— Учись, тебе еще придется это делать в будущем.
Когда я помылась и облачилась в платье, которое облегало меня, словно лайковая перчатка ладонь, она взяла меня за руку, как маленького ребенка, и повела по длинным, душным коридорам к зарешеченной калитке, которая выходила во фруктовый сад. Мы прошли среди деревьев ко второй калитке, возле нее в стену было встроено колесо. Одна его половина была снаружи, другая внутри. Оно служило для анонимной передачи денег, провизии и иногда младенцев. Я гадала, должна ли сейчас произойти какая-нибудь незаконная сделка и как она может затронуть меня. Но вместо этого монахиня отвела черную ткань, которая закрывала решетчатую калитку, и выглянула наружу. Казалось, она кого-то ждала.
Я увидела по ту сторону забора его золотистые волосы, освещенные уличным фонарем. Его лицо, на котором я не заметила никакого волнения, а лишь удовольствие и радость, было обращено не к двери, а к небу, словно он читал по звездам предзнаменования. По всей видимости, небо ему благоволило. Как он и ожидал, в его случае все планы были обречены на успех. Именно этого человека я видела тогда у решетчатых ворот. Его улыбка заставила меня устыдиться своего волнения.
Монахиня что-то прошептала ему, и он вплотную приблизился к двери, которую она открыла, и толкнула меня в его объятия. Я была рада, что его руки немного дрожали. Он передал монашке деньги. Я поняла, что должно было случиться.
Я была строгой девочкой, потому мне не нравилось, когда родители показывали свои чувства друг к другу. Однажды я увидела, как целуются двое слуг. Я закричала, принялась звать на помощь, чтобы поделиться с другими отвращением от вида этой ужасной оргии. После того как мать объяснила мне некоторые аспекты любви, меня стошнило. Голые факты были чужды моему вкусу. Несмотря на мои чувства по этому поводу, текущие обстоятельства заставили меня рассматривать грядущее соблазнение в оптимистичном ключе. Я думаю, что Бог создал меня холодной девушкой, поскольку я легко могла переступить через свои чувства, вспомнив, что вознаграждением за это будет моя свобода. Я почти предвкушала ее, хотя и испытывала определенный страх.
Я посмотрела на монахиню, гадая, могу ли воззвать к ее чувствам, есть ли в этом смысл, — и в этот момент почувствовала, как он положил ладони на мои груди.
Поверьте мне, не обязательно любить мужчину, который лишает вас девственности, даже если он делает это блестяще. Мои предрассудки относительно соития исчезли после первой же ночи, проведенной в его апартаментах недалеко от Риальто. И мне нравилось слушать слова, которые сопровождали все этапы этого действа. Было так приятно обнаружить, что мой спаситель еще и делал комплименты, наполнявшие меня непередаваемой радостью. Хотя я не испытывала никаких чувств к этому человеку.
Мне казалось, что он пробудил мои инстинкты, но не тронул спящую тягу к романтике. А может, у меня ее и не было вовсе?
Потом, на исходе нашей первой ночи, он встал на колени, поцеловал мои ступни и накормил меня сладкими пирожными, вымоченными в вине. К тому времени я была уже полностью пресыщена как пищей, так и плотскими утехами. Когда он накормил меня миндальными круассанами и поцеловал, я подумала, что ему удалось найти мое сердце, но покорить его он еще не успел.
Когда я вернулась в монастырь, меня засыпали вопросами:
— Так что это за человек?
— Он богат?
— Он хорош собой?
— Какой у него характер?
И когда они заметили, что мне не до того, они начали задавать вопросы посложнее:
— Он назвал свое настоящее имя?
И…
— В тот самый момент он мягок, как пух, или тверд, как лед?
Но кто будет слушать подобные вопросы, кто будет внимать ответам?
Не я.
За этой ночью последовали три месяца бурной любви, дни, лишенные всяких мыслей, кроме туманных воспоминаний о горячих ночах. Казалось, что суть бытия состоит в том, чтобы каждую ночь обнаруживать себя в его объятиях или надевать роскошное платье, которое он в конце концов с меня снимал. Я была рада этой перемене в своей жизни.
Я не могла не восхищаться чудом страсти, которое сделало стены монастыря Святого Захарии прозрачными и преодолимыми.
Когда я узнала, что ношу его ребенка, я пришла к нему, переполненная надеждой. Какой мужчина не хочет сына, даже зачатого вне брака, с женщиной другого круга или народа?
Действительно, услышав эти вести, мой возлюбленный изобразил на лице радость и принялся ласкать меня, без слов уверяя в преданности и любви. Я прижалась к нему, поглядела на золотистые волоски на его запястье и позволила себе не думать ни о чем.
Я отказалась от пилюль для женских дней, которые мне предложили монахини, и напустила на себя важный вид будущей матери.
«Вот она, любовь», — решила я.
Но я знала, что лгу. Я и мой возлюбленный исполняли все обязанности, которые налагал обычный роман, но он не подходил к естественному концу. Мой восторг был банальным, наигранным и недолгим.
Целительные лепешки
Возьмите чистую «кровь дракона» (в каплях), два скрупула (sic!); цветы Бенджамина, шестнадцать гран; бальзам Галаада, двадцать четыре грана; сахарный порошок, четыре унции; мякоть трагакантовой камеди, столько, сколько необходимо. Готовить лепешки по рецепту.
Хороши при опасности заражения чахоткой. Следует иметь при себе и часто есть.
Бог не создал меня для того, чтобы я стала матерью.
Начало беременности было ужасным. Несколько недель каждое утро меня выворачивало наизнанку. Это подтверждало, что дитя, зачатое в жаркой, обдуваемой трамонтаной стране было мужского пола. Я послала возлюбленному письмо, в котором выразила сожаление из-за сложившейся ситуации. Он ответил мне нежным посланием, в котором заверил, что будет ждать. Я полагаю, что в это время он ездил в Лондон.
Через несколько недель это безобразие закончилось и наши встречи возобновились.
Днем в монастыре я задумчиво глядела на картину Джакомо Пальмы[2] «Мадонна с младенцем», с радостью отмечая, насколько я симпатичнее этой поникшей женщины с вытянутым лицом. А ее ребенок — непоседливое маленькое чудовище с толстыми губами. Совсем другое дело — милый барельеф на арке над входом в монастырь, изображающий Марию и Иисуса. Мадонна Беллини[3] всегда казалась мне очень красивой, совсем как я, и к тому же ей шел голубой цвет. Наш сын был бы похож на юного Христа Беллини, изящного и симпатичного, которого я всегда одевала бы в лучшую одежду и вырастила бы из него настоящего джентльмена. Однако я не собиралась больше рожать. Мои опытные сестры в монастыре Святого Захарии к тому времени уже объяснили мне некоторые неприятные факты, которыми в свое время пренебрегла мать. Я не собиралась повторять ее ошибок.
Ни на одном из полотен не было женщин с фигурой, оплывшей от поздней беременности. Потому без всякой радости я ожидала этого. Хуже того, я представила, что из-за этого мой любимый начнет относиться ко мне с отеческой заботой, его страсть потухнет, он больше не будет стремиться доставить мне наслаждение. Из-за моей округлившейся фигуры ему было бы сложнее увезти меня из Венеции.
Однако этого так и не случилось. Полагаю, можно не говорить, что к тому времени, как у меня вырос живот, его уже и след простыл.
