Сильвия села и вытащила из портфеля несколько листков, которые вручила матери.
— Я составила список тех курсов, что получше. Подумай сама. Вдруг к тебе придет человек с жалобами на боль в животе или еще что, ты скажешь, что это психосоматическое, а на самом деле это рак или другая опухоль. Тогда ты сама пожалеешь, что не училась.
Филлида помолчала, глядя на листки. В комнату вошла Мэри Констебль, лучась доверительной улыбкой.
— Познакомься с Тилли, — сказала Филлида.
— Рада познакомиться, Тилли. — Мэри сочла необходимым обнять Сильвию, которая пошла на это проявление близости неохотно.
— Вы тоже психотерапевт?
— Нет, я физиотерапевт, — ответила компаньонка Филлиды… или любовница? Кто мог сказать, в те-то годы? — Вдвоем мы решим любые проблемы посетителя, — заявила жизнерадостная Мэри, источая назойливую интимность и слабый запах ладана.
— Мне пора, — встала Сильвия.
— Но ты же только что пришла, — сказала Филлида с удовлетворением в голосе: дочь вела себя так, как она и предполагала.
— Спешу на митинг, — пояснила девушка.
— Прям как товарищ Джонни.
— Надеюсь, нет, — сухо сказала Сильвия.
— Ну, тогда до свидания. Пришли мне открытку из своего тропического рая.
— Там только что закончилась кровопролитная война.
Сильвия позвонила Эндрю в Нью-Йорк, ей сообщили, что он в Париже, а там в свою очередь сказали, что он уже в Кении. Из Найроби до нее донесся его голос, слабый и трескучий.
— Эндрю, это я.
— Кто я? Будь проклята здешняя связь. Другой-то нет. Третий мир! — кричал он в трубку.
— Это Сильвия.
Даже сквозь треск она услышала, как изменился его голос.
— О милая Сильвия, где ты?
— Я вспоминала о тебе, Эндрю.
Да, она вспоминала о нем, нуждаясь в его спокойном, уверенном голосе, но сейчас этот далекий голос только сильнее растревожил ее. Он был свидетельством того, как мало на самом деле мог сделать для нее Эндрю. Но чего она ожидала?
— Я думал, ты в Цимлии! — крикнул он.
— На следующей неделе поеду. О Эндрю, мне кажется, что я прыгаю в пропасть.
Сильвии пришло письмо от отца Кевина Макгвайра из миссии Святого Луки, заставившее ее задуматься наконец о своем будущем — до того момента она предпочитала этого не делать. К письму прилагался список вещей, которые Сильвия должна привезти с собой в миссию. Медикаменты, что само собой разумеется, но самые элементарные: шприцы, аспирин, антибиотики, антисептики, иглы для наложения швов, стетоскоп и так далее, и так далее.
«Там жизнь довольна сурова», — говорили ей.
— Эндрю, я в панике… кажется.
— Да нет, все не так уж плохо. В Найроби, по крайней мере.
— Я буду в сотне миль от Сенги.
— Послушай, Сильвия. Я заеду в Лондон на обратном пути и увижусь с тобой.
— Что ты там делаешь?
— Распределяю богатство.
— О да. Ты же в «Глобал Мани».
— Я финансирую дамбу, силосную башню, ирригационные сооружения… все что угодно.
— Ты?
— Ага. Взмахиваю волшебной палочкой, и в пустыне распускаются цветы.
Значит, он пьян. Для Сильвии ничего не могло быть хуже, чем хвастливая болтовня ниоткуда. Эндрю, ее поддержка, ее друг, ее брат — ну, почти — ведет себя так глупо, так недостойно. Она прокричала:
— Прощай! — положила трубку и заплакала.
Это был самый ужасный момент в ее жизни — другого такого же не будет. Уверенная, что Эндрю забыл о ее звонке, она не ждала его, но через два дня он позвонил ей из аэропорта Хитроу.
— Вот я и приехал, малышка Сильвия. Где мы можем с тобой поговорить?
Тут же, в аэропорту, Эндрю набрал номер Юлии и спросил, можно ли им с Сильвией прийти и поговорить в доме. Свою квартиру он сдавал, а Сильвия жила в крохотной каморке вместе с еще одним врачом.
Юлия помолчала, потом сказала:
— Я не понимаю. Ты спрашиваешь для себя и Сильвии разрешения прийти в наш дом? Что ты хочешь этим сказать?
— Я думаю, тебе не понравилось бы, если бы мы пришли не спросясь.
Молчание.
— У тебя остался ключ, я полагаю. — На этом Юлия закончила разговор.
Приехав в дом, они первым делом пошли к ней. Юлия сидела одна, строгая, и раскладывала на столе пасьянс. Она подставила щеку Эндрю, хотела ограничиться тем же и с Сильвией, но не выдержала напускной суровости и встала, чтобы обнять молодую женщину.
— Я думала, что ты уже уехала в Цимлию, — сказала Юлия.
— Разве могу я уехать, не попрощавшись.
— А сейчас ты пришла прощаться?
— Нет, вылет через неделю.
Старые проницательные глаза изучили Эндрю и Сильвию с головы до ног. Юлия хотела сказать, что Сильвия слишком худа и что ей не нравится, как выглядит Эндрю. Что с ним происходит?
— Идите и поговорите, — велела она молодежи, беря в руки карты.
Оба виновато пробрались в большую гостиную, полную воспоминаний, и опустились на старинный красный диван, обнявшись.
— О Эндрю, только с тобой мне бывает так комфортно.
— И мне с тобой.
— А как же Софи?
Сердитый смех.
— С Софи — комфортно? С ней у меня все кончено.
— Бедный Эндрю. Она вернулась к Роланду?
— Он прислал ей красивый букет, и этого было достаточно.
— А что за букет?
— Ноготки — тоска. Анемоны — покинутый. И конечно же, тысячу роз. Что значит любовь. Да, ему достаточно просто послать цветы. Но надолго букета не хватило. Роланд снова стал вести себя как обычно, и тогда уже Софи послала ему букет, который говорил «Война»: чертополох.
— Она сейчас с кем-то другим?
— Да, но никто не знает с кем.
— Бедная Софи.
