кирпичом и на полном серьезе заявляет, что ему все равно. И ему, на самом деле, все равно, потому что у него свой стиль жизнь, свои стремления и свои определенные цели. Таких людей Дитрих уважал, и к таким относил себя самого. Был еще и второй тип людей равнодушных. Те, для кого равнодушие было не стилем жизни, а попыткой не привлекать к себе внимание. Такие люди вызывали тихое раздражение. Ланц прекрасно понимал, почему они начинают сливаться с толпой. Потому что у них на лбу крупными буквами написано «лузеры». Кто-то когда-то вбил в их голову эту мысль, а они, вместо того, чтобы попытаться опровергнуть данное заявление, сами прониклись идеей, поверили в свою никчемность и теперь жили так каждый день, равнодушно, бесцветно, неряшливо. Ни к чему не стремились, ничего не добивались.
У них была только одна цель в жизни, хоть как-то прожить очередной день. Не биться за улучшение, а просто плыть по течению. Такие люди вызывали непреодолимое желание пнуть их побольнее, раз уж они сами позволили вытирать о себя ноги.
Ланц ненавидел школьную иерархию.
Она всегда казалась ему неправильной. Раздражали и вызывали рвотный рефлекс те, кто кичился своим положением в обществе, стремился ставить себя выше других, при этом оставаясь обычными ничтожествами с завышенной самооценкой. Они самоутверждались за счет других, повышали свой авторитет, забивая, не только морально, а иногда и физически тех, кто был слабее и не мог достойно ответить на выпады местных «царьков», вообразивших себя невесть кем.
Впрочем, пострадавшей стороне Дитрих нисколько не сочувствовал. Такие люди, слабые духом, тоже вызывали у него неприятие и отторжение, как антитела, не сумевшие прижиться в организме, а оттого погибшие. Он знал, что закон каменных джунглей немногим отличается от закона естественного отбора: «Выживает сильнейший». И, если природа того требовала, нужно было доказывать, что ты в числе сильнейших. А не наматывать сопли на кулак, прячась по углам от своих обидчиков.
Это было противно и мерзко, смотреть на тех, кто разводил сырость при малейшей неприятности, свалившейся на их головы. Достаточно было один раз дать достойный отпор, и все мгновенно прекратилось бы, но есть такой тип людей, что, начав с позиции пешек, так навсегда и останутся пешками, даже если у них однажды появится возможность взойти на престол и немного посидеть в королевском кресле. За своими жалобами на жизнь и стонами о несправедливом обращении они не заметят, что вместо одной закрывшейся двери перед ними открылось две новых, они так и будут смотреть на стену, где нет никаких дверей. Такие люди не заслуживали жалости, они вызывали непреодолимое желание все-таки добить их.
Слабость видна всегда, так же, как и сила.
Слабость – это отвратительно.
Она позволительна лишь за закрытой дверью спальни. Никто и никогда не должен знать, скольких усилий стоит сохранить лицо и не сорваться в определенный момент. Если при малейшей неприятности раскисать и бросаться в слезы, эффект в итоге получишь противоположный тому, которого ждешь. Первые несколько раз тебя пожалеют, погладят по голове и скажут пару приятных слов, а потом ты просто начнешь раздражать всех своими слезами, и на тебе начнут отрываться. Школа – это проверка на прочность. Там каждый сам за себя, даже самая крепкая дружба не дает гарантии того, что однажды твой лучший друг или подруга не станет врагом. Можно, конечно, быть наивным, доверчивым идиотом и верить в искреннюю школьную дружбу, но только не нужно потом жаловаться, когда лучшая подруга, увидев, что ты падаешь, толкнет тебя сильнее, чтобы ты не просто упала, а еще и голову расшибла. А лучший друг при первой же возможности уведет девушку или же ещё какую-нибудь гадость сделает.
В его прошлой школе было много неприятных случаев.
Могли подраться не только парни, но и девчонки. Они цеплялись друг другу в волосы, полосовали друг другу физиономии ногтями, не стеснялись в выражениях... А на следующий день снова ходили под ручку и на каждом углу кричали о своей дружбе. Где в этих отношениях скрыта дружба, Дитрих даже не задумывался, все равно не смог бы понять. Приблизительно такая же дружба, как у тех девчонок, могла ждать его с Паркером. Постоянства никакого, все время, как на пороховой бочке. Один взгляд и короткий обмен любезностями решил все, поставив их по разные стороны баррикад.
Дружба тоже считалась, своего рода, слабостью. Потому что за этим словом можно было скрыть все, что угодно, в том числе и помыкание одного друга другим. Школьная дружба понятие относительное и чаще всего, не имеет ничего общего с тем, что подразумевается под этим словом, в принципе. Школьная дружба – это все равно, что болото, в котором погрязнешь и не заметишь, как тебя утопили только чтобы, встав тебе на плечи, самим подняться на поверхность воды. Обычно дружба подразумевает бескорыстие с обеих сторон, желание и возможность помочь при случае, причем, опять же взаимное. Школьная дружба зачастую – это король и свита. Несколько неудачников, готовых ради славы наступить на собственное «я» в угоду кому-то постороннему, бегают по пятам за возомнившим себя центром мира придурком, льстят ему, говорят приятные слова, поддерживают его начинания. Любые, независимо от того, есть ли в них смысл, или же эти начинания можно смело номинировать на премию «маразм года». Второй вариант, кстати, встречается гораздо чаще, чем первый. То, что в школьные годы многим кажется невероятно крутым поступком, по прошествии нескольких лет переходит в категорию стыд и позор всей жизни.
Ланц искренне недоумевал, почему все так рвутся стать королями или же на худой конец свитой. Он прекрасно знал, что школа и все, что за её пределами – это разные вещи. Те, кто был всем, там зачастую становятся никем. Они никто, звать их никак, и вообще мало кто сможет вспомнить, чем прославилась та или иная личность, считавшая себя невероятно гениальной или гениальным во время обучения в школе.
Взрослая жизнь и мирок школьный редко пересекаются. Во взрослой жизни быстро избавляют от ненужных иллюзий, снимают розовые очки, превращая их в мелкое крошево. Те, кто был неудачниками, иногда преодолевают свои комплексы и выбиваются в люди, а иногда так и остаются на прежнем уровне развития, тщательно пестуя и взращивая все то, что следовало бы незамедлительно откинуть от себя, как можно дальше. Все те же пресловутые страхи, сомнения и комплексы. Но нет, серые мыши никак не могут избавиться от своего амплуа, старательно поддерживают этот имидж, а потом по ночам плачут в подушку, начитавшись выдуманных историй о любви самого красивого парня в школе к дурнушке. Это такая блажь, о которой могут мечтать лишь излишне наивные девочки. Видимо, никогда не сталкивавшиеся с жестокой реальностью.
Не может главный красавец школы влюбиться в бледную забитую тень. Он может просить у нее тетрадки с домашним заданием, но это будет лишь просьба о списывании, а никак не тайный смысл и не намек на большое светлое чувство. Оно как было, так и останется, лишь в воображении дурнушки. Идеология такого плана давным-давно устарела, и не правы те, кто продолжает без соли и сахара глотать надуманные истории Золушек, которые получают свое счастье исключительно за доброту. Чаще всего, такими наивными девами пользуются, вытирают об них ноги, но никогда-никогда не возьмут замуж, потому что жениться мужчины предпочитают на девушках красивых. Золушка может прекрасно мыть тарелки и готовить завтраки, кутаясь при этом в старый ситцевый халат, но... Стоит только на горизонте появится красотке с ногами от ушей, умеющей мыть посуду и переворачивать гренки на сковороде, Золушка тут же получит отставку, вместе со своей чистой душой и любящим сердцем. В конце концов, замуж выйти предлагают не душе и не сердцу. Рядом хочется видеть человека интересного внешне. По сути, в некоторых случаях брак – это тоже своего рода показуха. Хочется похвастать перед другими тем, что вторая половинка красивее, чем у многих, а потому дурнушки снова в проигрыше. А полчища совершенных внешне вампиров и оборотней сваливаются на дурнушек, живущих в провинциальных городках, лишь в сказках, не самых интересных, надо сказать.
Проводив Эмили до гостиницы, (она, как выяснилось, приехала всего на пару дней, на какую-то конференцию, где вместе с группой других учеников представляла свою школу), Паркер вернулся домой и теперь откровенно скучал. Мать дома так и не объявилась. Забредя в кухню, Эшли обнаружил на холодильнике записку, суть которой сводилась, что его мать задержится. У неё намечался какой-то девичник. Судя по всему, обыкновенное чаепитие с соседками. Видимо, родительница Ланца решила влиться в их дружный коллектив. Эшли нисколько не удивился бы, узнав, что у нее это получилось. Почему-то Паркер не сомневался, – она намного лучше своего сыночка.
Почему его так взбесило появление новенького, с ходу пояснить он не смог бы. Просто при виде
