– Что – Кирилл? Опять напился и спит?!
– Да не, мертвый он…
У прихожанина отвисла челюсть и глаза округлились. Он опустил «кедр», и в эту же секунду Данила прыгнул на него сбоку и с размаху толкнул, ударив головой о стену. Кондрат, оценив ситуацию, метнулся к дверям, чтобы по-тихому снять второго, но опоздал.
Второй успел вскрикнуть и выстрелить из двустволки. Промазал, но шуму наделал. Кондрату не оставалось ничего другого, как выстрелить в ответ из нагана. И он попал.
– Шухер, – сказал уголовник, деловито обыскивая труп. – Щас сбегутся.
Данила, борясь с искушением пристрелить Прянина на месте, скомандовал:
– Уходим, пока не началось…
Но уже началось. Как только они вчетвером выскочили из лабаза, взвыла сирена. Где-то зазвенел колокол. Паства отца Андрония просыпалась, надевала штаны, хватала оружие и бежала к лабазу.
– Много их, командир, – сказал Кондрат. – У нас патронов не хватит.
– К воротам, живо! – приказал Данила. Он заскочил в лабаз, пинком сбил крышку с канистры соляры, плеснул на доски, чиркнул спичкой. Соляра затлела неохотно. Пусть решают, что им дороже – припасы на зиму или месть…
У ворот их уже ждали. Старенький «УАЗ Патриот», обшитый листовым железом для пущей пуленепробиваемости, перегородил выезд, а из-за машины по Даниле и его команде молча и без всяких предисловий ударили из пяти или шести стволов.
Данила успел огрызнуться короткой очередью и залег. Кондрат лупанул в ответ из двустволки. И даже доцент, прихвативший «кедр», попытался было выстрелить, но не разобрался с предохранителем. Марина просто распласталась на земле, выставив перед собой вещмешок.
Бойцы из-за «уазика» стреляли не метко, но так интенсивно, что даже голову поднять не получалось. «Что у них там, патронов немерено?» – удивился Астрахан, и тут же сообразил: они нас просто задерживают, пока не подтянутся основные силы.
Внезапно пальба прекратилась. Раздались два одиночных выстрела – контрольных, кто-то кого-то добивал, и знакомый голос осведомился:
– Ну что, бро, долго валяться собираемся?
Данила вскочил. Момент глядел на него настороженно, но «грозу» держал стволом вниз.
Ладно, сейчас не время для разборок…
– Заводи машину, – приказал Астрахан.
– Облом, бро… – развел руками Гена. – Этот бугай Кондрат шину прострелил. И запаски, как назло, нет… О, гляди, за вами уже бегут.
– Тогда – вперед! Ходу! Момент, прикрываешь!
– Понял тебя, бро… – ухмыльнулся тот. – Э, слушай, а где Рома?
* * *
«Отель» со всех сторон окружали молодые деревца, между которыми вилась утрамбованная тропка – здесь часто ночевали. Хоббит потянул на себя тяжелую дверь, сколоченную из мелких бревен, Рэмбо погладил свежие борозды, оставленные когтями.
– Хренозавр порезвился, – прокомментировал Хоббит. – Молодой и мелкий. Взрослый бы вынес дверь.
– А может, и вынес, – не согласился Рэмбо. – Ее потом назад поставили.
– Идем уже. – Шейх, оттеснив Хоббита, шагнул в черную утробу придорожной гостиницы, которая не утратила свою функцию даже в условиях Сектора.
Окна были намертво заколочены, лестница захламлена. Пришлось включать фонарь: повсюду – окурки, тряпки и гильзы, воняет бомжами.
– Сюда только самые рисковые ходят, – рассуждал Хоббит. – Те, кто пытается понять. С которыми Глубь разговаривает. Ну, картинки показывает, а там понимайте как хотите… Ох ты!
Стена была забрызгана бурым, словно тут кто-то взорвался изнутри.
– Таки взрослый был хренозавр, – сделал вывод Рэмбо.
Луч фонаря метнулся на кучу тряпья, выхватил…
Что это? Ветви? Нет, не ветви – ребра торчат из развороченной грудной клетки.
– Тьфу, пакость. – Хоббит отвернулся. – Такое место испортили!
Шейх посветил под ноги: а вот и голова.
– Паспорт искать не будешь?
Хоббит засопел:
– Идите вы! В соседней комнате переночуем, только дверь надо закрыть – и входную, и эту. Во избежание.
Вторая комната мало отличалась от первой: гнездо из тряпья, заколоченные окна, проломленная стенка в ванную, где сохранилась разбитая душевая кабинка и унитаз, гильзы на полу, консервная банка с окурками, только трупа нет. На потолке – темные заплесневелые полосы, видимо, крыша течет.
Вместе с Рэмбо заперли обе двери, сволокли отсыревшее тряпье к стене, расстелили спальник, зажгли свечку и выложили что у кого было: килька в томате, гречка с тушенкой, краюха хлеба и банка сгущенки. Небогатый, но стол. Рэмбо вынул из рюкзака и сразу же выпил банку энергетика.
Вдруг мир стал зыбким, пошел волнами, начал расползаться по швам. Рэмбо перекосило, свеча зачадила, щелкая, Хоббит сдавил виски и зашевелил губами. Шейх не слышал его, но ощущал каждой клеткой организма: Всплеск. Ему казалось, что он раздувается, вот он уже не помещается в гостинице, заполняет собой лес, вбирает туман, вот движется на невнятный зов в числе прочих безликих теней… Они – это он, он – это все!
Ржавые ворота, бетонный забор, знак – перечеркнутый молниями череп. Орет охранник, затыкает ладонями уши, но на погоны все равно капает кровь. Решетки на окнах – не помеха. Зовут. Надо войти. Бронированные двери – не помеха, и стены не помеха…
Толчок. И вот Шейх – снова Алан Мансуров. Видит своими глазами и чувствует, как жар катится по позвоночнику. Щека печет огнем. Хоббит трясет рукой и пятится:
– Извини, но если бы не врезал, пришла бы вам, командир, хана.
– А что это было? – спросил Шейх, отчаянно жалея, что фляга с виски пуста.
Он откуда-то знал: ни разу еще гибель не была так близка.
– Всплеск очередной. А что ты видел? – Хоббит присел напротив.
Шейх развел руками:
– База, похожая на воинскую часть. Я был не собой, а чем-то… или кем-то. – Он смолк. – Кто-то меня звал. Нет, призывал, и я шел.
Запахло табачным дымом – Рэмбо раскурил сигарету, с присвистом сплюнул.
– Странно. Иногда возле самой Глуби люди уходят в летаргию. Одним открывается будущее, другие видят прошлое – свое и чужое. Но только те, кого принял Сектор.
– Посмотрим, что будет завтра. И вообще, завтра очень напряженный день, от которого все зависит, потому предлагаю спать. Рэмбо – караулишь, потом разбудишь меня, Хоббит последний. На рассвете выдвигаемся. Возьмем Астрахана в Дубне, до нее недалеко.
* * *
В предрассветных сумерках Дубна была похожа на гигантский Стоунхендж. Пустые многоэтажки, без единого светящегося окна, темными монолитами возвышались на фоне сереющего неба. Широченный и совершенно пустой проспект. Заброшенный сквер. Поросшая высокой травой детская площадка. Пустырь с разметкой под так и не построенные хрущобы. Покосившиеся столбы фонарей.
Некогда – закрытый наукоград, а ныне – город-призрак, Дубна стала первой жертвой Сектора. Что именно здесь происходило пару лет после того, как Сектор возник, никто не знал. Экспедиции не возвращались, техника гибла, и даже на спутниковых снимках эпицентр покрывала мутная мгла…
Потом, когда редкие (и абсолютно безбашенные) следопыты стали проникать в Глубь, появился фольклор. Легенды. Страшилки. Кошмарики. Про ихтиандров в Московском море. Про леших-людоедов. Про говорящих собак. Про общину старообрядцев, живущих на окраине Дубны…
Последняя легенда оказалась правдой. Старообрядцы – которые на самом деле были никакие не
