В наши дни мир полон людей, которые пережили войну, геноцид, засуху, потоп, и ни один из них никогда не забудет то, что довелось пережить. Но есть еще и такие люди, которые смотрели. Каково это — стоять день за днем у дороги и видеть, как мимо тебя течет людской поток, тысячи, сотни тысяч, миллион человек, а ты ничем не можешь им помочь, у тебя пустые руки? Вот что выпало на долю этого врача, и теперь в его глазах застыл ужас, и он не мог не рассказывать о том, что было.
Женщина-врач из Штатов предлагала Сильвии отправиться работать в Заир, но хотела знать, готова ли к этому Сильвия — условия там довольно жесткие. Сильвия сказала, что готова ко всему, она очень сильная. И еще она призналась, что оперировала больного, не будучи хирургом. Оба врача не поняли, в чем проблема: в полевых условиях врачи делают все, что могут, ведь хирургов там почти не бывает. «Пожалуй, только пересадкой органов еще не занимаемся, а так все делаем».
В результате Сильвия согласилась поехать в Сомали в составе команды, финансируемой Францией. А пока ей нужно было вернуться в миссию, навестить Умника и Зебедея, чьи голоса в телефонной трубке звучали как крики птиц, застигнутых штормом. Она не знала, что делать. Она рассказала об этих двух мальчиках — уже не детях, а подростках — сестре Молли и врачам. Сестра Молли, имеющая дело с такими детьми каждый день, считала, что их обоих ждет безработное будущее. (Но она будет приглядывать за ними; может, удастся пристроить их в качестве прислуги куда-нибудь?) Ну, а врачи, в чьих глазах стоят тысячи голодающих и бездомных людей, нескончаемые потоки жертв войны, с трудом могли заставить себя задуматься о судьбе двух невезучих подростков, которые мечтали лечить людей, но… В мире все идет по- старому.
Сестра Молли возобновляла свою работу, прерванную болезнью Сильвии, и отправлялась в поселение в пятидесяти милях от Квадере. Договорились, что на повороте Сильвию будет ждать с машиной Аарон. Жалобы Молли на папу римского и мужскую иерархию церкви прервались, только когда у дороги показались шесть больших зернохранилищ. Женщины знали, что их содержимое — нынешний урожай маиса — было продано одним из министров другой африканской стране, пострадавшей от засухи, а всю выручку он прикарманил. Они ехали по голодающей местности — в обе стороны тянулся буш, иссушенный и истощенный из-за отсутствия дождя.
— Меня бы на месте этого министра просто совесть замучила, — заметила Сильвия, а сестра Молли сказала, что, похоже, не все еще понимают, что некоторые люди рождаются вообще без совести.
Эти слова побудили Сильвию произнести длинный монолог о деревне при миссии; сестра Молли слушала, приговаривая время от времени:
— Да, это так. — Или: — Тут ты абсолютно права.
На развилке уже стояла машина миссии. За рулем сидел Аарон. Сестра Молли сказала Сильвии:
— Ну, что же, приехали. Наверное, еще увидимся.
И Сильвия ответила:
— Да, увидимся. И я никогда не забуду, что вы для меня сделали.
— Не о чем и говорить.
И Молли уехала, и взмах ее руки на прощание был как захлопнувшаяся дверь.
Аарон был оживлен, разговорчив, ибо стоял на пороге новой жизни: он отправлялся в соседнюю миссию, чтобы продолжить обучение и в конце концов стать священником. Отец Макгвайр собирался уезжать. Все разъезжались. А как же библиотека?
— Боюсь, книг не много осталось, потому что, понимаете, Тендерай умер, Ребекка умерла, вас нет — кому было следить за ними?
— А Умник с Зебедеем?
Аарон никогда не любил этих ребят, как и они его, поэтому он только сказал:
— О'кей.
Он припарковал машину под эвкалиптами и ушел. День клонился к вечеру, свет быстро уходил из золотых и розовых облаков. На другой половине неба полумесяц — едва видное беловатое пятнышко — дожидался своего часа: свое величие он обретет с наступлением темноты.
Когда Сильвия взошла на веранду, навстречу ей бросились два паренька. И остановились. Они смотрели на нее. Сильвия не знала, что с ней не так. А дело было в том, что за время болезни она утратила свой загар, стала белой, как молоко; волосы, обрезанные, чтобы не намокали от испарины, висели желтыми прядками. Мальчики же знали ее только в привычном дружелюбном коричневом цвете.
— Как я рада вас видеть!
И тогда оба ринулись к ней, и она обхватила мальчишек, прижала к себе. В их телах, ощутила она сразу, было гораздо меньше плоти, чем раньше.
— Вас кто-нибудь кормит?
— Да, да. Доктор Сильвия! — обнимали они ее и плакали.
Но Сильвия видела, что они голодали. И когда-то белые рубашки посерели от пыли, потому что не стало Ребекки, стиравшей их. Глаза мальчиков молили сквозь слезы: пожалуйста, пожалуйста.
Пришел отец Макгвайр, спросил, ели ли ребята, и они ответили, что да. Но он все равно достал из буфета буханку хлеба, и мальчишки разорвали ее пополам и съели жадно по дороге в деревню. На рассвете они вернутся.
Сильвия и священник сели на свои места ужинать. Голая лампочка над столом не скрывала, как тяжело болела она, как состарился он.
— Ты увидишь новые могилы на холме, и в деревне появились новые сироты. Я и отец Томас — это чернокожий священник из соседней миссии — хотим открыть приют для сирот СПИДа. Канадцы предлагают деньги на приют, да благословит их Господь, но, Сильвия, если так будет продолжаться, у нас скоро будет миллион детей, оставшихся без родителей!
— «Черная смерть» опустошила целые деревни. На фотографиях Англии с воздуха видны места, где эти деревни когда-то были.
— Здесь скоро тоже не останется деревни. Люди покидают это место, думая, что оно проклято.
— А вы говорите им, что на самом деле было причиной, святой отец?
— Говорю.
Внезапно погас свет. Священник зажег пару свечей, припасенных как раз на такой случай, и они поужинали в их неверном свете. Еду подавала племянница Ребекки, сильная и здоровая девушка — по крайней мере пока, — которая приехала помочь умирающей тете. Когда священник уедет, она вернется к себе домой.
— И я слышала, в школе наконец-то появился директор?
— Да, но, понимаешь, Сильвия, такие глухие места не нравятся образованным людям, сюда приезжают не самые лучшие. Вот и новый директор уже замечен в пьянстве.
— Понятно.
— Но у него большая семья, и ему достанется этот дом.
Они оба знали, что главное еще предстоит обсудить. Наконец священник спросил:
— Так что ты собираешься делать с мальчиками?
— Нельзя было обнадеживать их, а я… Хотя я никогда ничего им не обещала.
— Да, но этот великий, богатый, замечательный мир и есть обещание.
— И что же мне делать?
— Ты должна забрать их в Лондон. Устроить их в настоящую школу. Дать им возможность выучиться на врачей. Видит Бог, этой стране нужны хорошие врачи.
Она молчала.
— Сильвия, они здоровы. Их отец умер до того, как сюда пришел СПИД. Родные дети Джошуа умрут, но не эти двое. Кстати, он хочет поговорить с тобой.
— Удивлена, что он еще жив.
— Он жив только потому, что ждал твоего возвращения. И будь готова к тяжелому разговору: Джошуа совсем потерял разум.
Подавая Сильвии свечу, чтобы она могла пойти с ней к себе в комнату, отец Макгвайр на секунду поднял огонь, чтобы разглядеть ее лицо.
— Сильвия, я знаю тебя очень хорошо. Я знаю, что ты во всем винишь себя.
