она, конечно, перед сыном извинялась, а вот он так и продолжал одаривать её холодным взглядом.
Каждый её загул провоцировал все большее отторжение.
И теперь Паркер сам повторил судьбу матери.
Он засунул голову под подушку, надеясь, что так до него не будут долетать звуки из гостиной. Конечно, особого эффекта это действие не произвело. В гостиной, как все шумело, так и продолжало шуметь, а у Паркера в голове творился форменный ужас. Еще и во рту мерзкий привкус присутствовал. Будто несколько отчаянных кошек использовали его ротовую полость в качестве туалета, справив туда малую нужду.
– Больше никогда не буду пить, – прошептал Эшли.
Он хотел произнести это громче, но голос его предал. Из горла вырвались какие-то невнятные хрипы. Паркер застонал, в который раз коря себя за то, что, не умея, взялся пить. А ведь народная мудрость не зря говорит: не умеешь – не берись. Все равно ничего хорошего не выйдет, только шишек набьешь.
Стук в дверь, пусть и тихий, сейчас произвел эффект разорвавшейся бомбы. Паркер посмотрел на дверь почти с ненавистью, но отвечать ничего не стал. Все равно его никто не услышал бы с этого расстояния.
Не дождавшись ответа, Шанталь сама открыла дверь. В руках у нее был стакан с какой-то мутно- белой жидкостью.
– Хотела спросить, как у тебя дела, но уже и сама вижу, что не очень, – произнесла она. – Выпей, должно помочь.
Она присела на край кровати, протянула сыну стакан с напитком. У Паркера вновь тошнота к горлу подкатила. Он ненавидел этот дрянной напиток. Шанталь, разумеется, не стала предлагать ему обезболивающее, за которое Эшли сейчас готов был отдать королевство, если бы у него это самое королевство было.
– Меня сейчас вырвет, – просипел он.
– Опять? – хмыкнула мать.
Из чего Эшли сделал вывод, что все-таки ему это не привиделось. Его, действительно, стошнило на лестнице.
– Можно мне таблетку от головной боли?
– Пей это.
– Оно мерзкое.
– Зато интоксикацию снимет. Ты накидался по самые брови, так что тут не обойдешься обезболивающим. Эту гадость надо из организма выводить.
Его мать, как обычно, смотрела на проблему глазами медика, а не глазами рядового обывателя. Паркер тяжело вздохнул и попытался присесть на кровати. После пары неудачных попыток у него все-таки получилось, за что он мысленно себя похвалил. Это было практически достижением. Еще несколько минут назад Паркеру казалось, что он вообще не способен подняться с кровати в этот день. Максимум, беспомощно перекатиться с одного бока на другой. Если не свалится с кровати, то вообще можно себя в герои записывать, не раздумывая.
А прецеденты были. Один раз Паркер чуть не упал на пол, едва успев зацепиться за изголовье кровати.
– Меня снова вырвет.
– Тебя и так, и так вырвет, – пожала плечами Шанталь.
Эшли собирался ответить матери, но все же прикусил язык, сделав вид, что ничего не происходит, и он не замечает попыток подколоть его. Совершенно очевиден был факт, что мать над ним просто издевается, как и он над ней когда-то. Но, на самом деле, она прекрасно понимает его состояние и сочувствует непутевому сыну, который не знает меры в спиртном.
Жидкость и, правда, была противной на вкус. Лучше бы он ошибся в своих предположениях. Но, увы, он и сам поил мать этим раствором после ночных гуляний, так что был совсем не удивлен её подношением. Организму и, правда, помогало отлично, а вот вкус был настолько отвратительный, что лучше бы, на самом деле, кошки ему в рот пописали.
– Не поделишься, что заставило так нажраться? – без предисловий начала допытываться Шанталь.
Иногда у нее просыпалось желание поучить своего ребенка, хотя большую часть времени они не проявляли к жизни друг друга особого интереса. Просто так обоим было удобнее. Они, конечно, понимали, что родственные чувства – это хорошо, просто здорово, но, тем не менее, особых тем для разговоров у них не было. С дочерью Шанталь было бы проще найти общий язык, у них нашлись бы сотни самых разнообразных поводов для сплетен, но Эшли был парнем, потому и особого сходства в интересах у него с матерью не наблюдалось. Да, они ценили друг друга, поддерживали в трудных ситуациях, но все равно была между ними какая-то дистанция.
Иногда Шанталь казалось, что это она виновата в том, что сын держится на расстоянии, но потом понимала: все нормально, так и должно быть. В конце концов, она же не подкаблучника растит. Эшли сам найдет путь в этой жизни, она только будет рядом с ним и поможет в трудный момент, если ему это понадобится.
Единственное, что немного напрягало женщину, так это внешность сына. Он был похож на своего отца. Очень сильно похож. Это не причиняло ей боли. Шанталь об этом как-то даже не задумывалась. Её одолевали мысли иного толка. Шанталь не хотела повторения своей судьбы для какой-нибудь другой девушки. Пока у нее не было поводов переживать, но нет-нет, да и закрадывалась в сознание мысль о том, что в итоге Эшли вырастет похожим на своего отца не только в плане внешности, но и в плане характера.
– Я вернулся с похорон, – произнес Эшли размеренно. – Мы поговорили с Дитрихом, и пришли к выводу, что должны напиться...
– Зачем?
– Он, чтобы заглушить душевную боль, я – за компанию. К тому же ты знаешь, я тоже любил Люси. Правда, больше, как сестру, а не, как девушку.
– Они жили вместе, да?
– Какая, собственно, разница? – спросил Паркер, поставив стакан на прикроватную тумбочку и откидываясь на подушки.
В голове, по-прежнему, шумело.
Да и тему для разговора мать выбрала не самую подходящую. Эшли не считал себя в праве трясти чужим грязным бельем в воздухе. Если бы он жил с кем-то, это можно было бы обсудить, но жизнь Люси и Дитриха не касалась никого, кроме них самих.
Да, они жили вместе. И что с того? От такой матери, как Кристина, он бы и сам сбежал, не дожидаясь, когда она укажет ему на дверь, потому как невозможно было найти общий язык с той стервой, не испортив себе кровь.
– Просто задумалась, что в подобном случае сделал бы ты, – ответила Шанталь, забирая стакан и направляясь к двери. – Отдыхай, Эшли. Надеюсь, к вечеру тебе станет легче.
– Ага, – пробормотал Паркер, шаря по тумбочке рукой.
Надо же умудрился не только доползти до кровати, но и сумел не повалить все, что было в комнате по пути к ложу.
С размышлений над собственными умениями добираться до спальни без происшествий (ну, почти без них), Эшли тут же перешел на размышления о словах матери, небрежно брошенных, но достигших цели.
Ситуация была неоднозначная. Сходу ответить практически невозможно. Быть может, он просто никогда не влюблялся настолько сильно, как Ланц, чтобы безоговорочно принять все условия истеричной бабы, которая буквально насильно вручила ему Люси, не обращая внимания на сопротивление со стороны дочери. Наверняка, в тот момент, когда увидел их на пороге дома, Дитрих особого восторга не испытал. Было бы странно, начни он прыгать до потолка и кричать, что именно этого ждал всю жизнь. Эшли был уверен, что Дитрих сомневался в правильности своего поведения.
Эшли не отрицал, попросись Люси пожить у них с матерью, они не отказали бы. Но он знал Люси
