— Мы идем к маркизе.
— В такой час?
— Да. Мы должны сопровождать ее.
— По какому поводу?
— По поводу ее свадьбы.
— Свадьбы?
Роза опешила. Насколько ей было известно, Рим не дал согласия на развод, и королева Екатерина все еще оставалась законной женой Его Светлости.
— Да, — внятно повторила Нэн.
— Но почему так? Тайно! В темноте!
Нэн повернулась и посмотрела Розе прямо в глаза.
— Потому что принц Уэльский растет у нее в животе. Больше свадьбу откладывать невозможно.
Роза недоверчиво покачала головой. Итак, свершилось. Именно ночью, когда большинство людских душ воспаряют в грезах и в снах, чести Екатерины, дочери королевы Кастилии, будет нанесен последний роковой удар, и Анна, дочь кентского рыцаря, отпразднует окончательную победу. В сумерке ночи Анна Болейн достигнет, наконец свой цели, и это показалось Розе совпадением неслучайным: мрак с самого начала окутывал этот странный роман.
Стоя в одной ночной рубашке холодным январским утром в тишине погруженного в сон дворца, она дрожала.
— Ты замерзла, — сказала Нэн. — Давай помогу тебе одеться.
Но Роза дрожала не от холода. У нее возникло странное предчувствие, что дело, совершаемое в темноте и украдкой, не кончится добром. Сама не зная почему, Роза перекрестилась.
— Храни нас Господь, — сказала она.
Нэн удивленно посмотрела на нее, но эхом отозвалась:
— Аминь.
Минут двадцать спустя Роза уже была одета, и две женщины, держась за руки, покинули отведенные Вестонам комнаты и по центральным коридорам недавно построенного дворца направлялись в сторону западной арсенальной башни. Дойдя до башни, они поднялись по винтовой лестнице и наконец оказались на верхнем этаже в комнате, о существовании которой Роза и не подозревала. В каком-то странном чердачном помещении предстояло выходить замуж новой королеве Англии!
В комнате был установлен временный алтарь с распятием и богатой алтарной утварью, и, когда Роза и Нэн вошли, первый, кого они заметили, был бледный, как смерть, Генри Норрис, который возжигал свечи. Кроме Томаса Хениджа, еще одного давно служащего и преданного королю придворного, всем было не по себе.
— К какому часу вам велено прийти? — спросил Хенидж, нарушая напряженную тишину, царившую в комнате, где они стояли, переминаясь и молча глядя друг на друга.
— Вчера вечером маркиза сказала, что я должна быть готова к четырем часам, разбудить Розу и привести ее сюда. А вам?
— Меня поднял сэр Генри. До этого я ничего не знал.
Норрис все с тем же выражением глубокой подавленности на лице добавил:
— Его Светлость дал мне свои указания вчера после ужина.
Роза спросила:
— Кто-нибудь еще знает об этом? Вы сами принесли алтарь и церковную утварь, сэр Генри?
— Мы с Томасом. Больше нам никто не помогал. Таким образом, мы четверо обязаны хранить тайну. Понимаете?
— Но кто будет проводить церемонию?
— Доктор Ли — один из капелланов. Как раз сейчас стража разбудит его и пришлет сюда.
Розу подмывало спросить, означает ли все это, что папа в конце концов встал на сторону Его Светлости, согласившись, что замужество королевы Екатерины никогда не было законным, и подписал буллу, аннулирующую брак. Однако она не посмела. Один взгляд на строгие лица вокруг нее отбивал охоту расспрашивать. Она чувствовала, что произнести сейчас хоть словечко — все равно что богохульствовать в церкви. Казалось, что и все остальные ощущали такую же скованность, ибо в комнате опять воцарилась неловкая тишина и все четверо избегали смотреть друг на друга, ожидая прихода невесты и жениха.
Тяжелые решительные шаги на лестнице возвестили о приходе короля, подобно звуку труб, который обычно предшествовал его появлению. Дверь резко распахнулась, и оба камергера сразу поняли, что король раздражен, несмотря на близкую церемонию свадьбы. Он остановился в дверях, оглядел их всех и невнятно пробормотал:
— Так, так.
Затем он сказал нарочито сердечным тоном:
— Не слишком подходящее утро для вступления в брак Генриха Английского, вы не находите?
Никто не проронил ни слова, и король продолжал:
— Вы что, лишились дара речи?
Генри Норрис судорожно вздохнул, и только Томас Хенидж нашелся:
— В это холодное утро, Ваша Светлость, жар наших сердец согревает нас.
— Красиво сказано, Томас, хорошо сказано. А где маркиза? Вы были у нее, леди?
— Нет, Ваша Светлость. Она сказала, что мы с мадам Вестон должны прийти прямо сюда.
Ответ опять как-то разозлил короля, но он сделал еще одну решительную попытку скрыть чувство беспокойства, которое, очевидно, терзало его.
— Мадам Анна непунктуальна, как и остальные представительницы ее пола, — рассмеявшись, сказал он, и смех его прозвучал так деланно и фальшиво, что четверо придворных стали переминаться с ноги на ногу и переглядываться.
Все вздохнули с громадным облегчением, когда услышали шуршание шелка, почувствовали слегка пьянящий запах духов, который, казалось, всегда сопровождал ее появление, и увидели саму Анну Болейн, остановившуюся в дверях и молча наблюдавшую за всеми.
Уолси когда-то назвал ее «ночной вороной», но в это утро она больше напоминала дитя, подкинутое эльфами. В темном платье она казалась еще тоньше, чем обычно — просто кожа да кости. У нее были огромные глаза, лицо и плечи обрамляли распущенные волосы, гладко причесанные и блестящие, как вороново крыло. В мерцающем свете свечей она казалась таким маленьким, нереальным существом, что было трудно представить, как в таком хрупком теле мог еще обитать ребенок. Больше того, трудно было даже вообразить, что Анна зрелая женщина, что она может быть подвержена месячным кровотечениям, не говоря уже об интимной близости с мужчиной. Особенно с королем. Он возвышался над ней и казался преувеличенно огромным, и мысль о его грузном теле, навалившемся на хрупкое тело Анны, вызывала отвращение у Розы, не знающей другого мужчины, кроме нежного и гибкого Фрэнсиса.
Однако теперь любые сомнения относительно любви короля к их госпоже, разговоры о том, что, даровав ей пэрство, он откупился от нее, можно было, не колеблясь, отбросить. Несмотря на свою нервозность, он посмотрел на Анну с обожанием и сказал очень просто:
— Вы оказываете мне большую честь, выходя за меня замуж.
Анна сделала реверанс, но ничего не ответила. Ее лицо было загадочным и непроницаемым. Не было ни намека на то, напугана она или уверена в себе. Ее выдавали только чрезвычайно расширенные зрачки. Момент окончательного триумфа наступил, и ей стало страшно.
Эту странную сцену и застал капеллан, доктор Ли, когда он вошел.
— Ваша Светлость, я… я… Простите меня, Ваша Светлость. Меня только что подняли с постели и велели прийти сюда, — бормотал он, запинаясь, окидывая беглым взглядом алтарь и пытаясь понять, что предстоит ему делать в этой нелепой комнате на чердаке в час, когда все благочестивые люди спят.
— Прекрасно, доктор Ли. Мне приятно сообщить, что вам предстоит сочетать браком короля Англии и маркизу Пемброукскую.
Роза смотрела на доктора Ли, который застыл с окаменевшим лицом, не веря своим ушам. Она почти слышала его мольбу: «О Господи, только не я. Почему именно мне назначено выступить против папы? Услышь меня, Господи!»
