— Проклятие, сами знаете чем! Посоветуйтесь со своими звездами и посмотрите в ваш стеклянный шар. Скажите, у меня родится сын? Правда ли, что я ношу под сердцем принца?
Захарий колебался.
— Ну? Ну?
— Нет, Ваша Светлость, — прозвучал в тишине его шепот.
Анна тупо смотрела на него.
— Что вы сказали?
— Я говорю, Ваше Величество, что у вас родится девочка. Девочка, которая станет самой могущественной королевой, какую Англия когда-либо будет знать.
Но Анна не слушала. Она смотрела широко раскрытыми глазами, ее изможденное лицо вытянулось.
— Вы лжете! Все астрологи предсказывают мальчика. Вы даже не изучили карты, не посмотрели в свой кристалл. Откуда вы знаете?
— Я знал это всегда, — сказал он с самым смиренным видом. — Простите, мне ужасно неприятно сообщать вам это горестное известие.
— Черт возьми, — сказала она. — Вы не понимаете, что это означает!
— Понимаю, Ваша Светлость. Король сделал невозможное, чтобы жениться на вас. И он теряет интерес. Чтобы усилить свои позиции, вы отчаянно нуждаетесь в рождении сына.
Он зашел слишком далеко. Королева дрожала всем телом. Она сжалась в комок, только живот оставался большим, и она била по нему кулаком. По ее искаженному лицу текли слезы, из полуоткрытого рта вырвалось наружу злобное рычание.
— Помоги вам Бог, доктор Захарий, — прошипела она. — Вы слишком много знаете. Вы приговариваетесь к заключению в Тауэр до конца судебного разбирательства. Да спасет вас ваше колдовство, ибо ничто другое вам теперь не поможет.
Захарий поклонился. Он понял, каков будет исход беседы еще утром, так как, зная, что встреча с королевой может кончиться для него плохо, он сделал то, что почти не позволял себе делать: разложил карты Таро на себя. Ответ был достаточно прост. У него были все шансы принять смерть от рук королевы.
Он мог избежать трагического исхода, солгав ей, не придя на встречу. Но какая-то внутренняя гордость, нежелание подорвать свою репутацию вынудили его сказать ей всю правду. Он знал о возможных последствиях, но ничего не мог с собой поделать.
Он сказал:
— Как прикажете, Ваша Светлость. Но знайте, что когда-то я любил вас.
Она окинула его ледяным взором.
— Тогда возьмите с собой свою любовь и отправляйтесь к дьяволу, который вас создал.
Захарий перекрестился.
— Нет, мадам, не надо желать мне этого. Моя душа так же чиста, как была чиста душа моей матери. Да дарует вам Бог свое прощение — за то, что вы меня проклинаете.
— Да дарует мне Бог сына — это все, что меня волнует.
Последнее, что он видел, когда его уводили, — убитое горем лицо Анны, которая стояла, обхватив себя руками, напоминая брошенного ребенка.
ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ
— В Тауэре? — удивился Норфолк. — Но по какому обвинению?
Его невестка, Джейн, спокойно посмотрела на него.
— Государственная измена.
Она давно выплакала все слезы и жила теперь только настоящим. У нее не было сил улыбаться даже своим детям, и она тупо смотрела, как по обветренным щекам Томаса Говарда текли непривычные слезы.
— Но как это случилось? — спросил он. — В чем его вина?
— Он предсказал, что у Ее Светлости родится девочка.
Герцог вытер слезы рукавом, отороченным мехом.
— И это все?
— Да.
— Тогда я должен сейчас же отправиться к королю и добиться его освобождения. Это просто нелепое обвинение.
— Вы думаете, вам это удастся?
Почувствовав внезапную усталость, Томас опустился на стул. Он уехал во Францию перед самой коронацией Анны и провел все это время в бесконечных спорах с епископами и принцами, обсуждая с ними развод Генриха, и у него больше не было сил. Ему надоело думать о своей племяннице и ее отпрыске, неважно, кто это будет — принц, девочка или бастард.
— Бог знает, — сказал он. — Иногда мне хочется, чтобы Ее Светлость провалилась сквозь землю.
— Так и будет.
— Да, с Божьей помощью, так Захарий предсказывает. Если бы об этом он сказал публично, его давным-давно не было бы в живых.
— Ну, такая возможность у него еще осталась. Милорд, поезжайте к королю немедленно. Сам он ничего не имеет против Захария. Он выслушает вас.
— Должен выслушать, — мрачно подтвердил Норфолк. — Я был его преданным и стойким вассалом и отстаивал его интересы среди чужеземцев, так что в конце концов готов был стонать, заслышав французскую речь, и меня тошнило от приторных запахов их духов. Не сомневайтесь, он у меня в долгу.
Голос его внучки Сапфиры, бесшумно вошедшей в комнату и стоявшей за его спиной, заставил его вскочить.
— Позволь мне поехать с тобой, Томас.
Несмотря на то, что ее все время поправляли, она упорно называла его по имени. Он повернулся к ней, наклонился так, что его глаза оказались на одном уровне с ее глазами.
— Нет, малышка. Его Светлость не захочет тебя видеть.
Детские голубые глаза серьезно смотрели на него, и он увидел лицо своей прежней возлюбленной, тень которой бродила среди лугов Норфолка и вот уже двадцать лет являлась ему во снах.
— Господин герцог, советую вам сделать, как она говорит, — спокойно сказала Джейн.
Томас пристально посмотрел на нее.
— Но ей всего три года, мадам. Я не могу прийти к Его Светлости с ребенком, вцепившимся в мою руку.
Джейн встала и, подойдя к Сапфире, положила руку на ее прелестную белокурую головку.
— Она — необычный ребенок.
— Что вы хотите этим сказать?
— Она обладает силой.
— Как Захарий? Дар ясновидения?
— Более мощный, чем у него, сэр.
В ушах герцога вновь зазвучали полные суеверного ужаса крики толпы; он вспомнил, как судья произнес: «Смерть через сожжение»; как при этих словах его невинная возлюбленная отвернулась и как тогда в нем вспыхнула ярость от сознания собственного бессилия: ибо даже могущества герцога Норфолкского было недостаточно, чтобы спасти ведьму, осужденную на смерть.
— Вы хотите сказать… — он не мог заставить себя произнести это слово вслух.
Джейн кивнула.
— Захарий считает, что она обладает даже большим могуществом, чем он.
