— Да, ваша светлость.
— Садитесь же! — Она указывает нам на кресла и садится сама.
Я нерешительно смотрю на Дюваля, но он кивает, и я повинуюсь.
— Как же ты убиваешь? — Видели бы советники герцогини, с каким жадным любопытством она расспрашивает меня!
— Некоторых ножом, — отвечаю я. — Других с помощью яда. Третьих удавкой. На самом деле способов причинения смерти десятки, даже сотни. Все зависит от обстоятельств и, конечно, от воли Мортейна.
Она наклоняется вперед и морщит чистый лоб:
— А как ты решаешь, кого следует убить?
Я чувствую, что попалась. Монастырская обрядность хранится в строгой тайне, но, если канцлер Крунар о чем-либо пронюхал, он мог уведомить герцогиню. Я предпочитаю доподлинно знать, каким оружием располагаю для исполнения воли Мортейна; так и герцогиня желает знать, какие орудия ей доступны в борьбе за независимость Бретани.
— Государыня, я с радостью готова открыть вам все тайны нашего ордена, но знайте: они священны, и мы доверяем их лишь очень немногим избранным.
И я бросаю красноречивый взгляд на Дюваля, показывая, что он в число избранных определенно не входит.
Она тотчас понимает, к чему я клоню, и ее личико каменеет:
— Я без колебаний доверяю своему достойному брату саму свою жизнь, — произносит она. — У меня нет от него никаких тайн. Итак, говори.
Мне остается лишь бессильно скрипнуть зубами. Так вот зачем он эту встречу устроил! Знал, что герцогиня потребует ответов, и я не смогу ничего от нее утаить!
— Ваша светлость, мы считаем себя всего лишь скромными орудиями, призванными трудиться во исполнение воли Мортейна. Его служанками, если хотите. Мы не принимаем решений, кого и когда убивать. Все это определяет наш Бог.
— Ты хотела сказать — ваш святой? — поправляет она.
Я спохватываюсь. Вне монастырских стен нам приходится идти на уступки господствующей иерархии.
— Конечно, ваша светлость. Простите, оговорилась.
Она милостиво кивает:
— Каким же образом святой извещает вас о Своих пожеланиях?
— Он посылает видение нашей пророчице, сестре Вереде. Как бы глаголет ее устами. А потом они с настоятельницей выбирают одну из нас и направляют нашу руку.
— А канцлер Крунар тут при чем? — спрашивает Дюваль.
— Он связывает нас с внешним миром и рассказывает аббатисе, что делается при дворе.
— И вы верите этой монахине на слово, когда она говорит, что ее посетило видение, ниспосланное святым?
Я поворачиваюсь к Дювалю:
— Слово сестер превыше всяких сомнений. Они служат Мортейну!
— На самом деле мой брат задал далеко не праздный вопрос, — замечает герцогиня. — Каким образом вы убеждаетесь, что видения правильны? Откуда тебе знать, что они посылаются Мортейном, а не выдумываются ради чьих-то интересов? И что будет, если сестры допустят ошибку?
— Они не допускают ошибок, — говорю я, обращаясь только к герцогине, словно Дюваля и вовсе нет в комнате. — В ином случае мы не увидели бы на своих жертвах меток смерти и не подняли бы на них руку.
Герцогиня явно заинтригована:
— На что похожи эти метки?
— Словно святой обмакивает палец во тьму души преступника и делает ему помазание. Иногда метка даже показывает, каким образом человеку предстоит умереть.
— Вот, значит, как ты поймешь, кого следует сразить здесь, в Геранде, где ваши ясновидящие не смогут тебе подсказать?
Я отрицательно качаю головой:
— Мы уговорились, что в случае надобности настоятельница пришлет мне ворону. Но если я увижу метку, мне разрешено убиение.
— Mon Dieu![13] — восклицает герцогиня и откидывается в кресле. Она смотрит на Дюваля. — Нашим тайным советникам известно об этой обители?
Дюваль пожимает плечами:
— Полагаю, с настоятельницей имеет дело только Крунар. Маршал Рье, что называется, слышал звон, а Дюнуа — в лучшем случае кривотолки, до которых охочи солдаты. Но он француз, и чисто бретонские тайны наш с вами отец навряд ли ему поверял. Что до мадам Динан, она не знает, и знать ей незачем. Вот почему я и попросил вас от нее избавиться.
Герцогиня рассматривает меня:
— Кому еще известно, что на самом деле представляет собою Исмэй?
— Только канцлеру Крунару.
— Тогда я согласна все оставить как есть. — Анна поднимается, и я поспешно вскакиваю. Она протягивает мне руку: — Милая Исмэй, я так рада, что ты теперь здесь! Как хорошо, что ты и твой святой покровитель Смерти помогаете Дювалю прикрывать мою спину!
Я целую герцогское кольцо. С ума сойти — дочь крестьянина, сеявшего репу, представлена самой государыне!
— Для меня величайшая честь служить вам, ваша светлость.
Она вновь улыбается. Все же она невероятно, просто бессовестно молода.
— Что ж, я рада приветствовать тебя при дворе. Мои бароны раздражительны и капризны — как бы твои навыки в самом деле нам не понадобились! — шутит герцогиня.
По крайней мере, я очень надеюсь, что это лишь шутка.
ГЛАВА 20
Я лежу в постели. В голове все еще невнятно гудят голоса царедворцев — вечер в замке был долог. Вроде бы много нового я узнала, но в сущности — совсем ничего.
Дюваль по-прежнему остается для меня загадкой. Если он изменник, как подозревают канцлер и аббатиса, то кому служит?
Он явно ненавидит и д'Альбрэ, и посланника Франции. Но если вдуматься, подобную ярость подделать достаточно просто. А вот таким свирепым защитником, каким он выступает по отношению к сестре, прикинуться куда как сложнее. Я вспоминаю его угрюмо сжатые губы и бешенство в глазах. Да из них чуть искры не летели! Он очень неплохой актер, но это даже для него слишком.
А значит…
А значит, все мои умозаключения рассыпаются в прах.
Остается предположить, что Дюваль на самом деле таков, каким хочет казаться. Верный брат и заступник, готовый костьми лечь, но короновать сестру на герцогство и благополучно выдать ее за сильного человека, способного встать рядом с ней против наседающих французов.
Похоже, что именно таким его видит юная герцогиня.
Сказав себе, что утро вечера мудренее, я закрываю глаза и гоню заведомо бесплодные мысли. И что же? Взамен передо мной возникают два розовых червя в черноте бороды — толстые, мясистые губы графа д'Альбрэ!
Гвилло. Вот кого напоминает мне д'Альбрэ. Несколько постаревшего и разжиревшего Гвилло. Вот почему от его вида и прикосновения меня аж затрясло!
