Как правило, это происходило на остановке, где-нибудь на окраине…
— Что будем делать?
— Ждать звонка бригадира.
Бригадир не заставил себя ждать. Он позвонил и сказал, что сбор — на следующий день утром.
Дровосек при первой же возможности переслал с нарочным деньги, что Гранит передал семье. Деньги дошли до адресата.
Иначе и быть не могло.
Дровосек всегда был честен. Тем более с друзьями.
Тем более — с погибшими друзьями…
Конечно, он мог бы предупредить Гранита (лично он не договаривался с убийцами, но знал, что с убийцами уже
А выбор у него был. Тот же Дровосек, попроси его Гранит по-человечески, помог бы ему спрятаться или сбежать. В конце концов, защитил бы физически, а потом бы они что-нибудь придумали с переводом.
Но выбор настоящего мужчины надо уважать.
Самому Дровосеку тоже предстояло сделать выбор: остаться с семьей или уйти к Антонине. Он не хотел разводиться, не хотел причинять боль жене, а тем более ребенку.
Но душу рвало на части. Его тянуло к Антонине — сокола с подрезанными крыльями всегда тянет к небу…
Пятеро человек стояли на остановке. Со стороны можно было подумать — приятели собрались, чтобы попить пива. Вот только день рабочий, и еще утро, девять часов. Это были бандиты…
Они не обращали внимания на рейсовый пазик, который приближался к ним.
А зря.
В автобусе сидели оперативники разведки погранвойск и Министерства безопасности.
— Пять человек, — произнес за спиной Филина Мимино, — значит, посторонних нет.
Группа подстраховки дежурила на импровизированном рынке напротив остановки. Люди Опарина прятались где-то с другой стороны пустыря, что был за остановкой.
— Приготовиться, — произнес Филин, когда автобус с группой захвата подъезжал к остановке.
Несколько человек легли на пол. Пустой рейсовый автобус утром в Душанбе — это подозрительно. Но когда в автобусе пятнадцать крепких стриженых парней — это подозрительно вдвойне. Водитель снизил скорость. Оперативники приготовили пистолеты. Парни покосились на автобус и отошли в сторону. В тот же миг двери автобуса открылись. Группа захвата высыпала на улицу. Террористы не ожидали такого. Они слегка растерялись. Опера окружили преступников с двух сторон. С рынка на помощь бросилась группа поддержки. Парни не двигались.
И тут случилось непредвиденное.
Люди Мимино открыли огонь. Практически одновременно. Два выстрела ударили мимо. Третья пуля попала в бородатого террориста. В грудь. Преступник отлетел на несколько метров назад и упал на спину. Его товарищи бросились врассыпную.
— Руки вверх, ложись, — дико закричал Филин и стал стрелять в воздух.
Двое террористов побежали через дорогу — на базар. Но их тут же перехватили парни из группы подстраховки. Двое других сиганули через пустырь. Но пять или шесть оперов догнали беглецов где-то на середине пустыря.
Филин подошел к бородачу. Тот лежал на спине в луже розовой крови и хрипел. На губах выступила пена.
— Зачем? — угрюмо спросил Филин у Мимино.
— Ребята перенервничали.
К остановке подъехали несколько легковых автомобилей. Из них вышли бравые контрразведчики в вязаных шапках, закрывавших лица.
— Вы бы еще белые бороды прицепили, — весело крикнул Филин, отворачиваясь от трупа.
— Фильмов насмотрелись, — со вздохом произнес Мимино.
Остановка опустела так же быстро, как и наполнилась. Машины с задержанными разъехались.
— Удачно все вышло, — произнес Мимино в автобусе.
— Осталось разговорить мальчиков, — ответил Константин.
— Не волнуйся, заговорят, как шелковые.
В Министерстве безопасности задержанных повели в подвал. Темные лестницы спускались куда-то вниз. Освещение в коридорах было тусклое. Серые стены нагоняли тоску.
— Ты никогда не показывал этого коридора, — произнес Филин, спускаясь вместе с чекистами.
— Он у нас для особых гостей, — ответил Мимино.
Террористов разбросали по камерам-одиночкам. Для допросов создали группу, в Которую вошли Филин, Опарин, Мимино и несколько эмбэшников.
Сначала Филин попытался уточнить, какую тактику разговора будут использовать коллеги: мол, злой следователь — добрый следователь, и так далее? Но чекисты не стали мудрствовать: все злые. Очень злые.
Первым в кабинет завели молодого парня, лет двадцати. Двое рослых эмбэшников держали его за руки. С первых же секунд Мимино стал кричать на преступника:
— Сколько человек убил, признавайся?
— Плохо понимай, — пробормотал террорист.
Мимино с размаху ударил его в лицо. На губах появилась кровь. Террорист сплюнул на пол выбитый зуб и поднял голову.
— Я не виноват, — прохрипел он.
— Сука, я маму твою имел, — закричал Мимино по-таджикски, — скольких убил, признавайся? А то я твои мозги по стенке размажу!
— Ты заметил, что они совсем не ведут протокол? — тихо поинтересовался Опарин у Филина.
— А они знают это слово?
Эмбэшники избивали парня со знанием дела. Террорист сгибался и падал на пол. Его поднимали. Опять били. Вопросы задавались то на русском, то на таджикском. Парень тоже чередовал языки, но стоял на своем — не был, не состоял, не участвовал.
— Падаль. — Мимино пнул ногой террориста, повалившегося на пол.
— Крепкий орешек, — произнес Опарин.
— Достойный противник, — ответил Филин.
Парень лежал на полу и харкал кровью. Жалости к нему никто не чувствовал. Ведь это валялся враг, на счету которого много смертей. Мимино подошел к столу и достал из ящика небольшую коробочку с вращающейся ручкой. Вокруг корпуса были намотаны провода. Эмбэшники заулыбались.
— Инквизиция, — тихо произнес Филин.
— Восток, — ответил Опарин.
Один из эмбэшников стянул с подозреваемого штаны. Другой размотал провода. Террорист даже не шевельнулся. При помощи скотча эмбэшник прикрепил один оголенный конец к носу преступника, а второй к… как бы сказать поточнее… В общем,
— Будешь говорить? — угрожающе прошипел Мимино.
Парень вяло качнул головой: нет. Мимино улыбнулся и провернул ручку. Один оборот, другой… Парень вскрикнул и скорчился.
В революцию такие штучки называли магнето, в наши времена — генератор. Маленькая коробочка с ручкой и двумя проводами, у которых оголены концы. Если их закрепить на человеческом теле и провернуть ручку… Боль адская… Но суть не в этом. Пару оборотов рычага — и… Мужчина, конечно, выдержит, но любить женщин больше не сможет.
Мимино вошел во вкус. Он крутил ручку все ожесточеннее. Машинка жужжала. Парень забился в конвульсиях и закричал. Филин с Опариным бросились к эмбэшнику:
