изображений. Другие знаки представляют письменность тех народов, на территории которых было создано или же бытовало то или иное изображение. Объем и характер нанесения письменных знаков изначально ограничен и обусловлен пределами несущих поверхностей скульптуры: это внутренняя поверхность полых скульптур, днище, гладкая часть плинта, тыльная сторона пьедестала, спина изображенного персонажа.
Знаки на внутренней стороне полых фигур носят утилитарный характер, если не случайный, проставлены обычно мастерами и связаны с рабочими моментами создания скульптуры.
Знаки на гладком плинте, передней и задней стенке пьедестала, спинке трона, спине изображенного персонажа отличны от первых по своему функциональному назначению. Надписи на скульптурах выполнены на санскрите (чтение и перевод В.В. Вертоградовой), невари и манджурском (не прочитаны), китайском (чтение и перевод В.Л. Сычёва) и тибетском (чтение и перевод Е.Д. Огневой) языках.
Санскритских надписей, написанных брахми, всего две. Обе они воспроизведены на изображениях бодхисаттв Авапокитешвары и Ман-джушри, происходящих из северо-восточной Индии (Сирпур?) и датируемых IX-X вв.4. По содержанию надписи одинаковы и, согласно В.В.Вертоградовой, «содержат своего рода кредо буддизма— так называемый закон взаимозависимого возникновения (пратитьясамутпа-да)»5. Надпись на изображении Авапокитешвары палеографически уточняет дату создания изображения, делая акцент на IX в., а надпись на скульптуре Манджушри выявляет ее соответствие типу №2 из Хишт-тепе . Учитывая важность закона взаимозависимого возникновения в системе буддийского вероисповедания, а также то, что надписи, его излагающие, размещены на изображениях Авапокитешвары (бодхи-саттвы Милосердия) и Манджушри (бодхисаттвы Мудрости), можно говорить о миссионерской предназначенности данных изображений.
Китайские надписи составляют две группы, датируемые разным временем. Надписи первой группы абсолютно одинаковы по содержанию. Они воспроизведены на изображениях бодхисаттвы Манджушри (№35-36, 38—41 )7 и будды Амитаюса8. По содержанию данная надпись носит посвятительный характер. В ее составе — девиз правления Юнлэ, соответствующий 1403-1424 гг. китайской династии Мин. Характер взаимоотношений 1-й четверти XV в., складывавшихся между минскими правителями и главами тибетских буддийских школ, позволяет предположить, что создание изображений Манджушри с такими однотипными надписями носило массовый характер, а также имело четко выраженного адресата-— представителей всех тибетских буддийских школ, прибывавших к императорскому двору со своими дарами и увозивших с собой назад в Тибет многочисленные подарки, в том числе и скульптуру. Появление такой же надписи на изображении Амитаюса, будды Бесконечной жизни, указывает на благожелательную направленность надписи и заботу ее заказчика о будущем счастливом воплощении.
Надписи второй группы также одинаковы по содержанию и однотипны с первой группой, отличаясь от нее более торжественным стилем, датой создания и тем, что все надписи нанесены на изображения
Амитаюса. Кроме девиза правления Цянь-лун, соответствующего 1736-1799 гг. маньчжурской династии Цин, указаны годы, соответствующие 1771 (№ 185-187) и 1781 (№ 181)9 этой династии. Изображения Амитаюса и приведенные годы указывают на юбилейные дни рождения императора Гао- цзуна (1711-1799) с девизом правления Цянь-лун — его 60-летие (1771 г.) и 70-летие (1781 г.). Культ Амитаюса был придворным при Гао-цзуне, заказанные изображения именно этого персонажа пантеона, выполненные к юбилейным датам, также должны были содействовать, по мысли заказчика и исполнителя, продлению долголетия правящего императора.
Надпись на маньчжурском языке (№ ЮО)10 не прочитана, но, как полагает А.Ф. Дубровин, она не имеет отношения к скульптуре, а является фрагментом надписи на металлической пластине, из которой вырезано днище11. Не прочитана также и надпись на невари, нанесенная на изображение Манджушри, происходящее из Непала (№ 110)12; орнамент и надпись выполнены по воску. Но эта надпись не единственная на скульптуре. Ниже неварской прочеканена надпись на тибетском языке. Это обстоятельство, пожалуй, можно считать свидетельством того, что скульптура побывала в Тибете или находилась там. Содержание надписи указывает на пространственную ориентацию изображения: «слева от Ринджунга» (или от Ратнасамбхавы). Появление такой надписи не случайно, поскольку таким образом указывалось не только местоположение скульптуры, но и ее принадлежность к иконографической группе «Восемь Бодхисаттв», которая обычно является частью композиции «Сукхавати», или «Счастливой земли» будды Амитабхи, где рождаются праведники, не оскверненные грязью чрева.
Надписи на тибетском языке, нанесенные на скульптуру XV-
XVI вв., не только многочисленнее, но и разнообразнее по репертуару, чем надписи на других языках. К наиболее простым знакам относятся цифровые и буквенные обозначения, определяющие порядковые номера скульптур (№ 56, 58, 83, 149, 152, 207). Их появление может быть объяснено необходимостью предстоящей расстановки скульптуры на алтаре в храмовом интерьере. Иногда помимо или вместо порядкового номера указывается пространственное расположение одной скульптуры относительно другой, как об этом упоминалось выше. Такого рода знаки обязательно имеют четко выраженную языковую принадлежность и таким образом косвенно указывают на возможное место происхождения скульптуры. Цифры и буквы (№ 56, 83, 149, 152, 207) наносятся на днище, проставляются на спинке трона или каком- либо другом неприметном месте.
К числу знаков небольшого объема относятся те, которые появляются в результате совершенного обряда освящения. Обычно это мантры, которые проставляются либо в ландже— разновидности непальского алфавита (№ 48), либо в тибетской транслитерации (№ 56)13. Их наносят на оборотную сторону скульптуры, в местах, соответствующих энергетическим центрам— так называемым чакрам: на затылке, шее, спине на уровне сердца или же произвольно по вертикали, на спине, одна мантра над другой. Присутствие мантр обычно указывает на уже совершенный обряд освящения, на принадлежность изображения к традиции северного буддизма, а их графическое воспроизведение (ланджа, деванагари, брахми, тибетский) — на возможную этническую принадлежность исполнителя письменных знаков и место происхождения скульптуры.
Объем надписи зависит от размера несущей поверхности. Обычно это гладкий плинт, тыльная сторона пьедестала или спинки трона. Большие развернутые надписи могут быть в одну (№ 49, 51, 54, 57, 58, 72) 14 или несколько строк (№ 48)15, они могут опоясывать плинт (№ 48, 143) 16. Необходимость уместить надпись соответствующего содержания на ограниченной поверхности приводила к различного рода сокращениям. Снимались как служебные морфемы ра, ро (№ 48, 58, 110), par (№ 57), mams (№143), так и знаменательные — bzhin (№ 48) или же целые слова gtsug-gtor (№ 57). Производились сокращения слов: bzhut вместо bzhugs, thamd вместо thams-cad (№ 148), bkras вместо bkras-shis. В написание отдельных слов вкрадываются описки: опускается префиксальная акшара Ьа в слове bzang. Следует также отметить присутствие санскритизмов в отдельных надписях, когда в структуру предложения вводятся санскритские заимствования (№ 49, 54).
Надпись могла содержать информацию о материале, из которого изготовлена скульптура (№ 72) 17. В качестве такого материала упоминается лимо, возможно, искаженное от li- ma18, что означает сплав для изготовления священных статуй, содержащий большой процент золота и серебра19. Однако состав сплава скульптуры (латунь, золотая паста, пигмент, грунт) не соответствует такому определению. Между тем слог И— «колокольный металл» входит в состав слов li- dmar—-«красный ли», li-dkar — «белый ли», li-smug — «тёмно-красный ли», li-ser— «жёлтый ли», означающих разные сплавы, из которых изготавливались колокола, гонги20, а термином li-khra —«многосложный (пестрый) ли» обозначается сплав, в состав которого входят золото, серебро, цинк, железо21. Поэтому, если надпись de-mo li-mo не является транслитерацией географического названия или же родового имени, предложенный ранее ее перевод «это из лимо» или «это [из сплава] лимо»22, пожалуй, имеет право на существование.
Надпись на скульптуре может быть просто именем изображенного персонажа или же его эпитетом (№ 57, 58). В таких случаях при утрате атрибутов либо иных дефектах изображения или при совпадении иконографии персонажей пантеона надпись становится единственным идентификационным определителем, т.е. Ушнишавиджая (№57) так и останется этой богиней, а Будду Шакьямуни (№ 58) нельзя будет принять за будду Акшобхью.
