хотя бы попытаться.
— Я согласна, — быстро сказала Алиса и тоже встала. — На крови надо клясться? Или достаточно договор о намерении подмахнуть?
— Договора будут потом. Много, — улыбнулась Анна-Лиза и ударила пальцем о палец. Отошла немного назад и залюбовалась своей находкой. Перед ней во всём блеске своего будущего могущества предстал новый шемобор. Лишь на миг в самом начале пути учителю удаётся увидеть, каких высот достигнет его новый ученик, но этого бывает достаточно. Пройдёт несколько лет — и даже Димсу подавится завистью и перегрызёт себе локти, когда увидит, кем стала эта девочка!
Алиса прикоснулась к щекам кончиками пальцев. Она тоже почувствовала блеск своего будущего могущества, но не поняла, что это было.
— Я ничего не понимаю. А я люблю всё понимать. Поэтому рассказывай по порядку, — почти приказала она.
— Теперь сворачивать с лавочки поздно, а значит у нас с тобой масса времени, — повествовательным тоном начала Анна-Лиза. — Для начала забей себе в нос, что есть мунги, а есть — шемоборы…
Денис проводил Дерезу до дверей её дома и приехал на работу в полной уверенности, что его уже ждёт разъярённый Константин Петрович и штраф за опоздание, исчисляющийся в четырёхзначной сумме. Но вышло так, что он опередил и сестёр Гусевых, и Шурика с Лёвой и Наташей. Традиционная пятничная летучка началась почти в три часа, все ждали Виталика, который ни в каких важных операциях не участвовал, а просто воспользовался случаем, решил немного позагорать на крыше, и забыл обо всём.
Когда Цианид обагрил клыки кровью нерасторопного Техника, когда все расселись в «летучешной», согласно желанию своей левой пятки, когда обязательные шутки были пошучены, шеф постучал пальцем по плафону своей настольной лампы. Звук вышел гулкий и тягучий, словно плафон был из меди, а палец Даниила Юрьевича — из чугуна.
— Саша, ты опять сделал невозможное. Честно, мы все думали, что эта контора, которая делает ранцы, прогорит, и нет ей спасения. Но дела у них пошли в гору, и носитель успокоился.
— Да я-то что? Это всё Алиса. А потом ещё Виталик. И Лёва тоже. Ну и Константин Петрович, хотя он делал расчеты и говорил, что ничего не полу… — затараторил Шурик.
— Это всё ты, Саша. Ты поверил в невозможное — это не очень просто, даже для тебя. А когда ты веришь в невозможное, то окружающие верят тебе — и для них это совсем легко. Ну-ка, вставай, мы тебя чествовать будем.
Шурик поднялся с места и уставился в пол. Остальные закричали, заулюлюкали, захлопали в ладоши; Галина восклицала «Браво! Бис!», Виталик вопил «Аффтор, пиши ещё!», Наташа включила на мобильном телефоне мелодию «Happy birthday to you!», Лёва притоптывал в такт ногами так, что тряслись стены, и сам дом, казалось, тоже участвовал в этой бурной овации.
На стене за спиной у шефа появилась тень. Тень удлинилась, потемнела, отделилась от плоскости и тоже стала хлопать в ладоши, широко расставляя руки. Потом выбралась в центр комнаты, обрела объём и цвет и превратилась в Кастора. Он немного подирижировал этим безумным оркестром, а потом сделал руками завершающий жест — и от веселья не осталось и следа. Шурик рухнул на своё место, в телефоне у Наташи внезапно сел аккумулятор, а остальные почувствовали себя примерно как на визите у стоматолога, который заглянул к вам в рот и подзывает ассистента фразой «Ты видал когда-нибудь такую забавную штуку? Как думаешь, с этим можно что-то сделать?»
— Работаете? — спросил Кастор. — А я вам помешаю. Раньше, при жизни, я ненавидел гадов, которые приходили и мешали работать. И что же? Теперь таким гадом стал я. Но вы не должны меня ненавидеть. Вы должны меня бояться. К тому же, в подобном климате невозможно не то, что ненавидеть или там работать — даже полноценно отдыхать. Смотрите — у вас на улице такая жара, что даже я вот-вот вспотею. В наше время такого не было! Виталик, в глаза мне смотри. Так, хорошо. Значит, вот этот медовый месяц — заканчиваем. Понял?
— Но… — Виталик затрепыхался, как пришпиленный к доске мотылёк.
— Ладно. Мне кажется, что сегодня ты обгорел, и вместо романтического уик-энда, который ты предвкушаешь, тебя ждёт не мене романтическое обмазывание сметаной и кремом от ожогов, а также постельный режим — но совсем не того рода, который ты предвкушал всю неделю.
— Я не обго… ой! — Виталик вздрогнул от прикосновения футболки к внезапно покрасневшей и словно бы истончившейся коже, передвинулся на краешек стула и грустно сказал:
— Эх, начальник, начальник. Теперь все точно зажарятся. Особенно много тепла Вероника вырабатывает именно тогда, когда ей выпадает шанс как следует позаботиться о ком-нибудь больненьком и несчастненьком. А мне… мне так нравится, когда обо мне заботятся… Что она начинает заботиться ещё интенсивнее…
— Теперь понятно, почему ты в последнее время так часто травмируешься, — констатировал шеф.
— Ну, люди мои, а теперь перейдём к главной теме нашей конференции, — объявил Кастор. И люди, забывшие было про стоматолога и его ассистента, вновь похолодели и прижались к спинкам стульев (все, кроме Виталика).
— Я восхищаюсь вами! — тем временем, продолжал Кастор. — Вы действительно — лучшие из лучших.
Если он так говорит — значит, не станет испепелять на месте, и то радость. Но, наверное, расслабляться рано, и следует ждать нового задания, ещё более сложного, чем только что исполненное.
— Мы сделали всё правильно? — озвучил общие надежды Константин Петрович.
— И-мен-но! Вы всё сделали правильно. А знаете, что творили ваши предшественники? Другие мунги, которым выпадала величайшая честь — добыть ингредиенты для коктейлей третьей ступени? Они обязательно кого-нибудь не приводили. И подсовывали вместо него обычно одного из своих, а то и просто постороннего человека, с виду напоминающего нужную часть коктейля.
— И что же? — не удержалась Наташа.
— Да ничего. Вторая ступень видела это, но покрывала своих. Всем же понятно, что найти семь ингредиентов за несколько дней — немыслимо. Спасибо, что хоть больше половины собрали.
— А третьи как на это реагировали? — спросила Марина.
— А третья ступень ничего не понимала. Они думали, что снова погрузились в мир человеческих эмоций, что опять, как и при жизни, понимают людей. Даже жалели эти маленькие, измученные эмоциями комочки плоти — насколько это возможно при полном отсутствии в их арсенале такого явления, как «жалость». И вроде бы всё проходило гладко, мунги второй ступени отирали несуществующий пот с несуществующего лба, хвалили и награждали первую ступень. Но понимали при этом прекрасно, что там, где у третьих должно было возобновиться понимание радости, или тщеславия, или страсти — зияла пустота.
— Третьи думали, что понимают — но не понимали, — задумчиво повторил Даниил Юрьевич. — Я не знал об этом.
— Да это не секретная информация. Просто ты представить не мог, что такое возможно, и не получал подтверждения.
— А какое чувство найти всего труднее? — спросил Денис.
— По-разному. В разных местах, в разное время. Вот, тридцать лет назад наши люди с Ямайки тоску у себя не углядели.
— Мы бы с ними поделились, — сказал щедрый Константин Петрович, — у нас тоски хватает! Много тоски нам попадалось — выбирай любую.
— То-то и оно. Теперь тоски много, а третья ступень не понимает эту тоску — не попробовала её на вкус и позабыла. Там, где и вы, и даже я можем её обнаружить — для них была пустота, отсутствие эмоции. У людей были проблемы — но эти проблемы как бы не считались серьёзными. Постепенно отношение третьей ступени передалось всем живущим в мире. Вспомните, как сейчас принято относиться к тоскующим? «Возьми себя в руки, тряпка! Есть проблемы — решай их. Нет проблем — не ной!» Но это так
