Он принялся отстреливать уродов одиночными. Твари, вооруженные лишь копьями, сразу бросили жертву, заметались, заголосили. К расстрелу подключились Хоббит и Рэмбо. Получая смертельные ранения, мутанты не дохли – вопили, стенали, корчились и пытались уползти.
Когда начали стрелять, Лукавый рухнул на живот, лицом в землю. Пятеро мутантов удалось подстрелить, ушел один, но и тот был ранен.
Под прикрытием своих бойцов Шейх подбежал к Астрахану-старшему, поднял за веревки – профессор взвыл, сел, с изумлением уставился на спасителя. Шейх усмехнулся:
– Что, не меня надеялся увидеть?
Астрахан побледнел, узнав его. Они виделись в стенах МАСа, и Шейх полагал, что профессор знал всю его подноготную: и об отношениях с Данилой, и о неизлечимо больной дочери. Лукавый сглотнул и прохрипел:
– Дайте воды.
Шейх отстегнул от пояса флягу, сел на корточки рядом с пленником. Рэмбо остановился в стороне, направил ствол на деревья. Недалеко стонала смертельно раненная тварь, живот которой сочился бурым, пыталась уползти. Вторая ползла с простреленными головой и грудью. На вид – дети детьми, если б не пятна по всему телу, землистый оттенок кожи и перепонки между пальцами. Крыса на плече Хоббита попискивала и фыркала, проводник ходил от тела к телу, добивал раненых, приговаривая:
– Живучие, твари. Живучие…
– Ты ведь на встречу с сыном собрался? – спросил Шейх у Астрахана.
Профессор нашел в себе силы усмехнуться:
– А ты сюда за кем, за ним же? За ним, за девицей, за мной? Дурак, служака! Не понимаешь, что это задание – последнее в твоей жизни? Слишком много узнал, MAC тебя заранее в расход списало. Вернешься ты с новым знанием, девицу приведешь… И знаешь, что будет? Ее заберут, тебя и всю команду хлопнут, чтобы не трепались. Чтобы ни одна живая душа про Марину не узнала. И помрет твоя красавица, дочка твоя без биотина! Ага, я знаю, зачем ты сюда поперся: не для себя тебе денежки нужны. Я все знаю. Там, в НИИ, информация, за которую убивают. И меня, если вернусь, убьют, и тебя. Так что мы теперь в одной упряжке.
Шейх скрипнул зубами, встал и хрустнул суставами пальцев.
– Может, пристрелить его? – предложил Рэмбо и навел на профессора ствол.
Астрахан вздернул подбородок, прищурился: давай, мол, жалкий человечишко, я готов принять смерть.
– Мне за тебя денег предлагали почти как за девчонку, – сказал Шейх. – Ты предатель, верить тебе я не хочу.
– Еще скажи, что ты честный наемник, – ухмыльнулся профессор. – Но вопрос не в том, Алан. Я хочу тебя перевербовать.
В голос заржал Хоббит, хмыкнул Рэмбо.
– Ладно. Двести тысяч авансом прямо сейчас, и я твой, – улыбнулся Шейх.
– Я предложу тебе другое. Скажем так, я знаю, что такое Сектор и как им управлять. Власть над Сектором – разве можно оценить ее в двести жалких тысяч?
– Ты мне еще власть над миром предложи. – Тон Шейха напоминал голос психиатра, обращающегося к больному. – Что с тобой делать? С собой тащить? Тяжело с таким грузом в Глуби. Здесь бросить, пусть жрут?
Астрахан оставался странно спокойным:
– Я говорю правду. Я нанял сына, велел ему принести «черный ящик», которого нет. На самом деле он должен был добыть подтверждение, что Сектор именно то, о чем я думаю, и что девица может выполнять свою функцию. И привести ее сюда живой. Эта девушка – своего рода ключ, она может провести в самую Глубь. Но кто-то на меня настучал, и пришлось без подготовки спешно бежать сюда, действовать вслепую. Ты даже не представляешь, как ценна эта Марина.
Шейх ни слову не верил: Астрахан, он же Лукавый, – паскуда еще та, собственного сына подставил. Что же с ним делать? Тащить дальше, авось пригодится?
– После НИИ я рассчитывал взять сына с собой дальше, в центр Глуби. Но теперь думаю: он меня не простит. А без телохранителей… Ладно, я возьму с собой вас.
– А нас ты спросил? – подал голос Рэмбо.
Шейх уточнил:
– Где назначена встреча? Ты должен был встретиться с Данилой, да? Где?
– В НИИ, конкретного места нет… Возьмите меня с собой. В дороге я буду молчать, а потом, когда вы все поймете, я пригожусь вам, а вы – мне.
– Вот трепло, – проговорил Хоббит, почесывая пузо крысе.
– Я вам не враг, – продолжал твердить Астрахан-старший, не обращая на него внимания. – Да пораскиньте мозгами: неловкое движение – и вы меня пристрелите. А жить я люблю. Ты же понимаешь, Шейх!
Алан понимал другое: Лукавый и сына, и мать продаст. Но делать нечего, он стоит дозы биотина, которой хватит дочери года на три… Нет гарантии, что Марина добралась до НИИ, что не сдох по пути Астрахан-младший. А так хоть что-то будет.
– Вставай, – велел Шейх. – Веди. Пикнешь – сам знаешь.
– Хоть руки развяжите и пить дайте!
– Хрен тебе. Шевелись.
Кряхтя, профессор поднялся и бодро потрусил по асфальтовой дороге.
Вскоре подошли к приоткрытым ржавым воротам с черепом, перечеркнутым молниями, от которых в глубь леса тянулся бетонный забор. Двор НИИ облюбовал светло-серый лишайник, затянул лавочки, асфальт и обитые деревом корпуса военной базы. Лукавый замер, обернулся. Рэмбо кивнул – иди давай! Хоббит заозирался.
Возле будки на спине валялся охранник – рот разинут в крике, лицо серое, ладони прижаты к ушам. Шейх сел на корточки. Он откуда-то знал, что на погонах покойника кровь, которая вытекла из ушей. Смахнул лишайник с плеч трупа – точно, вот они, темные пятна!
«Откуда он это знает? Почему так остро дежа вю? Сон! – вспомнил он вдруг. – Или не сон – видения во время Всплеска».
Не время об этом думать.
Тишина стояла гробовая, чудилось, что каждый вздох, подобно пушечному выстрелу, носится над мертвыми корпусами и отражается эхом. Природа здесь замерла: нет признаков гниения или коррозии, не отваливаются водоотводные трубы, не крошится асфальт, не буйствует вездесущая трава, зато повсюду – мягкие кораллы серебристого лишайника.
Шейх покосился на Астрахана-старшего. Надо будет потом тщательнее его допросить, темнит Лукавый.
Двигались на цыпочках, держась левого края сквера, пересекающего всю базу. Шейх услышал голоса впереди, вскинул руку: всем стоять! Замерли, а потом разом метнулись к ближайшему зданию, прижались к стене. Пульсация крови в висках поглотила звуки. Шейх глянул на профессора – тот застыл истуканом, посмотрел на Рэмбо, на Хоббита… и бесшумно скользнул вперед, к цели.
* * *
Сухие строчки отчетов, научный язык, термины, от которых рябит в глазах и пересыхает во рту, язык ворочается с трудом… Марина попросила:
– Подожди, я дочитаю.
Она же – ученый, она должна разобраться! Цифры и аббревиатуры ничего ей не говорили, англицизмы мешали, и Марина с ужасом поняла, что для нее записанное в отчете – абракадабра. Почему?!
– Дай я еще посмотрю, не мешай.
– Марина, тут вообще о чем? – спросил сидящий на полу рядом Данила.
– Подожди. Не мешай мне! Пожалуйста, не мешай, не сбивай меня. Сейчас я пойму.
Марина листала пожелтевшие страницы, разворачивала вклеенные полосы графиков, диаграмм. Она утратила разум и знания? На глаза наворачивались слезы, буквы шевелились букашками. Марина сделала
