– Да, ребята из школы.
«Воспитанная девочка, – подумала Надежда, – будь на ее месте Маринка, царствие небесное, давно бы меня подальше послала с моими расспросами».
Оля продолжала:
– Она в школе другая была, училась всегда хорошо, все ей легко давалось. А потом как-то изменилась, как-то захотела всего сразу. Мне говорила: будешь мучиться шесть лет, глаза портить, а кем потом станешь? У нас, говорит, таких идиотов полный институт: мужики железки паяют, бабы бумажки перекладывают. Ох, простите!
– Ничего, я понимаю. Наверно, не очень лестно она о нас о всех отзывалась.
Оля промолчала.
– А как же она собиралась свою жизнь устраивать? Учиться, я так понимаю, она не хотела. Может быть, она замуж собиралась? Молодые люди за ней ухаживали?
– В школе за ней много бегали, а потом она всех отшила, сопляками называла. Она говорила, кто-то у нее на работе был. Там какие-то сложности, она говорила, если выгорит, она сразу жизнь свою устроит: и машина будет, и квартира, и деньги. Он и так ее на машине возил. Она говорила: лучше один раз рискнуть, все на карту поставить, чем всю жизнь, как ее родители, лямку тянуть, хотя родители ее очень любили и никогда ничего для нее не жалели.
– А она не могла немного преувеличивать, скажем так?
– Вообще-то, она прихвастнуть любила, но со мной нет. Я ей не соперница!
– Да вы умница, Оленька! Оля опустила голову.
– Зачем она это сделала?
– Что, с седьмого этажа бросилась? Скажите, Оля, а вы сами-то в это верите?
– Но ведь говорили, что начальник ваш…
«Ну, Полякова, зараза, и тут успела!» – это про себя, а вслух Надежда ничего не сказала и стала прощаться.
А назавтра начальнику позвонили и срочно вызвали к следователю. К вечеру он на работу не вернулся. Дома Надежда ждала звонка, не дождалась, стирала, потом залезла под душ, и тут-то зазвонил телефон. «Не пойду», – сонно подумала она, блаженствуя под теплыми струями, но почему-то сама не поняла, как оказалась в коридоре у телефона.
– Надежда Николаевна, это Лебедев. – Голос какой-то полузадушенный, наверное, из автомата звонит. – Я бы хотел с вами поговорить.
– А вы где находитесь, Сан Саныч?
– Да я тут, у вашего метро. Если не поздно, мы бы могли тут встретиться.
Надежда посмотрела на лужу у ее ног на полу.
– Нет, Сан Саныч, заходите лучше ко мне.
– Да нет, неудобно, поздно уже, ваши домашние…
– Заходите, заходите, у меня сейчас из домашних один кот. От метро пройдите наискосок между домами, тут сразу на углу мой дом, квартира 104.
Надежда заметалась по квартире, распихивая барахло по углам. Бейсик бросался под ноги и наступал на полы халата. Через десять минут раздался звонок в дверь. Он стоял на пороге без шапки, мокрые волосы прилипли ко лбу, глаза блестели.
– 3-з-д-д-равствуйте.
Господи помилуй, да он выпивши! Только этого ей не хватало, на ночь глядя.
– Проходите, раздевайтесь, да вы весь мокрый. Хотите чаю?
– Да, пожалуй, – ответил он как-то рассеянно.
Бейсик вышел в коридор знакомиться. Сан Саныч наклонился расшнуровать ботинки, пошатнулся и оперся рукой о стену. Бейсик отскочил боком, выгнул спину и вопросительно взглянул на Надежду: «Кто это еще к тебе притащился? Натоптал в прихожей и не только не похвалил милого котика, но, похоже, вообще меня не заметил».
«Да, Бейсинька, влипли мы с тобой», – подумала Надежда.
Сан Саныч сел на стул в кухне и прикрыл глаза. Ставя перед ним чашку с чаем, Надежда незаметно принюхалась.
– Вы не думайте, я не пьян. Только голова очень болит, и свет глаза режет.
Надежде стало стыдно. Может, у него с сердцем плохо. Бледный весь какой-то.
– Я был в милиции, вернее, теперь в другом месте. Там следователь другой… другая. Они узнали, что Марина беременна была, и так она меня строго допрашивала.
Видно было, что слова он произносит с большим трудом.
– Сан Саныч, а сердце у вас не болит?
– Нет, только голова и ломает всего. Она уже ставила ему градусник, потом помогла снять пиджак, расслабила галстук.
– Ого, температура 39, 5. Да у вас грипп! Первая волна идет, по радио говорили. Так, сейчас
