советские времена равнялось одобрению.
У царевича Петра было важное преимущество перед Зыряновым: канаты, паруса, доски, скобы, плотников ему присылали по первому устному запросу. Зырянову приходилось все это доставать самому. И ладно бы ради одной яхты! Он завел шесть суденышек. И экипажем, и капитанами на всех были мальчишки из комбинатского города. Город, между прочим, построили зэка; выжившие тут же и поселились. Казалось, с таким контингентом управиться может лишь тюремный спецназ, а Зырянов управлялся: пацаны все делали сами, если же начинали воображать, плавание при резком, дождливом ветре прочищало им мозги.
К 80-м годам подростковая преступность в городе снизилась на треть. Несмотря на это, клуб «Риф» дважды закрывался. Зырянов создавал его заново, на других берегах того же озера, находил территорию и шефов. Однажды он попал в больницу с грыжей — надорвался, разбирая сарай, в другой раз — с инфарктом.
Настали 90-е, шефы превратились в спонсоров, а те турнули яхт-клуб в третий раз — пропадало хорошее место для ресторана. Альтернатива была: создание элитного яхт-клуба, местные бандиты и бывшее райкомовское руководство успели побывать в Италии и пришло к выводу — местное озеро ничем не хуже альпийского озера Гарда. Зырянов с самой идеей элитного клуба не спорил, только требовал, чтобы оставили мальчишек. Спонсоры считали мальчишек неуместными, Зырянов не соглашался и однажды попал в больницу уже с пробитой головой.
Через два дня в ту же больницу, правда, в элитное отделение, доставили троих новых пациентов: заказчика и двух исполнителей. Оказалось, что некоторые из трудных подростков, исправленных в 80-е, взялись за старое. Они заодно объяснили перетрусившим спонсорам, что «если с дядей Игорем что-нибудь еще случится», то с ними будет примерно то, что показывали в фильмах-ужастиках, столь популярных в ранних 90-х.
Так Зырянов пришел к выводу: новые времена не очень-то отличаются от старых. Делать то, что он хотел, и не бояться, он уже умел, большего не требовалось. Территорию все же пришлось сменить. Элитный клуб на озере появился тоже, и Зырянов даже работал там инструктором. Все равно половина времени уходила на клуб «Риф». Зырянов освоился в Интернете, когда в городе даже толком не научились лазать на порносайты, списывался с иностранными клубами по перевоспитанию подростков яхтингом, летал в Европу со своими воспитанниками. На борту голландской яхты «Гент» поразил экипаж дважды: в качку завязал двойной беседочный узел с закрытыми глазами и рассказал в кают-компании о своих проблемах. Привез из Европы двадцать тысяч евро.
Зырянов вообще брал деньги у всех: у процветающей торговли, у полудохлой промышленности, у тех, кто проломил ему голову, даже у настоятеля городского собора отца Дионисия, что казалось уже просто невозможным. При этом всегда отчитывался до копейки.
Прошлой осенью один из перевоспитанных мальчишек, владелец более-менее работающего завода рассказал ему про партию «Вера». Зырянов походя, почти не тратя усилий, сагитировал полторы тысячи избирателей и забыл о политических переменах в стране.
А в феврале ему позвонил тот же самый бывший воспитанник.
— Игорь Виленович, меня берут в региональный институт рекоров. Хотите, я вас тоже порекомендую?
Из «стодневного» интервью Михаила Столбова.
— Андрей Трубский, «Московские новости». Господин президент, ваших рекоров — региональных координаторов — называют опричниками и комиссарами. Кем они являются на самом деле?
— Пока еще никем. Корпус региональных координаторов только формируется и к работе они еще не приступили. Кто они по происхождению? Это граждане России, иногда, в виде исключения, не граждане, в возрасте от тридцати до шестидесяти лет, опять-таки, с исключением в обе стороны. Два требования к этим людям: желание работать для пользы своей страны и наличие практического опыта такой работы. Они могут быть менеджерами, директорами школ, общественниками и так далее. Главное: опыт не просто выживания в условиях нынешней системы, но опыт созидания. Эти люди не просто умеют бросаться словами «чиновничий беспредел», «коррупционная схема» и т. д. Рекор умеет расшифровать механизм отговорки чиновника и знает, как нужно сделать.
Столбов отвечал не торопясь. Тема-то любимая.
— На сегодня уже отобрано около двухсот рекоров. Они пройдут трехмесячные курсы. Кому-то надо подтянуть юриспруденцию, кому-то — улучшить понимание экономики. Самые лучшие игротехники и психологи страны разыгрывают с ними проблемные ситуации, из которых им предстоит выводить тот или иной регион, или направление промышленности. Потом этих, как вы сказали, комиссаров, будут группами из трех-пяти человек направлять в регионы. В каждой группе непременно будет и местный уроженец, и человек со взглядом со стороны. Их работа: составление паспорта региона, определение первоочередных проблем, решение их и контроль над исполнением. Преодоление дурости, воровства и апатии. Рекоры обладают иммунитетом от прокурорских преследований, правом отмены решений всех ветвей власти и даже временного отрешения должностных лиц.
Какой-то особо горячий журналист влез без очереди.
— Михаил Викторович, это же абсурд… Извините, это невозможно! Подумайте сами: у региона свои проблемы, а тут явились несколько ковбоев, без знания специфики, и разом все вправили и вставили.
Столбов улыбнулся.
— Не знаете вы современной истории. Как проводились выборы в регионах последние десять лет? Я не про те республики, где явка свыше ста процентов, а там, где требовалось не только подбросить бюллетени, но еще и охмурить народ. В регион приезжали несколько деятелей, изучали специфику и начинали управлять им чуть ли не в ручном режиме. Этот закон изменить, этот принять, тут ввести льготы, там отменить непопулярное решение. И все прекрасно работало, и местные ленивые чинуши учились у этих заезжих ловкачей. Просто в случае с рекорами задача будет другая: не надувать популярность действующей власти, а решать реальные проблемы, с учетом дальнейшего развития региона и страны на годы и десятилетия.
Кавказ чем-то напоминает Европу: Швейцарию, Австрию, северную Италию. К примеру, можно час, два, еще больше мчаться по русскому Северу из города в город, и не увидеть за окном автомобиля ни одного жилого огонька. А на Северном Кавказе не успел попрощаться взглядом с огоньками одного аула, как за горой сразу засветились другие. Как в Европе.
Чтобы увидеть отличия Кавказа от Европы, надо ездить по нему днем. Чем Столбов и занимался.
Сначала, как и обещал, заглянул на полдня в Сочи. Встретился с административным и строительным руководством, с общественностью. Сообщил, что Олимпиада будет в любом случае. Заодно — что Сочи остается основным курортом России, даже если президенту стало неинтересно там отдыхать. Немножко поговорил с губернатором, без особой злости: человек и так напуган. Объяснил, что реабилитироваться и сохранить пост ему можно, но, во-первых, придется завязать с семейным бизнесом, во-вторых, готовиться к выборам.
Успокоил Сочи и вертолетным прыжком преодолел горы, приземлился в ближайшей республике — Карачаево-Черкесии. По аналогии с Сочи было бы естественно посетить Домбай, Теберду. На худой конец, Архыз — с инфраструктурой бедновато, зато красота. Столбов предпочел самую середину республики, возле поселка Правокубанка, на перекрестке дорог и, само собой, на берегу Кубани. На всякий случай, хозяйственная служба захватила палатку, понятно, не армейскую, но армейской вместительности. Ее разбили на пустыре, где, несмотря на мартовскую растительную скудность, уже бродили худые, диковатые местные коровки. Выгнали их из родимого стойла, чтобы оставляли навоз где угодно, кроме хлева.
Местное начальство предупредили лишь за шесть часов до визита. Не Красноярский край — из самого дальнего угла можно доехать на автомобиле за три часа.
Когда Столбов вышел из вертолета, поле было полно народом и начальством. Начальство встречало, народ — окрестные колхозницы, дворники города Черкесска и города Карачаевска — бродили с мешками, собирая мусор. Этот мусор месяцами выбрасывал из окон машин народ, проезжавший по трассе
