несколько лет, а не пару месяцев. Подобное решение невозможно было бы назвать авантюрой или поиском приключений на свою голову. Но Дитрих-то находился на другой исходной позиции. Он практически не знал Люси, у него с ней всего одно свидание было, ну еще тот поцелуй, о котором потом слухи почти целый месяц по школе ходили, обрастая все новыми подробностями. Паркера сплетни ужасно раздражали. Он терпеть не мог, когда на людей льют грязь. Незаслуженно.
Когда человек сам дает повод, тут нечего обсуждать. Называется, за что боролись, на то и напоролись. Но, когда человек ведет себя скромно, а о нем отзываются, как о шлюхе, становится обидно, и хочется дать отпор тому, кто смеет открывать рот и говорить о том, в чем не разбирается. Такая ситуация и сложилась в школе вокруг Люси, которую только ленивый не пытался очернить. Паркеру отчаянно хотелось придушить всех и каждого, кто открывал рот, чтобы сказать очередную гадость в адрес Лайтвуд.
И теперь они все лили слезы на могиле девушки. Это казалось Паркеру очередной плохо срежиссированной постановкой, в которой заправляла Кристина Вильямс. Присутствие всех сожалеющих, которым, на деле, наплевать на Люси, смотрелось довольно нелепо. А отсутствие Ланца, действительно, превращало трагическое событие в фарс. Позвать всех, кому ровным счетом наплевать на произошедшее, оставив за бортом человека, которому Люси была дорога.
Размышления о Кристине, как всегда, вызвали в душе Эшли очередную волну черной ненависти. Поняв, что ему надоело валяться на кровати, подобно овощу, он вновь попытался принять сидячее положение, а потом уже и встать на ноги. Держась за стену, он сумел добраться до ванной комнаты. Лезть в ванну не рискнул, просто пустил холодную воду и сунул под нее голову, в надежде, что тяжесть пройдет, и появятся светлые мысли. Хотя бы пара. А не сплошные мрачные размышления о мерзких людях и несправедливости жизни...
Ближе к вечеру Паркер чувствовал себя, пусть и не особо счастливым, но живым. До этого его не покидало ощущение, что он – зомби. В голове, несмотря на принятое обезболивающее, все ещё присутствовали отголоски боли. Придав себе товарный вид, он спустился вниз и даже героически попробовал что-то съесть. Чем-то оказалась жидкая овсяная каша, нечто вроде привета из соседнего дома, а еще крепкий чай с лимоном и сахаром. Желудок все равно отказывался принимать пищу. Эшли с трудом глотал склизкую овсянку, думая о том, что она похожа на мерзких слизней, когда варится без соли и сахара, да еще и комковатая. Глядя на мать, поедающую картофельный суп хотелось рыдать. Потому что суп пах аппетитно, но стоило только потянуться к нему, как тут же возвращалась давняя знакомая – тошнота. И снова приходилось давиться полезной овсянкой, призванной производить целительный эффект.
Отказавшись от добавки, Эшли вновь отправился в свою комнату, прихватив бутылку ледяной минералки из холодильника и полотенце. Приложить к голове, как сам сказал. В общем-то, именно это он и собирался сделать.
Но, добравшись до комнаты, поменял планы и направился к окну. Распахнул его настежь. На соседнем окне, немного свесившись через подоконник, лежал Дитрих. Волосы у него были спутанными, скорее всего, он в отличие от Паркера еще не совсем оклемался, потому и забыл причесаться. Хватило его только на то, чтобы доползти до окна и подышать свежим воздухом.
Да и вещи были прежними.
– Добрый... день, хотя, в принципе, уже почти вечер, – произнес Паркер, впервые мелькая в окне без сигареты в руках.
Курить ему сейчас тоже не хотелось. Голова и без того побаливала. Если бы Эшли «порадовал» организм очередной порцией никотина, тот отреагировал бы неоднозначно, вернув прежнюю боль, рядом с которой эта казалась детским лепетом, на место.
Ланц вцепился ладонями в подоконник, словно без этого мог бы полететь вниз, и поднял на соседа взгляд. Выглядел он более-менее прилично. А, учитывая то, сколько он выпил, так вообще отлично смотрелся. Только что в порядок себя не привел и поражал общественность неопрятным внешним видом.
Это было очень странно, учитывая любовь Дитриха к своей персоне и его желание всегда выглядеть на все сто. Это было закономерно, учитывая то, по какой причине он напился до стадии знакомства с зелеными человечками.
– Бывали и лучше, – прохрипел Ланц, вновь утыкаясь лбом в подоконник, а руки свешивая вниз. – Не очень-то он добрый. Ты я смотрю, уже в себя пришел? Завидую... Мне все ещё очень и очень хреново.
– Ты выпил почти в два раза больше.
– Не считай за мной, – в любимой манере попытался огрызнуться Дитрих и тут же схватился за голову, напомнившую о диком похмелье очередной острой вспышкой боли.
– Не считаю, – примирительно выдал Эшли, понимая, что ничего хорошего из перепалки все равно не выйдет. Да и не видел он смысла в очередной ругани. – Я просто констатирую факт.
– Не действуй мне на нервы. Иди и кост... коньст... Умничай в другом месте, – злобно выдал Ланц, поняв, что сложное слово ему сейчас повторить не под силу.
Эшли был весел, задорен и уже чувствовал себя прекрасно, а его все еще мучило жуткое похмелье. Таблеток, снимающих его последствия, в доме не оказалось, и теперь Дитрих не знал, куда себя деть, на какую стенку залезть, в попытках избавиться от дикой головной боли. Холодный воздух немного облегчал страдания, но это была капля в море.
– Совсем плохо? – жалостливо спросил Паркер.
– А по мне не видно? – ворчливо поинтересовались у него.
– Ты главное никуда не уходи, – выдал потрясающую мысль Эшли, за которую Дитрих готов был прямо сейчас послать соседа куда подальше.
Предположение, что он куда-то уйдет, звучало, как насмешка.
Паркер на время скрылся в комнате. Ланц от нечего делать начал считать проезжавшие по улице машины, особо отметив одну. Он хорошо помнил все машины соседей, но такой среди них точно не было. Не особо брендовая, вполне обычная машина. Черная «Ауди» остановилась напротив дома Паркера, задняя дверь открылась. Сначала девушка выставила на асфальт одну ногу, обутую в ботильон на умопомрачительном каблуке, затем вторую, а после и сама появилась. В черных обтягивающих штанишках, на боку которых болталась пара металлических цепочек. Верхняя часть туловища была упакована в черную же куртку, а глаза закрывали темные очки, будто девушка боялась быть узнанной. Во всяком случае, складывалось впечатление, что она – звезда, случайно попавшая в тихий район, где обитают преимущественно рабочие вроде матери Паркера и офисный планктон вроде отца Дитриха. Девушка осмотрелась по сторонам, а потом решительно направилась к соседнему дому.
Со второго взгляда Ланц её вспомнил. Та девушка, с которой он застал Паркера, во время общения с Керри по скайпу.
Как её зовут, Дитрих не знал, да и желания узнавать не возникало. Напрягало только то, что Эшли почему-то продолжает с ней общаться, хотя, вроде бы сейчас считается парнем Керри. Немного странно говорить о том, что он её парень, учитывая расстояние, разделяющее их, но... Но это и не повод тянуть в койку каждую девицу, что рядом показывается.
Пока Дитрих, переполняемый праведным гневом за поруганную честь сестры, придумывал слова для обличительной речи, Паркер появился в окне, держа в руках упаковку с лекарством.
– Или лови, или уворачивайся, – произнес назидательно, прежде чем бросить в Дитриха своеобразной гуманитарной помощью.
Коробка приземлилась у самого края подоконника, почти влетела в комнату Ланца. Дитрих ошарашено посмотрел на соседа. Он после попойки вряд ли смог бы сохранить координацию. Сам бы скорее из окна выпал.
– Спасибо, – прохрипел чуть слышно. – Но да оставим благодарности на потом. У меня к тебе есть вопрос. Такой каверзный, очень каверзный вопрос, – это произнес уже громче и достаточно грубо.
Голос у него сейчас звучал отрывисто, лающе. Он и обычно так разговаривал, но теперь, когда он хрипел, звучало довольно устрашающе, словно он дико зол на Паркера. Еще немного и кинется его душить.
– Что за вопрос?
– Как ты объяснишь мне свое гостеприимство?
– В смысле? – снова не понял Эшли.
