Большая пресс-конференция продолжалась почти шесть часов, да еще потом, во время недолгого фуршета, Столбов ответил на несколько вопросов. Не то, чтобы журналисты совсем уж подобрели. Но они устали от долгой совместной работы и ни разу не ощутили себя обманутыми.
Татьяна весь фуршет бродила между журналистами, кстати, почти на четверть — знакомыми. Они врать не стали, действительно, понравилось. Периодически поднимались тосты, в том числе и «за сбычу мечт кремлевского мечтателя». Татьяна пила только сок, но все же чуть-чуть захмелела от привычного общения, запахов, звона.
Столбов ушел с фуршета по-английски, минут за десять до завершения. Татьяна нашла его в кабинете-квартире. Президент лежал в кресле, положив ноги на журнальный столик, мерно дышал. Рядом стоял массивный стакан; Татьяна догадалась, что наполнен он был недавно не водой.
— Миша, поздравляю. Лучшая в твоей жизни пресс-конференция, — сказала Таня, целуя Столбова: «Пил коньяк!».
— Ага, — ответил Столбов. — И наговорился, и набегался.
Татьяна поняла не сразу. Потом вспомнила эпизод с НТВ.
— Прости, — сказала она, некстати потянувшись для повторного поцелуя. Столбов отстранился.
— Чей косяк? — резко спросил он.
— Мой, чей еще, — не задумываясь, не успев испугаться или обидеться, сказала она. На самом деле, косяк был, конечно, Лизочкин и прочих девочек из пресс-службы. Но она уже давно привыкла брать на себя вину в любой ситуации. Ее-то уж с поста жены не уволят, а вот девочки не застрахованы.
— Почему? — продолжил допрос муж.
— Не доглядела, — просто ответила Татьяна. — Такой заморочки давно не было. И еще… Помнишь ведь, в каком я положении, и на каком месяце.
— Помню, — еще резче сказал Столбов. — Не меньше, чем ты, помню. Значит, ты готовила пресс- конференцию, ощущая себя на полубольничном?
— Выходит, так, — сказала Татьяна. Сил спорить не было. Да и о чем спорить? Она, действительно, работает, осторожничая, будто ходит с подносом, полным хрустальной посуды, но ее груз важнее любого хрусталя. Поменьше у монитора, пореже нагрузки, не всегда тратить время на проверку чужой работы. Да, накосячила именно запрограммированной ленью.
— Как ребенка учить? — сказал Столбов, вставая. Непривычно грузно, без обычной кошачьей легкости прошелся по кабинету. — Детские вещи объяснять. Если спецназ пошел пешком на операцию, или альпинисты в горы пошли, а у одного парня какая-то инфекция в кишках, или еще что серьезное, а он героя корчить стал, не предупредил… Сначала по-ровному идет, как все, потом товарищам пришлось тащить и рюкзак, и оружие, и его самого. А ведь у него и свой груз, и функция, и место в связке. У рядового… Ты же — командир. Не подлянка разве?
Взмахнул кулаком над столиком, отвел в сторону. Но воображение у Татьяны было развито как надо. Ощутила и треск деревяхи, и звон отскочившего стакана.
— Решай. Не сама, конечно, с врачом, как тебе надо. Или можно работать, или себя беречь. Скажет беречь — найди замену. Чтобы звено было надежным.
Конечно, надо найти. Татьяна думала об этом не первый месяц. Дело даже не в том, что так непросто найти замену именно на свое место. Просто, если беречь себя всерьез, то тогда никаких утренних докладов. Вставать на пару часов позже, когда всё в Кремле уже завертелось. Понимая: первым твоего мужа встречает секретарь, говорит об утренних новостях. И они будут еще дальше друг от друга, чем сейчас…
Татьяна и не заметила, как разревелась. Держалась за краешек стола, дрожала лицом, чувствовала, как стекают слезы. «Мне нельзя, горько ему будет и солоно, — думала она, вспоминая дурацкие народные приметы. — А, ладно, потом сладким наемся». Даже улыбнулась, впрочем, не прекращая рыдать.
Что-то холодное ткнулось в руку. Приоткрыла глаза. Столбов налил ей стакан воды.
Первый инстинкт — оттолкнуть. Но зачем играть в дурочку, или, наоборот, укрощать президента стандартной стервозностью? Отхлебнула, облив подбородок и платье. Стало легче.
Взглянула на Столбова. Тот смотрел на нее без гнева, но и не извиняясь. «Ему было надо сорваться на ком-то. Нашел виновницу, ну да, виновницу, чего спорить. Замена должна быть стрессоустойчивой. Впрочем, в пресс-службах все такие».
— От кого этот клоп узнал? — проговорил он. — Из моих знал только Батяня, да еще Иван. Парились в январе, на Крещение, разболтался я, — сказал он почти виновато.
Татьяна поняла, о ком речь. Заодно оценила деликатность мужа: не пытает ее напрямую об источниках утечки, а выдает вслух свои версии.
— Я тоже особо не трепалась, — почти спокойно сказала она. — А что толку? Была в консультации — это насчет беременности. Насчет свадьбы помалкивала, но все равно утечь могло. Сейчас уж не понять.
— И не надо, — сказал Столбов. Помолчал, добавил: — Ладно, ждем Красной горки.
— Ждем, — улыбнулась сквозь слезы Татьяна. — Устроим праздник, свадебный пир. Пригласим Черемушкина, уроним мордой в торт.
— Ага. С кирпичом в середине, — уточнил Столбов.
Татьяна ушла к себе через полчаса, успокоенная, почти веселая. Еще пошутила со Столбовым, обсудила возможность замены главы пресс-службы. Столбов послал ей эсэмэску: «Люблю. Ждем Красной горки». Отправляя, улыбался.
Потом улыбка сошла с лица. Открыл буфет, наполнил стакан коньяком на треть. Было трудно.
«Если ты не выносишь жара, — сказал американский президент Трумэн, — тебе нечего делать на кухне». Столбов помнил эту простенькую политическую мудрость. Еще понимал, что за шесть часов сегодняшней пресс-конференции и заслонку распахнул на полную, и пошарил вдоволь в печке, среди горящих углей. Лицу было до сих пор жарко.
Настроение снова стало дрянным, пожалуй, уже ничем не испортишь. Решил проверить почту.
Новых писем было лишь одно, от Доброжелателя.
«Наверное, вам будет интересно узнать, что человек вашего ближайшего круга, Максим Олегович Мартынов, в рамках проекта „Президентский шкаф“, без объявления конкурса и тендера, заключил эксклюзивный договор с фирмой „Альфа-Альфа“ и получил личное вознаграждение (откат) в размере 150 тысяч евро».
Еще к тексту письма прилагались какие-то документы — видимо, доказательства.
ЧАСТЬ 2
Глава 5
Причиной, по которой Игоря Зырянова не упекли в психушку по молодости лет, пожалуй, было не столько везение, сколько любовь к отечественной истории первого секретаря райкома. Когда ему сообщили про психа, решившего создать подростковый яхт-клуб на маленьком озерце большой уральской области, он вспомнил Петра Первого, построившего голландский ботик на Плещеевом озере. Царя тоже считали сумасшедшим, а вот как оно вышло. Поэтому Зырянову хотя и не помогали, но и не мешали. Что в добрые
