— Но какое отношение все это может иметь к расследованию? Ведь все это было очень давно!
— Да, более конкретно — тридцать семь лет назад. И я не знаю, имеет ли это отношение хоть к чему-то, но все как-то сгустилось вокруг Кристиана. Мне кажется, что ответ таится в прошлом — там кроется его связь с остальными. Если она вообще существует, — добавил Патрик. — Возможно, они были лишь невинными наблюдателями и оказались в полосе огня из-за своей близости к Кристиану. Именно это нам и предстоит выяснить, и в таком случае лучше начать с самого начала.
Обгоняя на полной скорости грузовик, Паула чуть не пропустила съезд, ведущий в Трольхэттан.
— Ты уверена, что не хочешь доверить мне руль? — боязливо спросил Патрик, хватаясь за ручку над дверью.
— Нет-нет, теперь ты прочувствуешь все это на своей шкуре, — засмеялась Паула. — После вчерашнего тебе больше нет доверия. Кстати, тебе удалось отдохнуть?
Она покосилась на него, выруливая из развязки.
— Да, удалось, — ответил Патрик. — Я поспал пару часов, а потом провел тихий семейный вечер вместе с Эрикой.
— Тебе надо позаботиться о своем здоровье!
— Именно это заявила мне некоторое время назад Анника. Хватит уже со мной нянчиться! — буркнул Патрик.
Паула переводила взгляд с карты, распечатанной из «Желтых страниц» в Интернете, на таблички с названиями улиц и чуть не сбила велосипедиста, ехавшего по обочине.
— Дай мне карту. Боюсь, способность женщин делать два дела одновременно сильно преувеличена, — ухмыльнулся Патрик.
— Смотри, полегче! — ответила Паула, но напустить на себя сердитый вид у нее не получилось.
— Если ты сейчас свернешь направо, то мы окажемся почти у цели, — сказал Хедстрём. — Встреча обещает быть интересной. Судя по всему, все документы сохранились, и женщина, с которой я беседовал по телефону, тут же поняла, о каком деле идет речь. Похоже, такое не забывается.
— Здорово, что нас поддержал прокурор. Обычно добраться до таких материалов бывает непросто.
— Повезло, — ответил Патрик, не сводя глаз с карты.
— Здесь! — сказала Паула, указывая на здание, в котором находилась социальная служба города Трольхэттан.
Несколько минут спустя они вошли в кабинет женщины, с которой Патрик беседовал по телефону — Эвы-Лены Скуг.
— Да, эту историю многие помнят, — проговорила она, выложив на стол папку с пожелтевшими листами. — Лет прошло немало, но такое остается в памяти, — добавила она и убрала с лица прядь седых волос. Выглядела Эва-Лена Скуг как типичная школьная учительница — длинные седые волосы были уложены в аккуратный узел на затылке.
— Известно было, что ситуация настолько тревожная? — спросила Паула.
— И да, и нет. Поступили заявления, что в этой семье не все в порядке, и мы сделали… — она открыла папку и провела пальцем по верхнему листку, — два посещения на дому.
— Однако вы не увидели никаких оснований для того, чтобы вмешаться? — спросил Патрик.
— Это трудно объяснить, но тогда были другие времена, — ответила Эва-Лена Скуг и вздохнула. — Сегодня мы вмешались бы на более ранней стадии, но тогда… Тогда мы просто-напросто еще многого не знали. Видимо, все происходило периодами — и наши посещения выпали на те моменты, когда она чувствовала себя получше.
— А кто отреагировал — друзья, родственники? — спросила Паула. Трудно было представить себе, что такое может происходить втайне от всех.
— Семьи не было. И друзей тоже, насколько я понимаю. Они жили изолированно, и потому все получилось так, как получилось. Если бы не запах… — Она сглотнула и опустила глаза. — С тех пор наши методы очень прогрессировали. Сегодня такая ситуация не могла бы возникнуть.
— Хочется надеяться, — проговорил Патрик.
— Насколько я понимаю, вы затребовали эти сведения в связи с расследованием убийства, — сказала Эва-Лена Скуг, придвигая им папку. — Вы обещаете обращаться с этими материалами бережно? Мы выдаем такого рода сведения только при чрезвычайных обстоятельствах.
— Мы будем соблюдать конфиденциальность, обещаю вам, — ответил Патрик. — И я совершенно уверен, что эти материалы помогут нам продвинуться в расследовании.
Эва-Лена Скуг посмотрела на него с нескрываемым любопытством.
— Какое все это может иметь отношение к сегодняшнему преступлению? Ведь прошло так много лет!
— Этого я не имею права разглашать, — ответил Патрик. Правда заключалась в том, что он и сам понятия не имел. Но с чего-то надо было начинать.
~~~
— Мама!
Он снова попытался потрясти ее, но она продолжала лежать неподвижно. Как давно она лежала так, он не знал. Ему было всего три года, он еще не научился понимать время по часам. Но за это время дважды стемнело. Темноты он не любил, и мама тоже. Вечером, ложась спать, они оставляли лампу включенной, и он сам зажег ее, когда в квартире стало трудно различать предметы. Затем он залез к ней в кровать. Они всегда спали так, тесно прижавшись друг к другу. Он уткнулся лицом в ее мягкое тело. В маме не было ничего твердого и выступающего — только мягкость, тепло и надежность.
Но этой ночью она почему-то не казалась теплой. Он толкнул ее и прижался теснее, а она не отреагировала. Потом он встал и принес запасное одеяло, хотя боялся спускаться на пол после наступления темноты, опасаясь монстров, живущих под кроватью. Однако он не хотел, чтобы мама замерзла, и сам не хотел мерзнуть. Он тщательно укрыл ее клетчатым пледом, от которого исходил странный запах. Но она не согрелась, и он тоже. Всю ночь он пролежал, дрожа от холода, ожидая, когда же она наконец проснется и этот странный сон закончится.
Когда рассвело, он выбрался из постели. Снова поправил на маме одеяло, которое местами сползло ночью. Почему она все спит и спит? Никогда раньше она не спала так долго. Бывало, она проводила в постели весь день, однако иногда все же просыпалась, разговаривала с ним и просила его принести ей воды. Временами она говорила странные вещи — в те дни, когда лежала в постели. Даже иногда кричала на него. Но все же он предпочел бы слышать ее окрики, чем видеть ее такой неподвижной и такой холодной.
Он почувствовал, как голод царапает изнутри живот. Мама, наверное, похвалит его, когда проснется, если он сам приготовит завтрак. Эта мысль его немного обрадовала, и он пошел на кухню. На полпути он вспомнил кое-что и вернулся. Взял своего любимого медведя, чтобы не чувствовать себя одиноким. Волоча за собой игрушку, вышел на кухню. Бутерброд. Его обычно готовила ему на завтрак мама. Бутерброд с вареньем.
Он открыл холодильник. Там стояла баночка с вареньем, с красной крышкой и клубникой на этикетке. А вот и масло. Он осторожно достал все это из холодильника и поставил на стол. Затем придвинул к кухонному шкафу стул и залез на него. Все это больше напоминало приключение. Он потянулся к хлебнице и взял себе два куска. Выдвинул верхний ящик стола и достал деревянный нож для масла. Мама не разрешала ему пользоваться настоящими ножами. С большой тщательностью он намазал масло на один кусок хлеба, а варенье — на другой. Затем соединил их вместе. Ну вот, бутерброд готов.
Снова открыв холодильник, он нашел на дверце пакет с соком, с трудом достал его и поставил на стол. Где хранятся стаканы, он знал — в шкафу над хлебницей. Снова влез на стул, открыл шкаф и достал один стакан. Теперь осталось не уронить его. Мама рассердится, если он разобьет стакан.
Он поставил стакан на стол, положил рядом с ним бутерброд и задвинул стул на место. Затем
