— А иначе? — голос Ивана опять стал подростково резким.
— Нельзя иначе. Я не для того пошел во власть, чтобы в декабре победить, а в марте у моей команды уже появились бы терема с балконами на море. Будем так себя вести — так нас тряханет, что будешь мечтать об Усинске.
— Не хочу пять лет ждать, — тихо, но с глубинным ожесточением сказал Иван. — Сопьюсь.
— А ты не пей, вот и не сопьешься, — ответил Столбов.
Спасибо эсенгешным президентам, приехали без жен. Татьяне удалось избежать докучливых церемониалов.
Радость была невелика. Во-первых, послезавтра все равно придется быть первой леди на все сто. Приезжает французский президент и его великолепная супруга. Значит, неизбежная культурно- благотворительная программа.
Татьяна попыталась составить ее сама. Придумала тему: «Французская культура с детским акцентом». К примеру, все «Ералаши» и мультики про мушкетеров. Или, посещая интернат для детей- инвалидов — было такое в программе — спросить: «Ребята, сколько вы знаете анекдотов про Красную шапочку?». Только проследить, чтобы педагоги-организаторы не запретили рассказывать неприличные…
Затея ушла волку под хвост. В Министерстве культуры, по согласованию с МИДом, поменяли тему на «Французское просвещение и российская государственность». Выставка про Екатерину Вторую и французских просветителей, на эту же тему небольшой концерт и посещение лицея, где детишки знают французский с горшка. Чтобы французская сторона подумала: вся Россия такая. Отбиться не удалось. Столбов предложил самой договориться с министерствами: «У меня других дел хватает, кроме этих вольтеров и бомарше». Не договорилась.
Кстати, как недавно сказал питерский друг ее юности Мальчик Евграф: «Твой Столбов — окончательный капут вольтерьянству в России». Теперь трудись, пиши речь, доказывай, что это не так.
Еще и будь готова, что все окажется не так, как нужно. Президентские жены речи не пишут — это Татьяна узнала в первый месяц, как оказалась в новом статусе. Ей, сдуру, удалось добиться права стать спичрайтером для самой себя. Сдуру, потому что заодно так и не смогла выбить другое право: быть цензором самой себя. Вот и сейчас она представляла, как серьезные дяди службы протокола прочтут ее писанину, похвалят, но… «Было бы желательно… крайне необходимо… очень важно» поправить то и это. Честное слово, в ее журналистской юности, когда пожилой редактор «Смены» ласково говорил ей: «Сестренка, что за хрень написала?», было куда легче.
Иногда хотелось сорваться, послать все лесом. Но это не работа, милая. Это, напомним, твой статус — первая леди, царица всероссийская. Пока не родила, пока в силах, изволь быть примой этого театра. Башмачки хрустальные, платье шелковое, на ножках невидимые цепи. Подобрать бы к ним ключик да рвануть подальше, как Мальвина от Карабаса-Барабаса…
Столбов появился неожиданно, когда Таня с десятой попытки все же сочинила какую-то связную нить. Ждала-ждала, а тут пришлось оторваться. «Я, как и все, рада его видеть, но понимает ли он, что пришел, себя подарил, чужую работу сорвал?» — некстати подумала она.
Президент был слегка пьян, благодушен и весел. В таком состоянии он, как жемчужная устрица, мог любую проблему обкатать и превратить в драгоценный шарик.
— Поздравляю, — сказал он с порога, — у Навального инфаркт!
— Где повод для поздравления? — поинтересовалась Татьяна. — Жив?
— Конечно. Жив и жить будет. Иначе бы я горевал. Вчера Цурский застрелился. Бывший глава «Нефтестроя», персонаж РосПила с большим стажем, его совсем загнали: подписка о невыезде, арест активов и т. д. Он с пистолетом в сортир и ба-бах, а у Навального — муки совести. Остальной нечестной братии предупреждение: все серьезно. Навальный на месяц на больничном, я уже нашел нового главу фонда «Возвращение».
— Батяню?
— Нет. Он говорит, что совсем оставить свою безопасность не может, продолжит на общественных началах. Костылев.
— Он же генерал звездных войск, — то ли напомнила, то ли спросила Татьяна.
— Справится, — махнул рукой Столбов. — Добывать информацию он умеет, использовать — научится.
— Поздравляю с новым назначенцем, — вяло сказала Татьяна. — Еще чего хорошего?
— Поговорил со всем бывшим Союзом, нашел взаимопонимание. Братские и не братские президенты поняли, что Россия единая, вечная и незаменимая. А еще сделал одно доброе дело…
Он уже хотел было рассказать о разговоре с Иваном, о том, как сумел обойтись без расправы, без увольнения, сам нашел выход и, кажется, убедил старого друга, что иначе нельзя. Улыбнулся, приготовился, почти открыл рот. Но Татьяна сказала сама:
— Узнал, где находится Макс?
— Нет, — без всякой радости сказал Столбов: действительно, подзабыл за злобой дня. — А ты дозвонилась?
— Все телефоны в отключке. Найти телефоны родни у меня нет полномочий. Так что пропал человек.
— Не маленький, найдется, — резко сказал Столбов. — И вообще, если по уму, то что с ним могло случиться — будет уроком. Не воруй, и тебя будут по гроб беречь за государственный счет. Своровал — выживай, как знаешь.
— Макс — не самый подходящий учебный экспонат, — возразила Татьяна.
— Я не могу думать только о Максе, — уже зло сказал Столбов, — так бывает, когда слегка выпившие люди чувствуют, что их обидели. — Помнишь большое интервью?
— Мой косяк с НТВ? — беспечно, но с внутренним напряжением произнесла Татьяна.
— И его тоже. Не в этом дело. Я сказал, что в случае массированной агрессии Россия готова применить на своих границах тактическое ядерное оружие. Это значит, и несколько своих поселков накрыть, может, и города. Потери будут на тысячи. И никто, кроме правителя, такое решение не примет. Такая вот ноша. А тут — застенчивый мальчик украл и пропал после легкой взбучки.
Татьяна державный пафос не поняла.
— Я сама ношу сейчас несу, никакому правителю не понять. Слушай, Миша, а скажи совсем по правде: если бы я пропала, ты бы заметил?
— Смотря когда, — зло сказал Столбов. — Сама знаешь, такие дни бывают, когда не заметишь, как утро кончилось и вечер начался. Если бы хотела, чтобы кроме тебя никого у мужа в голове не было, вышла бы за сторожа автопарковки. И то, достанешь его однажды наездами без повода — забудет и гульнет.
Татьяна отшатнулась. Устыдился, взял за плечо, притянул к себе.
— Не хочу без тебя. И не могу.
Татьяна не вырвалась. Но к груди прижать себя не позволила. Лишь тихо прошептала: «Проверим». Отстранилась и сказала, что хочет спать.
— И я тоже, — ответил Столбов. — Даже почту проверять не буду. Обойдусь без вечернего массажа для души.
Глава 7
Несмотря на хлопотный день — как-никак визит президента Франции — Батяня нашел три минуты для отдельного разговора со Степановым.
— Вот что, ковбой. Огорчу тебя и обрадую: ни ордена на грудь не будет, ни погоны срывать не придется.
