— Ваша светлость, — говорю я, — при малейшей возможности сочту за счастье побаловаться охотой.
— Что ж, — милостиво отвечает она, — будем надеяться, что возможность представится, и достаточно скоро.
Пока происходит этот обмен любезностями, появляется воин в полном вооружении и склоняется перед капитаном Дюнуа, после чего шепчет ему на ухо. Кивнув, капитан подходит к Дювалю и отводит его в сторонку:
— Ваш пленник пришел в себя, господин мой.
Дюваль поворачивается ко мне, глаза у него блестят предвкушением:
— Я должен его допросить!
— Я с тобой!
— Ни под каким видом, — говорит он. — Как, по-твоему, я объясню, что позволил своей кузине… ну там, любовнице… общаться с подобным злодеем? — Произнося эти слова, он шарит глазами кругом. — Нет, ты останешься здесь и продолжишь играть свою роль, а заодно будешь держать глаза и уши открытыми. — Тут он выпускает мою руку и к моему полному и окончательному ужасу окликает: — Де Лорнэй!
— Только не это, — шепчу я Дювалю, но уже поздно.
Молодой вельможа отделывается от стайки поклонниц и направляется к нам.
Дюваль с удивлением смотрит на меня сверху вниз.
— Нельзя же тебе гулять здесь без сопровождения, — говорит он. — Люди могут закрывать глаза на нашу якобы тайную связь, но дама, которая расхаживает сама по себе, очень скоро обзаведется репутацией, с которой к герцогине уже не подойдешь.
Вокруг меня словно бы с грохотом опускаются решетки. Я в клетке, сотканной из бархата и шелков!
Дювалю, кажется, смешно.
— Только не напускай такой вид, словно тебя на плаху ведут, — говорит он. — Большинство женщин склонно радоваться обществу де Лорнэя!
— Я не «большинство», господин мой!
Он хмыкает, и я воспринимаю это как знак согласия.
Де Лорнэй подходит и кланяется нам. Я с удовлетворением отмечаю, что он смотрит куда-то мимо меня.
Дюваль криво улыбается другу:
— Она привела себя в порядок и выглядит совсем по-другому, не так ли? Препоручаю ее твоим нежным заботам — меня ждут кое-какие дела!
Де Лорнэй, кажется, рад моему обществу ничуть не больше, чем я — его.
— Ну и что, скажи на милость, мне с нею делать?
Дюваль с неопределенным жестом отвечает:
— Ну, не знаю. Что ты обычно проделываешь с милыми дамами?
— Вряд ли ты имеешь в виду это, — бормочет де Лорнэй.
— Тогда потанцуй с ней. — И Дюваль бросает на меня обеспокоенный взгляд: — Ты ведь умеешь танцевать?
— Да, но…
— Ну и хорошо.
И прежде чем мы с де Лорнэем успеваем выдвинуть еще какие-то возражения, он исчезает, оставляя нас наедине.
Мы смотрим друг другу в глаза с одинаково недовольным выражением, потом торопливо отворачиваемся. Я задумываюсь о плане побега, но тут начинает играть музыка, и придворные отступают прочь, освобождая место для танцев. Де Лорнэй очень невежливо вздыхает и для виду кланяется мне:
— Что ж, давай танцевать.
Я отвечаю неглубоким реверансом, но протянутой руки не беру:
— Очень ценю ваше благородное самопожертвование, но, прошу вас, успокойтесь: никакой необходимости в этом нет. Мысль о танце с вами столь же мучительна для меня, сколь для вас — о танце со мной.
Он все равно дотягивается и берет меня за руку:
— Дюваль сказал, чтобы мы танцевали, значит, так надо.
Пытаюсь отнять руку, но его хватка становится железной. Все же я тяну, стиснув зубы:
— Вы всегда делаете то, что он вам говорит?
— Всегда, — отвечает де Лорнэй и утаскивает меня туда, где танцуют. — Я и в адское пламя брошусь, если он велит.
Я на время забываю, что он танцует со мной почти насильно, и спрашиваю:
— Он и этого может от вас потребовать?
На лице архангела возникает свирепое выражение:
— Если однажды потребует, я возблагодарю судьбу и охотно это проделаю!
Тут музыка звучит громче; вот-вот начнется танец. Мой разум еще переваривает яростную преданность де Лорнэя, а тело уже совершает положенный поклон. Двигаясь в танце, я поневоле гадаю, за что де Лорнэй так меня невзлюбил. В самом деле, мы с ним перебрасываемся такими взглядами, что удивительно, как у придворных вокруг не загораются волосы!
Я чуть не вскрикиваю от радости, когда музыка наконец прекращается. Де Лорнэй берет меня под руку и отводит в сторону.
— Вы очень сносно танцуете, — говорит он.
Ага, для девушки низкого рождения, добавляю я про себя. И убийцы к тому же!
Конечно, вслух я этого не говорю. Что же дальше? Мы потанцевали, как распорядился Дюваль. Может, теперь де Лорнэй оставит меня в покое и я займусь своими делами?
Приседаю в реверансе, старательно изображая глубокую благодарность:
— Спасибо вам за обхождение и заботу.
Я не поднимаю глаз, чтобы он не понял, что я действительно обо всем этом думаю, и потихоньку двигаюсь прочь.
Его пальцы вновь смыкаются на моей руке:
— Погодите, милочка, мы с вами еще не закончили.
Я вскидываю глаза и высвобождаюсь:
— А мне показалось, закончили!
Он качает головой:
— Слышите? Музыканты готовят свои инструменты, сейчас будет еще танец. Я не прочь продолжить, а вы?
Я недоумеваю. Он что, намерен слепо исполнять распоряжение Дюваля, пока тот не вернется?
— Нет, — заявляю я твердо. — Не хочу.
И прежде чем он успевает снова схватить меня, отскакиваю как можно дальше. Не бросится же он за мной на глазах у половины двора?
Я быстро ввинчиваюсь в толпу, теряясь среди царедворцев. Протискиваясь в толкотне, среди густого запаха духов, решаю, как наилучшим образом воспользоваться с таким трудом отвоеванной свободой. Вот бы на каком-нибудь из этих пустых и тщеславных лиц появилась метка Мортейна!.. Увы, я по-прежнему ничего не вижу.
Зато замечаю Франсуа, флиртующего с какой-то злой и ядовитой на вид женщиной в платье цвета синего павлиньего пера. Его матушка сидит в дальнем уголке, смеясь и заигрывая с полудюжиной баронов, собравшихся вокруг нее. Вот бы знать, не за это ли сердится на нее Дюваль? Она, похоже, зря времени не теряет, и в воздыхателях у нее недостатка нет. Если Дюваль был близок с отцом, то, должно быть, расценивает это как надругательство над его памятью.
Еще я вижу, что мадам Динан, граф д'Альбрэ и маршал Рье уже покинули герцогиню. Они стоят в сторонке, негромко беседуя о чем-то своем. Разговор может оказаться небезынтересным.
Я дрейфую в толпе, постепенно придвигаясь в твердом намерении подслушать, не замышляют ли они
