Что, когда мы домой пришли, он уже там лежал…
– А о том, куда мы его отвезли?
– Нет! Что я, дура?
Минут пять они шли молча. Дима мысленно пережевывал услышанные от жены новости. На углу перед дорожным переходом остановился. Посмотрел на жену внимательно.
– И что она сказала? – спросил.
– По углам комнаты надо мочой младенца побрызгать, а потом позвать священника и дом освятить.
– И все? – удивился Дима.
– Да.
– И после этого ты сможешь в дом зайти? – В голосе Димы вдруг зазвенели радостные нотки надежды.
– Да.
Дима обнял жену. Перед его глазами загорелся зеленый сигнал пешеходного перехода. А ему хотелось просто стоять на месте.
– Завтра я все сделаю, – пообещал он.
– Я сегодня у твоей сестры, у Нади переночую, – проговорила Валя, снова просительно заглядывая в глаза мужа. – Хорошо? А то неудобно в гараже…
Он кивнул.
От этого перекрестка к Наде было ближе, чем к ним домой. Надо только два раза свернуть, чтобы на ее улицу попасть.
Сестре Дима объяснил, что в доме дымовую дезинфекцию делал. Против тараканов. А Валя – беременна, ей дымом дышать нельзя. Поэтому и пришли. Надя на радостях от благой вести угостила Валю шампанским с шоколадом, расцеловала ее. Дима, посидев с женщинами с полчаса, отпросился домой. Ему оставаться у сестры не хотелось. Тем более, что муж Нади Диму недолюбливал. Был он непьющим баптистом и работал на хлебокомбинате. Когда изредка им приходилось встречаться, возникала за столом неловкая заминка. Дима не умел разговаривать с непьющими, стеснялся, вопросы невпопад задавал.
Уже вставив ключ в замочную скважину, услышал Дима с соседнего двора скрип двери. На освещенный лампочкой порог соседнего дома вышел сосед и помахал Диме приветливо рукой.
– Можно к вам на минутку? – спросил он.
Дима на мгновение замер, потом отрицательно мотнул головой.
– Извините, у нас ремонт небольшой, – соврал он.
– Тогда подойдите к забору, – попросил сосед, спускаясь с порога. – Посоветоваться надо.
Дима подошел. Пожал соседу руку. Взгляд его сам собой опустился на дырку в заборе. Сосед тоже посмотрел на дырку, и на его лице нарисовалось мимолетное чувство вины.
– Знаете, я, как вы посоветовали, объявления развесил. И вот утром позвонили! – заговорил он. – Нашли моего Кинга, но просят вознаграждение поднять…
И вопросительный взгляд соседа уставился прямо в глаза Диме.
– Сколько они хотят? – рассеянно поинтересовался Дима.
– Триста долларов.
– Сколько?! – удивился Дима.
Сосед одобрительно отнесся к прозвучавшему в голосе Димы возмущению.
– Это же много! – сказал он.
– А сколько вы предлагали?
– Сто гривен…
– Это нормально, ваша собака дороже не стоит…
– Вот и я думаю, что нормально. Не такая уж она ценная собака, чтобы 300 долларов платить! Они завтра перезвонят. Я им и скажу, что это дорого! Правильно?
– Больше ста гривен не давайте! – посоветовал Дима. – Извините, я пойду уже. Надо еще перед сном поработать, – и он указал рукой на свой дом.
– Обои меняете? – поинтересовался сосед.
– Да нет, так, по мелочам. Пол ремонтирую!
Зайдя в домашнее тепло, Дима вспомнил, как сбросил мертвого Кинга в тот же колодец на заброшенном дворе.
«Интересно, какую собаку ему хотят за триста долларов подсунуть?» – задумался он и устало улыбнулся.
Разулся, включил в комнате свет и снова внимательно деревянный пол осмотрел. И нашел еще два розоватых пятнышка. Замыл их мокрой тряпкой, потом другой тряпкой насухо вытер. Опять осмотрел пол, и в этот раз остался осмотром доволен.
Лег спать раньше обычного. Видно, сказалась усталость от прошлой ночи, проведенной в гараже. Сквозь сон слышал он со двора стук, но любопытство не смогло его поднять с кровати. Зато утром все прояснилось. Выглянул он утром в окно на кухне и увидел, что дырка в заборе досками со стороны соседа забита.
«Жизнь налаживается», – подумал Дима и бросил в кружку с кипятком три ложки растворимого кофе.
87
Холодный дождь, молотивший по земле и голым деревьям крупными каплями, разогнал всех прохожих. Егору даже показалось, что машин на Грушевского стало меньше. Мариинский парк опустел полностью. Старички-коммунисты из антинатовского пикета спрятались в палатку.
Егор устал держать над головой зонтик, но никакого естественного убежища от дождя рядом не было.
Он прошелся до бокового арочного входа. Залез в свою «мазду». Позвонил по мобильному Ирине в Липовку. Ее бодрый голос заставил Егора забыть на время о непогоде. Рассказала ему Ирина, что Яся спит, а маринка все еще молоко из груди посасывает, но тоже вот-вот заснет. Сообщила, что под мышкой у маринки она родинку нашла. Что маринка собаки не испугалась, когда вынесла ее Ирина на улицу и показала ей соседского Барсика, который тут же подбежал и хотел малышку в лицо лизнуть.
Поговорили они минут пять. Дождь по машине крупной дробью стучал, но это их разговору не мешало.
Смена сегодня у Егора раньше оканчивалась, ведь раньше обычного и началась. Двух их ребят уволили недавно за то, что после скандала в ресторане кому-то в лицо своими удостоверениями тыкали и угрожали. Об этом сразу журналистам известно стало. Начальник вызвал их всех к себе, в кабинет в заднем правом флигеле мариинского дворца. Собрал у всех удостоверения, объявил об увольнении дебоширов и предупредил, что пока не найдут им замену, график дежурств будет скользящим.
Вот и начал Егор «скользить» по графику. То с пяти вечера до трех ночи, то с четырех утра до часу дня.
Вот и сегодня уже в три он освободится. Плохая погода – не беда! Заедет он в супермаркет по дороге к Ирине. Продуктов купит и бабе Шуре чего-нибудь сладкого, чтобы она на него снова с улыбкой, дружелюбнее смотрела.
А дождь все продолжался. Только капли помельче стали.
Серое небо ниже над Киевом опустилось. Три часа дня, а на улице – словно сумерки.
Сдал Егор дежурство и рацию, быстрым шагом до машины дошел.
В «Сільпо» на площади Победы колбасы купил, тортик, круглого «Дарницкого» хлеба, печенья. Когда расплачивался на кассе, странную спокойную гордость в душе почувствовал. Приятно было ему свою собственную заботу об Ирине, малышах и бабе Шуре осознавать. Они все ему – как семья. Только он им
