— Простите, кто требует?
— Я что, недостаточно ясно выражаюсь? Повторяю: школьная общественность.
— Но как понять, чего она хочет?
— Во-первых, по настроениям, — он заговорил по-деловому, как опытный врач. (Роль ярого доктринера его безумно забавляла.) — Кто что говорит, какие высказываются мнения… — многозначительно добавил он и продолжал: — Во-вторых, по четко сформулированным рекомендациям, которые направляет нам общественность через своих представителей.
— Через кого, например?
— Хотя бы через совет активистов нашей организации.
— Совет активистов, — вздохнул я. — Любопытно. Я понятия не имел о его существовании.
— Теперь будете иметь.
— Ну, хорошо. О чем речь? — я резко изменил тон и заговорил жестко и раздраженно. — Что у меня с этим общего?
— Спешу объяснить, — послушно откликнулся Куглер. — Речь идет о музыкальном оформлении. Нужно, чтобы вы
«Так вот что их волнует!» — я печально улыбнулся.
— Что же мне сыграть?
— Ах, да ничего особенного! С вашей виртуозностью это детские забавы.
— Но все-таки?
— Несколько испанских мелодий… Песни тех лет.
— К сожалению, в моем репертуаре их нет, — я встал в позу модного маэстро.
— Мы дадим вам ноты, — поспешил он с уговорами.
Мне стало понятно, что я ему действительно нужен, и захотелось проверить, какова цена его предложения.
— Ноты здесь ни при чем, — закапризничал я. — Музыку такого рода я вообще не играю. Только джаз или… классику.
— Ну-ну, не нужно слишком важничать! Что вам стоит сыграть несколько испанских песенок!
— Допустим, большого труда не составит, — бросил я небрежно. — Однако принципы не позволяют мне пойти на это. Люди принципов, люди слова, такие, как вы, должны меня понять. Но я готов дать вам совет.
— Ну? — недоверчиво процедил он.
— Привлеките к сотрудничеству наше «Экзотическое трио». С его специализацией… кубинские народные песни… оно просто находка для вашей программы.
— Мы это уже сделали, — откликнулся он без энтузиазма и добавил покровительственным тоном: — Репетируют.
— Тогда в чем дело? Музыкальное сопровождение вам обеспечено.
— Если бы это было так, то и наш разговор бы не состоялся.
Внезапно у меня родилась идея сделать оригинальный, даже гротескный номер. Я запустил пробный шар:
— Ну, уж если вы действительно оказались в таком затруднительном положении… так и быть, возможно, и я на что-нибудь сгожусь.
— Какие могут быть сомнения! — он скривил губы в неискренней улыбке.
— Насколько я понимаю, нужны будут «музыкальные паузы» и «музыкальный фон» для всего мероприятия, чтобы аудитория осознала народный характер данного исторического события.
— У вас способности не только к музыке, но и к агитационной работе. Наш человек из агитпропа не смог бы лучше сформулировать эту задачу!
— Благодарю за признание заслуг. Но вернемся к делу: я бы мог исполнить несколько испанских мелодий из оперы «Кармен» Бизе, например «Хабанеру» или «Арию тореадора». Или… «Болеро» Равеля в переложении для фортепиано. Вас бы это устроило?
— Я вижу, что, несмотря на меланхолию, которая запечатлелась на вашем лице, чувства юмора вы не потеряли.
— Я не собирался шутить, — заявил я со всей серьезностью.
— Тогда у вас просто мозгов не хватает. Это саботажем попахивает!
— Сабота-а-а-жем! — издевательски протянул я. — Не в обиду вам будет сказано, но если вы так ставите вопрос, то, значит, у вас обнаруживаются самые элементарные пробелы в музыкальном образовании. Боюсь, вы даже понятия не имеете, что такое опера «Кармен» Бизе. Это во всех отношениях революционное произведение! Ведь какие сюжеты использовались в оперном искусстве до «Кармен» Бизе? Мифологическая история, легенды, сказочные мотивы. Там красовались боги, короли и герцоги, аристократы. А кто занял их место в революционной «Кармен»? То-то и оно! Пролетариат! Социальные низы. Народ. Рабочие, солдаты, национальные меньшинства (я имею в виду цыган). И вы смеете утверждать, что использование мелодий из такого благородного произведения музыкальной классики смахивает на диверсию?! Опомнитесь!
— Хорошо, хорошо, — снисходительно бросил Куглер. — Не надо пыжиться. Я прекрасно знаю, что вы горазды на шутки и розыгрыши. Но из меня вам не удастся сделать козла отпущения.
— Болек, давай поговорим серьезно, — я резко перешел на «ты» и на доверительный, даже товарищеский тон. — Кто здесь разберется, что это за музыка? Кто догадается, что какой-то марш на самом деле «Марш контрабандистов» из оперы Бизе? Подумай, парень! Неужели ты не понимаешь, какой здесь уровень? Успокойся, никто, даже «совет активистов», ничего не заподозрит.
— Это твое последнее слово? — он так и не поддался (лишь согласился перейти на «ты»).
Меня аж передернуло от злости, что я никак не могу его обставить. Но и я не поддавался.
— Разреши, — кивнул я головой и не спеша направился к кабинету для занятий музыкой.
Он несколько мгновений постоял в нерешительности, а потом последовал за мной.
Я сел за пианино и начерно сыграл несколько известных мотивов из концерта с гитарой Хоакина Родриго — печальных мелодий, напоенных зыбкой атмосферой пустынной испанской земли, выжженной, ржавой степи и меланхоличных гор.
— Ну, как тебе? — спросил я, не прерывая игры.
— А что это? — парировал он мой вопрос с явным недоверием.
— Так, попурри из народных мелодий, — пожал я плечами, закрыв крышку пианино.
Он молчал целую минуту. А я сидел неподвижно, сложив руки на коленях и опустив голову.
— Хорошо, — сказал он наконец. — Пусть будет. Берем. Хотя без проверки тут не обойдешься, — он поднял вверх палец жестом шутливой угрозы и собрался уходить.
— Минуточку! — крикнул я ему вслед. — Еще одна проблема…
Он остановился и повернулся ко мне:
— В чем дело?
— Если я буду принимать участие в этом мероприятии, то у меня должна быть заверенная справка об освобождении от уроков. Иначе ничего не получится. Я не собираюсь заниматься этим в свободное от уроков время.
— Но ведь это общественная работа! — с нарочитым возмущением заявил он.
— Как хочешь, — ответил я ему. — Я сказал свое слово.
Он круто повернулся на пятках и вышел, стуча каблуками.
Через несколько дней какой-то парень (как выяснилось впоследствии, его второй заместитель) передал мне справку об освобождении от уроков. Внизу стояла печать и подпись Солитера.
Подготовительная работа уже подходила к концу, когда я впервые явился на репетицию. Спектакль фактически был готов. Шла подгонка отдельных элементов программы: оформления, фрагментов сценария, динамики и темпа спектакля.
Работой руководил Таракан. Он сидел за небольшим столом, на котором горела лампа, лежал сценарий программы и снятые с руки часы (советские, никелированный «Полет»), и с авторучкой в руке следил за ходом спектакля. Заметив меня в дверях, он жестом пригласил подойти поближе и указал на стул
