таким не сталкивался. Что-то липкое, тягучее, как трясина, голодное. Генка, когда пришел в себя, тоже не смог опознать искажение.
Видимо, находилось искажение с другой стороны охраняемого ангара и именно с ним был связан эксперимент Мародера.
Осознание того, что никуда вести не будут, а просто затолкают в другую комнату, оптимизма не прибавляло.
Когда солнце брызнуло на стены, Данила вспомнил песню, которую любил слушать отец: «Луч зари к стене приник, я слышу звон ключей, вот и все, палач мой здесь со смертью на плече». Словно отвечая на его мысли, на улице началось оживление, до слуха донеслись возгласы, затем – топот ног. Остановились перед дверью, щелкнул замок. Два черных силуэта направились к Даниле, отбросив на стену ангара длинные тени, Мародер остался на улице.
Данилу перевернули на живот, сняли наручники и тотчас перезащелкнули, освободили ноги. Два других амбала склонились над хихикающим Моментом. Эх, знали бы они, что он вообще не человек! Точнее, скорее всего, не человек.
Как бы то ни было, это существо сохранило разум Момента, оно так же думало и страдало, а следовательно, было другом, и его нужно спасать. Но прежде – спасать себя, что маловероятно. Один из амбалов снял с пояса веревку. Связывать поверх наручников собрался? Как бы то ни было, если и представится шанс освободиться, то сейчас.
Данила прищурился, оценивая ситуацию: один справа, тот, что с веревкой, чуть впереди и слева. Долбануть по шее того, что спереди, благо, растяжка позволяет, крутануться, подсечь второго, а там – будь, что будет.
Впереди стоящий не ожидал атаки, но успел среагировать и отклониться чуть в сторону, из-за чего получил не по седьмому шейному, а в плечо, но все равно на пару секунд оказался выведенным из строя. Второй успел выхватить пистолет – Данила выбил его ногой, свалил амбала подсечкой, но его сбили подоспевшие на помощь «вольные», возившиеся с Моментом.
– Геша, твою мать! Помогай!
Но обдолбанный Момент хихикал в стороне и не думал сопротивляться. В позвоночник уперлось колено, заломили руки, обвязали веревкой, будто тушу, которую собираются подвешивать на крюк. Прижатый щекой к земле, Данила наблюдал берцы врагов. У стены валялся точно так же связанный Момент.
– Не рыпайся, – посоветовали на ухо, – и будешь жить, если повезет. Даже поумнеешь…
Астрахана рывком поставили на подгибающиеся ноги и поволокли на улицу. Свет резанул по глазам. Обогнув ангар и сбавив темп, Данила и конвоиры приблизились к главным воротам, где ждали Мародер с седым. Заскрипели петли. Данилу поволокли в черный зев прохода.
Ноги подкосились, сердце частило и норовило вырваться из груди: там, в темноте, колышется, переливаясь, опасность, неведомая и неотвратимая. Не вырваться, не убежать!
Момент, которого волокли рядом, заорал и вытаращил глаза. Казалось, что даже дреды его встали дыбом. С утроенной силой наркомана Геша принялся сопротивляться, упираясь длинными ногами. С ним церемонились меньше – получив под дых, Момент закашлялся, и дальше его тащили волоком, как два муравья – гусеницу.
Чем ближе к воротам, тем безнадежнее отчаянье и сильнее страх. Как они не чувствуют и не боятся?
Оказавшись за порогом, Данила немного успокоился. Когда-то здесь производилась погрузка, и на рельсах ржавела станина с лебедкой. За пультом управления скучал молодой парнишка, совсем пацан. Оживившись, он надавил на рычаги, и лебедка, стеная ржавыми механизмами, подъехала ближе; спустился, раскачиваясь, железный крюк. Трое сопровождающих приподняли Момента, насадили веревками на крюк. Данилу же к крюку примотали веревками – плотно и основательно.
– Начинай! – махнул Мародер парню.
Крюк лебедки вздрогнул, веревки впились в тело, и Данила ощутил, как его отрывает от земли. Момент окончательно оклемался и трепыхался за спиной, пытаясь раскачать лебедку или ухватиться за что-нибудь ногами. Данила висел спиной к искажению и смотрел на своих убийц сверху, качаясь на крюке тушей, приготовленной для разделки.
Лебедка дернулась и, скрипя, поехала в глубь ангара. Данила обернулся. Она там – переливающаяся чернота. Точнее, темный кокон, где шевелится что-то живое, как личинка в яйце, которая собирается вылупиться. Чем ближе к искажению, тем острее, отчетливее отчаянье.
Дышит. Пульсирует. Ждет.
Вскоре Момент затих. Лебедка неумолимо ползла к искажению, Данила взглянул вниз, разглядел там что-то типа ямы и зажмурился, но ощущения не ослабли. Воображение нарисовало разинутую пасть с длинным бурым языком и ниткой слюны, кривые острые зубы. Пасть – и больше ничего. Из неизвестности дохнуло холодом, прошиб холодный пот, волосы встали дыбом.
Будто невидимая рука коснулась сознания и с невыносимой болью вывернула его наизнанку. И воцарилась темнота…
Глава 6
Данила открыл глаза. Живой? Вроде бы. Доносятся голоса, рядом кто-то дышит. Вспомнилась лебедка, искажение в виде пасти, которое собиралось его проглотить. Астрахан невольно зажмурился, вспомнил тягучий первобытный страх перед неизвестным и устыдился. Он жив и даже вроде бы невредим.
Или нет? Данила дернулся и понял, что руки ему скрутили за спиной какой-то пластмассовой хренью, вроде одноразовых наручников, только покрепче…
Что было в ангаре? Темное и ненасытное? Зачем его и Момента тащили в искажение, подвешенными на лебедке?
Затянутые пластиковые браслеты расстегнуть невозможно, их нужно разрезать специальными кусачками, а кровообращение в руках они нарушают даже лучше, чем классические железные наручники. Единственное достоинство пластиковых «стяжек» – их можно порвать. Надо просто отвести руки как можно дальше от тела и со всей дури ударить по собственной пояснице. От резкого усилия «стяжки» могут лопнуть.
Именно это и попытался проделать Данила, перевернувшись на живот и несколько раз хлопнув руками по спине. Черта с два! Ничего, кроме усиливающейся боли в запястьях, это не дало. То ли руки ослабли, то ли наручники нынче стали делать из более прочного пластика – как-никак, сколько лет прошло с тех пор, как в школе ГРУ курсант Астрахан проходил тренинг «Плен и побег»…
А все-таки, что же вчера было? Пришибленный случившимся, Данила только сейчас сообразил, что был же еще Момент – то ли человек, то ли хамелеон. Нужно посмотреть, что с ним.
– Геша? – позвал он. – Момент! Ты тут, бро?
Никто не ответил. Где Момент? Данила огляделся: вот его лохматая голова. Вроде бы дышит. Вырубился, бедолага. Ладно, обойдемся своими силами, а потом его расспросим… Не думать о нем, Данила Астрахан, это пока мешает делу!
Для начала следовало перетащить руки через задницу и ноги наперед. Люди погибче делают это без труда; но для Данилы с его-то шириной плеч и накачанными бицепсами задачка была не из простых. Он чуть плечо себе не вывихнул, извиваясь всем телом, но все-таки справился и, поднеся связанные руки к лицу, попытался разглядеть впотьмах, чем же его связали.
Ах вы гады! Две пары «стяжек». Дешево и сердито. Неудивительно, что не удалось их порвать.
Данила попробовал «стяжки» на зуб (бесполезно), еще пару раз попытался хлопнуть руками по собственному телу, теперь уже по животу, но наручники держались прочно.
Раздобыть бы что-нибудь острое… Но ничего похожего не обнаружилось. Зато были шнурки. Не зря, ой не зря нормальные менты всегда отбирают ремень и шнурки! А вот среди вольных, видать, ментов не было. Шнурки Даниле оставили.
Данила расшнуровал левый ботинок, вытащил шнурок – полметра прочного нейлона, – перекинул между запястий через «стяжки», связал концы шнурка, сделав кольцо, и всунул туда носок правого ботинка. Выпрямил ногу, натянув шнурок до предела.
Получившаяся конструкция напоминала иллюстрацию из школьного учебника «как первобытные люди
