Охота на Быкова. Расследование Эдуарда Лимонова

относятся серьёзно, только о них говорят чаще, чем о жёнах и детях, только ими заняты.

Андрей Лисицын:

«Любой опер работает от агентуры! Татарин — клоун, мосцирк! Ведет себя недостойно! Киса — Олег Стяжков — умный паренёк. /…/ Я вам расскажу, какое один жулик алиби себе предъявил. Еще в 1992 году было совершено преступление. При ограблении квартиры: зашли в квартиру — задушили женщину. Людей осудили. Они вышли и нашли грузина, который её задушил. „Жора, мы за тебя сидели!“ Передали его нам. Он говорит, у меня есть алиби, на суде скажу. Потом читает материалы дела перед передачей в суд. Не выдержал: „Андрей Дмитриевич, хотите алиби услышать? Мне алиби сделает очень серьёзный человек… В день преступления я шёл по парку в Санкт-Петербурге, и два негодяя стали оскорблять женщину, она гуляла с ребёнком. Я вступился за женщину, меня немного побили. Женщина звонит мужу. Приезжай. Приезжает, мужичок, такой себе, небольшой, в машине. Проси чего надо. Я помыться попросил. Я у него помылся. Он говорит — чего надо, всегда помощь окажу. Я твой должник. Путин это был, Андрей Дмитриевич“. Или выловил я маньяка в Лесосибирске. Юра Ложкин: страшный, такой себе типичный маньяк. Доказал только двоих жертв, там было больше по оперативной информации. Пять лет он просидел в СИЗО и не сознался. Хотя все улики: машина, кровь, он таксовал, убивал в машине девок. Мы вначале всех чурок местных переколбасили… Пошли к матери его, Фаине, он — там. Вещи потом нашли в городе. Когда его брали, Юра в это время пас девочку — дочку местного крутика… Так вот, человек не чувствует боли. Его бам — а он как в бане: ох, ох!

Нганасана одного я вёл. Перестрелял, перепившись вместе с роднёй, всю местную милицию. Сидит сейчас на 5-й зоне. В Старцеве. За него ООН письма писала, их, нганасан, всего где-то 200 человек осталось. (Смеется.) Ну мы, когда брали их, человек на семь популяцию уменьшили. Мороза не чувствует. На зоне выведут их, все трясутся, он же как новенький».

Но возвратимся к Быкову. Это всё были милицейские байки, рассказанные мне весёлым следователем Андреем Лисицыным. Самые лучшие менты — это оперативники.

Антон Килин:

«В 1992–1994 годах у многих государственных предприятий, в том числе и у милиции, не было денег и руководители вынуждены были выходить на руководителей КрАЗа в оказании помощи. И криминалитет охотно оказывал помощь».

Аноним № 1:

«Он три джипа подарил Петрунину. Говорят, здание городского УВД построено из кирпича Быкова. Начальник краевой паспортно-визовой службы обратился к Быкову: дашь денег на паспорта? Дам. Но вложи мой календарик в каждый паспорт. Тот согласился. Когда случился разрыв Лебедя с Быковым, начальник полетел. Ты что там вкладываешь? В три дня полетел».

Геннадий Димитров:

«Начальник милиции должен бороться с преступностью. Помимо этого — всё сам добудь: и бензин, и деньги, вплоть до писчей бумаги. То есть, если что-то добыл за счёт кого-то, на кого-то закрыл глаза. Неприятная стала обстановка.

Петрунин расколол три импортных автомобиля, два джипа, один „вольво“. Дочь лечилась в США от последствий аварии (сидела за рулём). Быков купил новую автомашину той же модели. Генерал Петрунин, начальник УВД края (про таких, как он, говорят: „По головам идёт“), к нам стал садистски относиться, над начальниками милиции изгалялся, смешивал с говном… Одеваться стал хорошо. Я зарабатывал около трёх тысяч, а Петрунин, ну наверное, 4 тысячи — на какие деньги одеваться…

Ярым противником Быкова был Самков, бывший второй человек в красноярском ФСБ. Сейчас он сидит в налоговой полиции.

Сам Быков не преступник, поскольку с кистенём не ходил, шапки не срывал, в квартиры не залезал. Покупал предприятия. В 1995 году в Красноярске стало тихо. Вопят: организованная преступность опасна. Она составляет 10 % от общей. А основную опасность представляет неорганизованная преступность, бытовая, спонтанная. По-человечески мне Быкова даже немножко жалко. Слишком к нему относятся необъективно. Идет пресс… Уж очень предвзятый подход. Нету повязки на Фемиде».

Это уж точно, Геннадий Георгиевич, никакой повязки… 4 октября 2000 года московские эфэсбэшники и менты совершили налёт на дом Быкова. Рано поутру в 7 часов 15 минут снайперы — на крышу, бойцы — через забор. Как повествует Независимое Информационное Агентство,

«в доме совершался обыск, 6ыли найдены, какие-то часы, которые, по мнению следователя московской прокуратуры, принадлежат убиенному Паше Цветомузыке. На основании этого было принято решение о причастности Быкова к организации убийств и транспортировке его в Москву». «По оценке экспертов причиной всей этой полицейско-криминогенной постановки являются разногласия, возникшие в переговорах о крупном пакете акций КрАЗа, возникшие между Быковым с одной стороны и (здесь в оригинале пропуск. — Ред.) с другой стороны, — остроумно замечает независимое агентство. — Отошедший от своих первоначальных условий, вышедший из тюрьмы Быков должен быть немного попрессован, „для того чтобы быть более сговорчивым на переговорах“.»

Постепенно выяснилось, однако, что немного попрессовать не было целью «следственного эксперимента», который не по-ментовски, а по-человечески называется «провокация».

Собственно, они следовали рецепту майора Щипанова, о котором я узнал только 13 декабря. «Заниматься и Татарином и Пашей, тогда Быкова можно посадить». Вначале попробовали Татарина, а когда выяснилось, что Татарин не колется, что он воспарил над этим миром и хочет нести свой крест, а может, надеется убежать из греческой тюрьмы, Татарина бросили, а Быкова пришлось освободить. Потому что ничего против него, кроме кассеты Татарина, не было. Ну ясно, они там употребили всякие ухищрения, чтоб вернуть Быкова в тюрьму, за спрос денег не платят, попытались в тот день, когда я встречался с Быковым, сменить меру пресечения в краевом суде. Но протест прокуратуры суд оставил без удовлетворения.

Они это делали потому, что всегда так делается. Привычка. На самом деле уже был запущен, уже стоял на ходу «следственный эксперимент» с будто бы мёртвыми Стругановым и Исмендировым, с Палачом. То есть стали заниматься Пашей потому, что «тогда Быкова можно посадить».

Когда они начали им с этой стороны заниматься, естественно, нам неизвестно. В конце ноября Цветомузыка встречался с Мариной Добровольской. Я об этом знаю, хотя не Марина мне об этом сообщила, но слухами земля красноярская полнится. По слухам, Цветомузыка четыре часа утверждал: «Я уверен, что Белков меня заказал. Я чувствую за собой правоту». Как бы там ни было, то, что произошло, видела вся Россия: не очень убедительная инсценировка убийства, «следственный эксперимент». Трудно сказать, чувствовали ли те, кто его проводил, что «берут грех на душу», и если да, насколько были уверены, что спасают жизнь Паши и Исмендирова? Оставим их пока. Московские менты, как сообщил Щипанов, верят, что Быков и Паша всегда были врагами. Но в Красноярске-то все всё знают. Потому московских ментов к «следственному эксперименту» с вынесением мёртвых тел, которые не мёртвые, могли подвигнуть только красноярцы.

Тут следует сделать ещё одно небольшое лирическое отступление. Помните генерала Егорова, который внушал и внушил Петрунину, что нужно бороться с преступниками руками самих преступников? Генерал Егоров в отличие от Петрунина никуда не делся из региона. Он сидит неподалёку в городе Иркутске, какую-нибудь тысячу километров на восток от Красноярска, где возглавляет Восточно-Сибирское региональное управление по организованной преступности. (У Красноярского РУОПа — двойное подчинение: Москва и Иркутск.) С недавних пор и в Красноярске сделали отдел Восточно-Сибирского управления. Отдел небольшой — человек шесть или семь. Возглавляет отдел некто г-н Федосеев. А заместитель Федосеева — В. И. Агеев, уже известный нам друг Дружинина. И мои источники утверждают, что именно он, а не Федосеев фактически руководит отделом. А собрались там в отделе очень противоречивые люди. Есть Александр Дубодел — мент, всю жизнь боровшийся с Цветомузыкой, и как они сосуществуют в одном помещении — одному Всевышнему ведомо. (Красноярские милиционеры-руоповцы «пытались воевать с Пашей». Но как они сами шутят, половина их «на той стороне», половина — «на другой». Потому что половине платит «Сибал», а половине… дальше