Просто перед визитом к врачу постарайся припомнить любые детали, связанные с твоим состоянием. Я не могу посоветовать тебе специалиста сразу, я ничего не знаю о вашей стране. Но я могла бы выяснить и связаться с тобой позже, если ты сочтешь возможным оставить мне визитную карточку — прости, у меня нет пелефона вашей системы, я не смогу принять контакт напрямую.
— Госпожа Мураций, — в голосе Викары на мгновение прорезались прежние нотки профессионального допросчика, — и все-таки скажи, почему ты помогла мне? Неужели мои вопросы тебя не разозлили?
— Я врач, госпожа Викара. Я обязана помогать людям, особенно если помощь настолько проста. А вздо… нетерпеливых пациентов в своей жизни я навидалась куда больше, чем хотелось бы. Так что насчет визитки?
— Спасибо, не стоит… — корреспондент «Свечи» еще раз потрогала висок, словно не веря в избавление. — Я сумею найти врача сама. Я просто не думала, что проблема решается. У меня и мать, и бабка мигренями страдали, и никто помочь не мог. Говорили, что только опасная операция… Так что я даже и не тратила зря время.
— Понятно. Займись проблемой безотлагательно, госпожа Викара. Ты ведь еще и журналистка, головная боль и вызванная ей раздражительность не лучшим образом сказываются на твоей профессиональной деятельности. На тебе лежит слишком много ответственности перед обществом, чтобы позволить недомоганию влиять на четкость твоих суждений.
— Скажи, ты действительно в это веришь? — задумчиво спросила Викара.
— Во что? — не поняла Карина.
— В то, что сейчас сказала. В ответственность перед обществом. Можешь отвечать откровенно, я отключила запись.
— Госпожа Викара, я не понимаю вопроса. Каждый несет ответственность перед обществом, в котором живет. У кого-то она больше, у кого-то меньше, но она есть у всех. Нельзя жить в обществе и оставаться свободной от него. Ты как-то странно на меня смотришь — я сказала что-то не так?
— Ты сказала то, что я слышала от политиков тысячи раз. Беда в том, что ты первая, в чью искренность я почему-то поверила.
Викара еще раз потерла висок.
— Пожалуй, с интервью пора заканчивать, — насмешливым тоном сказала она. — А то я еще расчувствуюсь и разрыдаюсь на глазах у всех, что сильно подмочит мою репутацию стервы-журналистки. В благодарность за помощь, так и быть, поищу другие мишени. Всего хорошего, госпожа Мураций.
Она повернулась и пошла куда-то в дальний конец зала, задумчиво лавируя между гостями.
— Впервые вижу ее такой, — удивленно заметила Марица. — Она обычно не церемонится с теми, с кем беседует. И является без спросу и приглашения, когда вздумается. Она весьма влиятельный журналист и у нее очень влиятельный… покровитель, так что я не могу просто так отказать ей от дома. Но репортажи у нее просто хамские, и иногда у меня возникает желание выгнать ее отсюда взашей раз и навсегда. Я уж думала, мне вмешиваться придется…
— Она паскудная сука! — резко сказала Ольга. — Я вспомнила — именно она написала статейку про господина Медведя.
— Она просто человек, такой же, как и остальные, — покачала головой Карина. — И куда несчастнее, чем другие. Мигрень — одна из худших болезней. Она воздействует непосредственно на мозг, на способность воспринимать мир легко и с радостью, озлобляет и ослабляет даже сильных людей. Ей следовало обратиться к врачам давным-давно, и ее бы быстро вылечили. Мигрень уже много лет лечат за период-другой просто терапевтическими методами, только в сложных случаях прибегают к хирургическому вмешательству. Но ведь люди боятся идти к врачу до тех пор, пока не становится поздно…
— С тебя прямо Колесованного писать можно, — хмуро сказала Ольга. — Тот тоже заповедовал врагов своих прощать. Марица, есть там кто-то еще в очереди на знакомство?
— А как же! — преувеличенно-коварно ухмыльнулась графиня. — Целая толпа. Все, кто в зале, можно сказать. Вон как раз парочка переминается с ноги на ногу, они следующие…
И карусель незнакомых лиц закрутилась снова.
В десять часов Карина почувствовала, что ее неудержимо тянет в зевоту. Проекция, запрограммированная на имитацию естественных циклов, ровно в полночь начала изображать сонливость. После третьего деликатного зевка в ладошку, когда она уже почти было решила отключить псевдоусталость, графиня Марица подхватила ее с Ольгой под локотки — та тоже то и дело терла глаза — и отвела в сторонку, к панорамному окну, за которым царила ночь, разгоняемая яркой иллюминацией уличных фонарей.
— Ну что, девочки, притомились? — заботливо поинтересовалась она. — Потерпите еще чуть-чуть. Присядьте куда-нибудь в угол и отдохните. Крош скоро приедет. Он определенно обещал явиться около полуночи.
Она махнула рукой, и тут же возле них материализовалась молодая девушка в наколке и с подносом бокалов. Карина смутно вспомнила, что видела ее на кухне. В бокалах, судя по цвету и запаху, оказался ее любимый джусовый сок.
— Спасибо, госпожа, — поблагодарила она, взяв один бокал и прихлебывая. Глаза девушки изумленно расширились, и она неуверенно взглянула на графиню.
— Спасибо, Муалка, — невозмутимо произнесла та, тоже принимая бокал и протягивая второй Ольге. — Госпожа Карина, вообще-то в нашем прогнившем аристократическом обществе не принято благодарить слуг за то, что они делают свою работу. Однако, — она иронично прищурилась, — когда нас не видит и не слышит никто из высокородной публики, можно вести себя и по-человечески.
Она подмигнула Карине и движением руки отпустила мгновенно испарившуюся Муалку.
— А кто такой господин Крош? — неуверенно осведомилась Карина, отхлебывая сок и наслаждаясь его тонким кисло-сладким вкусом.
— Оой-граф Крош Сноповайка — министр внешних сношений Четырех Княжеств, — светским тоном, словно рассуждая о погоде, пояснила Марица. — Он, кстати, просил извиниться, что так задержится, но твой визит оказался для него большой неожиданностью, и он не смог вот так сразу изменить расписание. О, кстати, легок на помине, если я еще не разучилась узнавать министерские номера. Только что-то его необычно много, аж три машины сразу…
По ярко освещенной дороге от ворот к парадному крыльцу стремительно катили три автомобиля — длинных, черных, с наглухо тонированными стеклами и абсолютно идентичных. У крыльца они резко затормозили, и из первых двух горохом посыпались люди с короткими автоматами и в странной униформе — темно-синих мешковатых комбинезонах с красным паутинным рисунком на груди. Ольга резко втянула воздух сквозь сжатые зубы.
— Не может быть… — потрясенно пробормотала она.
— Ну, с Талы станется такой фокус устроить! Сейчас выясним точно. Стойте здесь! — приказала Марица и, подобрав подол, бегом бросилась к выходу в холл. Гости провожали ее удивленными взглядами. Люди в комбинезонах в это время рассредоточились вокруг крыльца, и из задней машины выбралась и стремительно взбежала к невидимому из окна входу плотная группа в такой же униформе.
— Не может быть… — повторила Ольга, и в ее голосе явно прорезался ужас. — Откуда… Почему…
— А что происходит? — почему-то шепотом спросила Карина.
— Они одеты в форму дворцовой гвардии, — слабо проговорила стремительно бледнеющая княженка. — И я определенно узнала Топтобоя — его личного телохранителя. Ой, мама… Но почему он почти без охраны?
Словно в ответ на ее вопрос за окном сначала тихо, а потом все громче и громче застрекотали вертолетные винты, и два огромных реактивных геликоптера, вынырнув из темноты, стремительно приземлились на парковочные площадки по бокам особняка, каким-то чудом не задев ряды лимузинов. Из них начали выпрыгивать люди в такой же синей униформе, рассыпаясь по лужайкам и парку и исчезая в темноте.
Несколько секунд спустя в зал стремительно вошел невысокий коренастый мужчина в невзрачном
