариями. Увидишь, как они запляшут!
— Не знаю, не знаю, если уж наша статья не заставила их плясать…
— Андрюша, ты ничего не понимаешь!
Азарова горела от негодования и готова была голыми руками разорвать всю Главную военную прокуратуру.
«Я же умная, у меня есть все доказательства! — твердило ее самолюбие. — Ах вы, суки, ну я вам еще покажу!»
— У нас тут возникли вопросы, — позвонила она заму генерального прокурора. Но ее тон был максимально корректный. — В ответе есть некоторые несостыковки. Просто хотелось бы уточнить кое- что…
— Позвоните в Главную военную прокуратуру. — В голосе зама чувствовалось, как же его достала вся эта история. — Я переговорю с ними, чтобы оказали максимальное содействие.
«Не думал, что Азарова может быть такой занозой, — расстроенно подумал прокурорский генерал по окончании разговора. — Уж от кого-кого, а от нее не ожидал. Адекватный же был человек! Зачем за этого убийцу зацепилась?»
А Митрофана Эхтина вызвал начальник и сказал:
— Журналистам что-то не понравилось в ответе, который ты подготовил.
При этом шеф недовольно смотрел на подчиненного, явно обвиняя того в плохой работе. Митрофана такой поворот обидел.
«Там сидят какие-нибудь твердолобые, их ничто не убедит, — пришло ему в голову. — А я, получается, крайний».
— Их бы устроил только один ответ: признать, что они правы, — ответил Эхтин.
— Ты специалист. Ты должен был сделать так, чтобы вопросов не возникало.
— Там никак не сделаешь. — Митрофана жутко задело то, что на него пытаются повесить всех собак.
«Пошли вы все! — мысленно обратился он к начальству. — Какого черта я должен отвечать за кого- то? Мой ответ вам не понравился? Ну, б…, получайте тогда! Посмотрим, как это понравится!»
— Если честно, — продолжил он, — дело расследовано из рук вон плохо. Большинство из того, что написано в статье, — правда.
«Получили?! Мало?! Держи еще!»
— По формальным признакам мы должны согласиться с журналистами. — Голос Митрофана звучал жестко, будто вколачивал гвозди в гроб. — Когда я читал это дело, у меня возникало чувство, что о процессуальной культуре в Оренбурге даже и не слышали. Они получили экспертизу и натянули под нее все, что можно. В этом деле столько дыр, что можно еще пять таких статей написать. А мы ничего не сможем возразить.
«Как вам такой ответ, а? Считаете себя самыми умными?»
— Но Куравлев действительно признался. Единственное, на чем основана убежденность в том, что убийца именно он, так это экспертиза и деталировка.
Начальник не мигая смотрел на Эхтина.
— Он рассказал про обстановку, про рыбу в мойке на кухне, — голос Митрофана постепенно смягчался и переходил на доверительные тона, — но эти, простите меня, лоботрясы даже не нашли нож, которым он убил. Я, конечно, могу предложить принести протест на приговор и начать новое разбирательство. Журналистов это устроит. А новое расследование поручат нам…
— М-да-а, задачка. — Начальник глубоко вздохнул.
В кабинете шефа повсюду висели фотографии военных кораблей. Сам начальник носил морскую форму с генеральскими погонами (поскольку был именно генералом, а не адмиралом).
«Плавал бы дальше в своей прокуратуре флота, — подумал Эхтин, преданно глядя на начальника. — Там задачки попроще. Следить, чтобы моряки солярку не воровали».
— Если по-хорошему, то отвечать на все вопросы должна областная прокуратура, — произнес Митрофан.
— Теперь уже поздно говорить, — с сожалением ответил генерал. — Вообще я не понимаю, зачем мы в это дело влезли! Расследование не проводили…
Он загнул палец…
— Обвинение не поддерживали…
Загнул второй.
— Какого черта на кассации влезли?
«Я бы мог объяснить зачем», — промелькнуло у Эхтина. Просто дело было очень заметное. Оно шло как по накатанным рельсам. Вот кто-то (он даже знал — кто) и решил заработать плюсик для военной прокуратуры, примазавшись где-то там сбоку.
— Теперь получается, мы во всем виноваты, — с горечью заключил начальник.
Они оба прекрасно понимали: если отменить приговор и выпустить Куравлева, то раскрутится такой маховик наказаний, что мало никому не покажется (как сказала бы в этом случае Азарова)! По шапке получат все следователи, судьи, прокуроры, оперативники: кто непосредственно расследовал и осуждал и кто просто рядом стоял. Не поздоровится и самой Главной военной прокуратуре. Потому что вздернут тех, кто раньше писал отказы по этому делу. Так еще и масса врагов появится в судах и гражданской прокуратуре как среди тех, кого тоже вздернули, так и среди сочувствующих им.
Поэтому тот, кто примет подобное решение, может смело ставить крест на своей карьере. Ни Эхтин, ни генерал не собирались класть голову на плаху из-за безмозглого оренбургского следователя, не умеющего работать.
— Зачем лично нам с журналистами встречаться? — изрек Митрофан. — Есть пресс-служба, пусть она с ними работает.
— Сейчас это обсудим. — Генерал позвонил начальнику пресс-службы и сказал: — Мы тут нашей с вами общей проблемой занимаемся. По «Советскому труду». Не хотите присоединиться?
