подготовке. Поэтому он мысленно решил впредь не слишком усердствовать, изображая праведный гнев.
— Мистер Родс?
Дасти уже стоял, дожидаясь разрешения заговорить.
— Обвинение против, ваша честь. Мистер Хендерсон использовал свою «значительную недвижимость» для выращивания марихуаны. По закону вся она, до последнего фута, подлежит конфискации как средство производства запрещенного товара. Его ничто не удержит от бегства.
Лэнг открыл было рот, но судья подняла руку, перебивая его:
— Установлен залог в миллион долларов деньгами или имуществом. У мистера Хендерсона имеется заграничный паспорт?
Лэнг взглянул на Ларри, тот покачал головой.
— Нет, ваша честь.
— Что ж, очень хорошо. Он может быть освобожден под залог в любой момент после этого слушания.
Дасти подскочил:
— Но…
— А вы, мистер Родс, учтите: пусть обвинение даже не думает о том, чтобы воспрепятствовать мистеру Хендерсону предоставить его собственность в качестве заклада. Возможно, она будет конфискована, но лишь в том случае, если он будет осужден, а эта мера — указана в приговоре. Вам понятно?
— Да, мэм, — не скрывая страха, пробормотал тот.
Судья Карвер посмотрела на часы. Кажется, она была довольна тем, как пока что проходило слушание дела.
— Ну, мистер Рейлли, какие у вас будут предложения?
Когда клиента вот-вот освободят под залог, нет смысла настаивать на скорейшем проведении процесса. Пожалуй, наоборот, лучше потянуть время, насколько возможно:
— Я предложил бы девяносто дней на следствие и процесс через шесть месяцев.
И снова Дасти подскочил, и снова судья жестом усадила его на место:
— Это будет слишком долго, мистер Рейлли. Все следственные действия должны быть завершены за шестьдесят дней, и ни днем позже. — Она повернулась к стоявшему справа от нее монитору компьютера. — Ровно через шестьдесят дней мы начнем формировать жюри.
— Что-то очень быстро, ваша честь, — осторожно пожаловался Лэнг.
— Мы здесь, в центральных округах, не привыкли тянуть, мистер Рейлли. У нас нет такой нагрузки на судей, как там, где вы обычно практикуете. Есть еще какие-нибудь вопросы? Нет? — Она поднялась. — Что ж, джентльмены, я рада, что мы пришли к соглашению.
И она исчезла.
Дасти перехватил Лэнга около лифта:
— Скажите, а вам не покажется интересной возможность сберечь деньги налогоплательщиков и прийти к соглашению, не доводя дело до суда?
Лэнг переложил портфель из правой руки в левую и нажал кнопку вызова лифта:
— Знаете, нет.
Дасти уставился на него так, словно не мог понять, всерьез ли это сказано:
— Вы шутите? Ваш подзащитный выращивал марихуану. Целыми акрами! У нас есть фотографии, свидетели… Он виновен вне всяких сомнений.
Двери раздвинулись, и Лэнг шагнул в кабину:
— Может быть, и так. А вот сумеете ли вы это доказать?
Двери закрылись, и лицо не верившего своим ушам Дасти исчезло.
Лэнг точно знал, как он будет вести защиту Ларри. Требовать отвода доказательств обвинения было бы бессмысленно и вредно. Нужно не позволить их доказать. И совершенно ясно, что начать нужно будет с любителя птичек.
На скамьях капеллы Санта-Мария дель Приорато могло поместиться около сотни человек. Через арочную дверь небольшими группами и поодиночке входили люди в черных сутанах, извещавших об их причастности к расположенной по соседству доминиканской церкви. Древние каменные стены капеллы были украшены не изображениями святых, а щитами с гербами европейских королевских родов и эмблемами современных принцев международной торговли. Здесь не было обычных для католических церквей широких витражных окон — немногочисленные окошки этого здания были очень узки и расположены высоко под потолком, как будто архитектор желал преградить доступ сюда не только людям, но и свету. Любому, кто взглянул бы на капеллу изнутри, стало бы ясно, что ее можно очень быстро превратить в неприступную крепость. Сквозь растворенную дверь открывался знаменитый вид на Ватикан. Поблизости от капеллы, в розовом саду, возвышались обелиски и другие памятники военным победам, среди которых находилась могила Пиранези, человека, считающегося основоположником архитектурного рисунка с тщательнейшей проработкой деталей и перестроившего в восемнадцатом веке эту церковь, заложенную более тысячи лет назад.
Когда вошел последний из ожидавшихся, двери на хорошо смазанных петлях бесшумно закрылись. Сверху лился неяркий свет, смягчавший старинный камень и заполнявший углы тенями. Общий разговор разбился на отдельные негромкие беседы и вовсе затих, когда по центральному проходу к роскошному мраморному алтарю проследовала одинокая фигура. Вероятно, особенности освещения в сочетании с длинной, достающей до пола мантией создавали впечатление, будто человек не идет, а движется, несомый каким-то течением.
Перед самым алтарем человек обернулся и откинул капюшон. Свет заиграл на пышных седых волосах, отражаясь от них, словно нимб. Он обвел взглядом помещение с видом человека, который сам еще не знает, что ему сказать, и заговорил по-итальянски:
— Братья, добро пожаловать. Благодарю вас за то, что вы повиновались моему призыву, невзирая даже на то, что вас только что оповестили.
Ответом ему послужил невнятный шорох, с каким люди устраивались на сиденьях, ожидая сути сообщения.
— Сегодня мы столкнулись с опасностью, равной которой не видели с тех пор, как турецкие войска четыреста лет назад осадили Вену. Она содержится в еретических документах, которые клевещут на благословенного святого Петра, краеугольный камень нашей церкви, подвергают его поношению, и оскорблениям, и насмешкам, и отрицают святость Петра и всех последующих пап как предводителей истинной веры.
Собрание гневно зашумело:
— Нет!
— Мы этого не допустим!
— Я вкратце опишу суть этой клеветы, — продолжал оратор. — Но сначала позвольте мне напомнить вам о самой природе нашего ордена. Большинство наших братьев, свыше девяноста пяти процентов, воспринимают свою принадлежность к ордену как высокую честь, налагающую на них тем не менее одно лишь обязательство щедрого пожертвования. Они не имеют никакого представления о том, чем мы занимаемся, не обладают силой воли для того, чтобы самим принять участие в этих делах. Однако без них мы не имели бы средств, которые позволяют нам существовать как ордену. Я упомянул об этом потому, что
