– Я не хочу звать домой друзей на день рождения, – выпалил я, пихая градусник обратно маме в руки.
– Ты поссорился с Никитой! Я так и знала! Поэтому такой грустный?
– Дело в другом, – я собирал мужество по крупицам. – Хочу взрослый день рождения. Без родителей.
– Ты не хочешь отмечать вместе с нами? – оторопела мама.
Я готовился к худшему. Страшнее всего была не ругань, а если она тихо заплачет и запрется в ванной комнате. Мама выдерживала паузу, которая и не снились Большому театру. Она вращала глазами, переводя взор с меня на папу и обратно.
– Ты это слышал? – сказала она наконец, остановив изумленный взгляд на папе.
Ну ясное дело, что он слышал: глупый вопрос, который лишь оттягивал расправу надо мной.
– Я уже всю голову сломала, придумывая, что приготовить целой ораве тинейджеров. И куда запрятать золото и Риту? А он, оказывается, не хочет дома справлять!
Тут мама распахнула руки, а затем обняла меня и даже чмокнула в щеку.
– Ты раньше не мог сказать? Я бы уже неделю спала нормально!
– Не понял, ты не сердишься? – Теперь пришла моя очередь таращиться.
– Да у меня гора с плеч! – Мама выглядела вполне искренней и счастливой. – Давай, те деньги, что мы с папой думали на стол и подарки потратить, тебе отдадим. Сходишь с ребятами в боулинг или в кино.
Я ушам своим не верил. Даже боялся, что сейчас проснусь и все это окажется обманом.
– А я давно говорил, что пора Бориску оттаскивать от твоей юбки, – комментировал папа. – А ты все: «Он не готов, испугается».
Мне уже самому хотелось расцеловать предков. Они у меня были что надо! В тот момент я даже решил, что обязательно познакомлю их с Ингой. Только позже, когда еще немного возмужаю. Пока страшновато…
Небесные фонарики
Впервые за долгие годы я был рад вернуться в школу после каникул. И вы, конечно, не ошибетесь, решив, что все это из-за Инги. Теперь она снова была рядом – каждый день! Я просто знал, что она сидит в соседнем кабинете, и на душе становилось спокойно, радостно. Зато Бочкину приходилось несладко. Каждое утро я выходил из дома пораньше, чтобы хоть мельком увидеть, как у Инги краснеют щеки и нос на утреннем морозце, когда она идет к школе по нашему скверу. А после уроков я тоже задерживался, чтобы поглядеть – дошла ли она до дома в целости и сохранности. И Бочкин всюду следовал за мной. Он, конечно, тягостно вздыхал, мучился от холода, но не покидал друга.
– Слушай, старик, да подойди уже и поговори с ней, – бурчал он, когда становилось совсем невмоготу. – Сколько можно хвостом болтаться?
– Обязательно! После уроков подойду, – обещал я перед школой. – Непременно, завтра утром! – клялся вечерами.
Особенно мне нравилось незаметно провожать Ингу после уроков. В сквере на дороге было жутко скользкое место, вечно на нем кто-нибудь наворачивался. Вот я представлял, как Инга начинает падать, и тут подбегаю я – молниеносный и незаменимый. Подхватываю Ингу на руки и несу подальше от Бочкина, чтобы он уже ничего испортить не смог. Но падать продолжали лишь сухонькие старушки или грузные женщины на высоких каблуках. Бочкин только и успевал их ловить, пока я предавался мечтам. И любовался, как Инга отталкивается ногой и летит в своих сапожках на плоской подошве по льду. Школьная сумка с одной стороны парит, мешок со сменкой – с другой, как крылья. Лихо катится, уверенно. Все ей нипочем.
А еще к нам с Бочкиным часто Фирсова прилипать стала. Как только я сказал, что дружить готов, – ее прямо подменили. Даже общественную работу иногда откладывала, чтобы с нами после уроков шататься. Но раз уж я пообещал себе добрые дела творить, Катьку не прогонял: чувствовал себя в ответе за нее. Человек только людям открылся, нельзя же отталкивать. Хотя, конечно, тяжело с ней было. Как начнет рассуждать о физических процессах, химических реакциях или геометрические фигуры сапожищем по снегу вычерчивать – скука смертная, хуже, чем на уроке Эры Филимоновны. Зато некоторые предметы я хорошенько стал подтягивать. Получалось, что я выполнял домашку на свежем воздухе. А один раз за нами даже Сопыгин увязался. Как ни крути, тот день, когда мы зал вместе убирали, сплотил нашу компашку. Лишь Инга всегда была где-то далеко, вечно окруженная какими-то ребятами. Ее постоянно о чем-то спрашивали, советовались, рассказывали последние школьные новости. Ингу звали на помощь, если требовалось за кого-то заступиться или решить важный спор. Ей доверяли, она всегда говорила честно и откровенно. Никому не пыталась угодить, никого не желала задобрить. Только теперь я думал об одном – а саму Ингу есть кому защитить? Не от других – тут помощи не требовалось. От самой себя, от придуманного образа гордой атаманши. Ведь никто, кроме меня, не замечал, какая она хрупкая и нежная. Даже Сопыгин по-прежнему считал Ингу выскочкой, хотя всегда становился задумчивым и терял аппетит, если разговор заходил о ней. Не знаю, сколько времени все могло продолжаться таким образом, если бы не произошла одна удивительная история.
Мой день рождения был обычным будним: никто не раскрасил его красным на календаре, никто не отменил уроков. Учись, набирайся знаний, скучай или дрожи от страха в ожидании вызова к доске. В общем, все радости школьной жизни. Я и подумать не мог, что готовят мне ребята!
На последнем уроке в класс зашла Алла Олеговна.
– Адаскин, с вещами на выход! – строго сказала она.
Я чуть не поседел, будто завуч была панночка, а я Хома Брут из повести Гоголя «Вий». И что такого мог натворить? Вроде не прогуливал в последнее время, даже учиться стал лучше. Но пришлось покидать в рюкзак учебник, тетрадь, ручки и выйти за дверь.
– Пошли! – скомандовала Алла Олеговна.
– А что случилось? – спрашивал я. – Требую объяснений!
– Будут тебе объяснения, – заверила завуч. – Спускайся в раздевалку, одевайся и жди меня у двери в полной готовности через пять минут.
Пока я напяливал свой пуховик, в голове проносились всевозможные варианты. Меня сейчас отправят чистить снег на пришкольных дорожках? Опять Фирсова проявила ненужную инициативу, сказала, что я дворником мечтал быть? Или таскать что-то заставят: машину с новыми стульями разгружать? Так случилось однажды, мы их по цепочке передавали. Но сейчас не было видно никаких других ребят из цепочки. Один я ошивался в раздевалке – урок-то еще шел. Охранник на меня поглядывал, но молчал, разгадывал кроссворд. Да, хорошенький вырисовывался день рождения – под конвоем завуча.
Алла Олеговна вышла ко мне вся в мехах и какая-то загадочная. Я даже подумал, что она могла бы быть красивая, если бы не работала завучем.
– Куда идем? – я придержал ей дверь.
– На школьную спортивную площадку, – указала Алла Олеговна.
Странно, удобнее было бы выйти туда с черного хода. Мы зашли за школу. Тут я увидел нашу площадку и прямо одурел от удивления. На ней стояли ребята из нашего класса. А еще Бочкин, Сопыгин, Генка с Алиной и главное – Инга! В руках у них было что-то непонятное. Какие-то разноцветные шары или вазочки, я никак не мог разобрать. И тут вперед вышла Катька Фирсова. Она изобразила руками какой-то непонятный жест, и сразу после этой отмашки ребята грянули неровным хором:
– С днем рож-де-ни-я!
Я прямо завалился плечом на Аллу Олеговну от удивления. А она смеялась, будто совсем молодая.
– Ну как, здорово я придумала? Хороший сюрприз? – к нам подошла Катька, она была жутко гордая. – Алла Олеговна, спасибо, что подыграли!
– Да ладно, – будто стесняясь, отмахивалась завуч.
– Ничего себе! – я до сих пор приходил в себя. – А что это такое у всех в руках?
– Это же небесные фонарики! – Фирсова впихнула мне в руки какой-то бумажный кокон сочно-зеленого цвета. – Сейчас запускать будем.
– Куда запускать? – не сразу сообразил я.
– В небо, куда же еще. Ты что, не видел этого раньше?
Я вспомнил, что слышал о таких фонариках: кажется, их еще называли китайскими. Или видел по
