что они будут смотреть. В субботу после окончания школьных занятий была запланирована поездка в Ливерпуль. У нескольких девочек намечались вечеринки.
Энни была еще больше занята по хозяйству. Она покупала продукты на неделю вперед: пачки печенья разных сортов, сливовый пудинг и фруктовый торт, который сама намеревалась покрыть сахарной глазурью, несколько банок консервированных фруктов. Энни очень хотела, чтобы в этом году в семье Харрисонов тоже отпраздновали Рождество, и даже купила маленькую искусственную елочку.
Однажды после школы сестры принялись развешивать елочные украшения. Их мать сидела на своем обычном месте, отвернувшись. Длинные темные волосы, обрамляющие ее необыкновенно моложавое лицо, ниспадали, словно фестоны дорогих портьер. Казалось, она ни на что не обращала внимания, даже когда Мари забралась на стол и с шумом забила гвоздь прямо над ее головой. Девочки очень удивились бы, если бы она вела себя иначе.
— О чем ты думаешь, мама? — все же спросила Энни, когда елка была украшена.
Девочка увидела, что мамины руки, лежащие на коленях, были крепко сжаты, а суставы пальцев побелели.
«Вероятно, она напугана», — с сожалением подумала Энни.
Мать ответила молчанием, и Мари презрительно произнесла:
— Нет смысла ее о чем-то спрашивать. Ты бы упала замертво, если бы она сказала хоть слово.
— Да тише ты!
Мари частенько отпускала бесцеремонные комментарии в адрес матери, нисколько не беспокоясь о том, что та могла все слышать.
— С какой стати? — спросила Мари. — Она все равно ничего не понимает.
— О чем ты говоришь?
Мари нетерпеливо взглянула на сестру.
— Ну Энни, ты же неглупая девочка. Ты что, действительно не понимаешь, что происходит? У мамы в серванте хранится множество таблеток. Она постоянно глотает их в течение дня.
— Ты имеешь в виду аспирин?
— Я не знаю, как они называются, однако таблетки отличаются по форме и цвету. Однажды я откусила от одной из них, пока мама была в ванной. У меня возникло приятное ощущение, казалось, что больше ничто не имеет значения, однако вскоре я уснула прямо во время фильма, а это ведь были «Поющие под дождем». — И надув губки, Мари добавила: — Я пропустила большую часть картины.
Она бросилась вверх по лестнице, чтобы приготовиться к свиданию. Мари тратила все свои карманные деньги на одежду и косметику. Спустя какое-то время, надев свой лучший наряд, она спустилась вниз.
Энни знала, что разговоры с Мари — пустая трата времени, да и отцу с матерью, похоже, не было до этого никакого дела. Вздохнув, она отправилась стряпать ужин — мать уже давным-давно ничего не готовила.
В день, когда школа Гренвиля Лукаса закрывалась на каникулы, устраивали традиционную вечеринку. Занятия заканчивались в середине дня. После обеда, во время которого подавали индейку, ученики переходили в гимнастический зал. Это был единственный день в году, когда им разрешалось не надевать школьную форму. Мари даже встала раньше обычного, поскольку никак не могла решить, в чем ей пойти.
Энни нарядилась в новую юбку-шотландку и свой любимый бледно-голубой трикотажный джемпер из толстой пряжи. В полдевятого обе сестры отправились на вечеринку, предвкушая предстоящее событие. Энни даже не догадывалась, что этому дню суждено было стать судьбоносным.
Девочки рассматривали друг друга с неподдельным интересом, оценивая одежду, когда в класс вошла Сильвия Дельгадо в очень красивом бирюзовом платье. Сшитое из высококачественной нежной шерсти, оно застегивалось на пуговках прямо под шеей, а широкие рукава, туго стянутые у запястья, заканчивались длинными манжетами. Широкий пояс из дубленой кожи выгодно подчеркивал невероятно тонкую талию.
Стоящая позади девочка открыла от изумления рот, невольно воскликнув:
— Ну разве она не прелестна!
Длинные русые волосы Сильвии были схвачены золотистым бархатным обручем, украшенным крошечными жемчужинами. Когда она села, Энни заметила, что ее ботинки, сделанные из дубленой кожи, на высоких каблуках! И внезапно ее собственные юбка и джемпер показались ей невероятно жалкими, однако возникшее в душе чувство зависти смешалось с зарождающейся тревогой. Такое одеяние наверняка сведет с ума Руби Ливси!
— Что это она о себе возомнила, вырядившись в школу, словно чертова манекенщица? — сказала Руби в пятый, а может, и в шестой раз.
Рождественский обед закончился, и они стояли в гимнастическом зале, глядя на танцующих. Мистер Пэрриш ставил пластинки Фрэнка Синатры. Сильвия Дельгадо не успевала сесть, как ее приглашали вновь, а вот к Руби и ее компании не приблизился ни один из мальчиков, и девочки танцевали друг с другом.
В Энни постепенно просыпался интерес к противоположному полу. Ей ужасно не нравилось танцевать с девчонками, и в особенности с Руби — это было то же самое, что толкать по кругу ломовую лошадь. К тому же ее раздражало то, что Мари, кружась, проносилась мимо них, причем каждый раз в объятиях нового партнера.
— Я ненавижу Сильвию! — со злостью прошипела Руби. — Если бы не она, эти мальчики танцевали бы с нами.
Энни не находила никакой логики в ее словах, ведь их было одиннадцать, а Сильвия — всего одна. Вскоре Энни пришла к выводу, что вечеринка закончилась полным провалом. Она с нетерпением ждала, когда часы покажут половину четвертого. Тогда она сможет выбросить свой бумажный колпак и уйти отсюда. Но она не собиралась идти домой. Они с девочками планировали прогуляться по магазинам. Хоть Руби и действовала ей на нервы, все же се общество было предпочтительнее компании безмолвной матери.
К тому времени как они добрались до Ватерлоо, стемнело, к тому же дорога, которая вела к реке Мерси, замерзла.
Несмотря на холод, девочки чувствовали себя счастливыми. То и дело они начинали петь «Белое Рождество» или «Я увидел, как мама целует Санта-Клауса». Чувствуя, однако, что у них челюсти сводит от холода, они прекращали пение, прыснув от смеха.
К Энни снова вернулось хорошее настроение. Было бы странно, если бы этого не произошло, ведь кругом висели украшения, горели разноцветные огни, а магазины были заполнены счастливыми людьми. Царила праздничная атмосфера, и от волнения у Энни кружилась голова.
Отовсюду доносились рождественские гимны. Девочки вошли на церковный дворик, где пять монахинь в черном одеянии стояли вокруг огромных яслей с фигурами в натуральную величину и во весь голос исполняли «Младенец в яслях». Большая толпа остановилась для того, чтобы спеть с ними.
Энни замерла, словно завороженная. Происходящее напоминало сцену с рождественской открытки. Церковный двор был окружен падубами, листья которых были слегка подернуты инеем. На ветках висели сверкающие фонари, а в искрящейся колючей листве переливались всеми цветами радуги яркие огни. Белоснежные накрахмаленные головные уборы монахинь напоминали гигантских бабочек, которые еле заметно вздрагивали, как будто хотели вот-вот упорхнуть. А над всем этим на фоне темно-синего неба виднелись ледяные капли дождя, похожие на крошечные танцующие звезды. Энни увидела настоящую звезду, которая, казалось, мерцала только для нее. Другие девочки уже ушли вперед.
— Давайте споем несколько рождественских песен, — закричала им вслед Энни.
Они остановились.
— Ужасно холодно, — пожаловалась Руби.
— Ну хотя бы одну! — взмолилась Энни. — Это все-таки Рождество.
— Ну хорошо, одну.
